Пленник волчьей стаи - Юрий Пшонкин

Мясо ели по правилам. Женщины сначала рубили на мелкие кусочки легкие. Легкая еда — для стариков. Сердце — линглинг, сытная пища — для взрослых муж­чин. Глаза отдавали детям, глаза — настоящее лакомство. Самым дорогим гостям варили рэлеиль — язык. Окороч­ные места, межреберные и плечевые мышцы ели все. Самое вкусное мясо — икроножные мышцы, парак, тоже ели все. На кочевках их отдают в первую очередь пасту­хам. Почки не варили, их ели сырыми. И конечно, все вдоволь ели пангу — похлебку из крови с сараной и че­ремшой.

Молодые быстро ели и торопились из яранг. Они устраивали шумные игры, гоняли кожаный мяч, набитый травой, подбрасывали смельчаков на растянутых шкурах, боролись, бросали чауты из рога, которые на длинном ремне кто-нибудь раскручивал вокруг себя.

Килькут был доволен: веселым получился его послед­ний праздник родившихся оленят.

Тайнав, Атувье и Вувун сразу же после первого дня праздника отправились в стадо важенок. Светило солнце, бодрил легкий морозец. Повсюду виднелись следы зай­цев, лисиц, горностаев. Особенно много было заячьих следов. Они пересекали еще спящие подо льдами и сугро­бами речушки, протоки, уходя от них в заросли тальника, в леса. Иногда попадались настоящие заячьи дороги, по которым человек легко мог идти. Еще белели глубокие снега, но высокое синее небо, ласковые лучи веселого солнца говорили, что весна уже просыпается и скоро- скоро начнет потихоньку готовить зеленые нарты, чтобы прикатить на них в страну чаучу.

Стадо важенок находилось сейчас на берегу реки Вулвияховейм. Хорошее пастбище выбрал Килькут для важе­нок — снега мало, ягельник густой.

В этот день родился первый каюю — олененок. Пас­тухи, которые уже много раз видели рождение телят, все равно радовались и с интересом наблюдали, как входил в жизнь новый олень. Темненький каюю, с белым пятном на лбу, сначала тихо лежал возле матери. Он был оглу­шен светом, холодным снегом. Холод и снег заставили его пошевелиться. Олененок пытался встать, но сначала у него ничего не получалось. Мать-важенка между тем под­нялась и начала вяло разгребать копытом снег. Олененок снова попытался встать, но только приподнял зад — задние-то ноги у оленят от рождения сильнее. Ему уже хотелось есть. Вскоре каюю научился стоять на коленях. Прошло не так уж и много времени, как он начал «хо­дить» вокруг матери на коленях, выискивая у нее вымя.

Неподалеку от того места, где он родился, начинался склон. Передвигаясь на коленях, олененок оказался возле края склона. Он снова хотел встать на ноги и... покатил­ся вниз. Мать-важенка подошла к откосу и тревожно захоркала.

Тайнав, наблюдавший за теленком, бросился к нему, но тот, увидев приближение какого-то неизвестного су­щества, испуганно мекнул и... бросился бежать вверх, к матери. Тайнав заулыбался.

— Испугался? Хорошо, что напугался. Сразу научил­ся ходить, — крикнул он.

В тот день родились еще два каюю.

Отел — время беспокойное, самое трудное в оленном деле. Волки и росомахи всегда где-нибудь кружат рядом. Каюю — легкая добыча, и потому хвостатые особенно настырны и коварны. И другая забота у пастухов — как бы мать-важенка не бросила своего теленка. Тогда пло­хо — помрет маленький.

На другой день это случилось. У одной важенки ро­дился теленочек в рубашке из белой прозрачной кожицы. Когда он появился на свет, важенка вела себя смирно. Только все смотрела и смотрела на своего странного ре­бенка. Потом подул ветер, рубашка на каюю надулась пузырем. Важенка испуганно хоркнула и бросилась бежать от теленка-пузыря. А тот, ничего не понимая, смирно лежал под кустом тальника, там, где он и родил­ся. Подошел Вувун, разрезал пузырь.

Далеко убежала важенка. Тайнав, который все видел, пошел искать ее. Долго искал. Только к вечеру пригнал. Олененок, который уже научился ходить, жалобно сто­нал, есть хотел. Тайнав подтолкнул важенку к олененку, но та выставила рога навстречу, не подпускала.

—       Ты совсем плохая мать. Разве ты не чуешь запах своего ребенка? — сказал Тайнав и снова подтолкнул каюю. Важенка опять выставила рога.

—       Давай вязать эту дурную! — крикнул Тайнав Атувье, который как раз подходил.— Помрет теленок.

Атувье привязал важенку за куст, а Тайнав ногой тихонечко подтолкнул каюю к матери. Трогать теленка руками нельзя — важенка может тогда совсем его не допустить.

Едва каюю подошел к матери, как она ударила его копытом. Малыш снова потянулся к родительнице, но та отбросила его рогами.

—        Эй ты, бешеная! Зачем бьешь своего ребенка? Смотри, отдам тебя хвостатым,— пригрозил Тайнав и опять подогнал олененка к матери.— Совсем дурная. Пу­зыря испугалась? Нет его, нет. Смотри.

—       Давай свяжем ей ноги. Она так не допустит его до вымени,—посоветовал Атувье.

Они связали ей ноги попарно, потом сделали среднюю связку, а к поперечному ремню привязали длинный. Те­перь оленуха не могла ударить олененка копытами, но могла ходить мелкими шажками.

—       Пошли. Весь день провозился с этой дурной.

К ним подошел Вувун.

—       Я не хотел утром говорить, но сейчас скажу: к стаду подошли волки. Я видел двух на вершине той сопки.— Вувун указал на крутобокую сопку.

—       Я тоже видел трех хвостатых на гребне, когда дого­нял эту глупую важенку,— ответил Тайнав. — Смотреть надо. Ночью спать не будем.

Но первый урон стаду нанесли не волки, а крупная, серая, с белым задом, оленуха — она обглодала копытца у двух только что родившихся оленят. У нее самой уже родился олененок, но она его не тронула. Он ходил с ней. Белозадая хотела поживиться копытцами третьего олененка. Пакостница ходила вокруг молодой важенки, которая должна была вот-вот разродиться. Белозадая пы­талась зайти ей сзади. Молодая вяло сопротивлялась, выставляя рога. Наступило время родов. Оленуха легла на снег, по телу ее пробежала судорога.

Телят с обглоданными ножками первым увидел Ату­вье. Каюю пытались подняться, но тут же заваливались, оставляя на снегу алые следочки.

—        Эй, сюда! — крикнул Атувье, подзывая Тайнава и Вувуна.— Беда, беда в стаде!