Танцующая с грозой (СИ) - Сдобберг Дина

— Каяна, о чем ты просила богиню? Хоть пару слов скажи!

— Что бы Элаида могла хоть одного ребенка родить, это же несправедливо, что… — Каяна не смогла договорить, сжавшись, видимо, от новой волны боли.

Одновременно от толпы гостей в сторону девушек рванули несколько мужчин. К брату, держащему на коленях, ушедшую в беспамятство от боли, жену, кинулся Берд, откуда только и силы взялись. И, что удивительно, последний представитель рода Алгрейн, что уже много лет проживал в приюте при храме, пытаясь, хотя бы обеспечением комфорта, загладить вину своего рода перед Элаидой.

Старший муж Каяны уже обвил ее тело кольцами, притягивая к себе и закрывая ото всех руками, уговаривая не сдерживать крик и не сжимать зубы, а лучше кусать его. Рядом с ними оказались и оба других брата. И жрец, ставший опекуном нового рода. Сейчас он разговаривал с настоятельницей, та объясняла, что произошло, и от чего обе девушки сходят с ума от боли, заливая мужей своей кровью.

— Эта девочка, попросила справедливости для моей сестры, понимаешь? Даже не для себя. И ее искреннее и, действительно, чистое пожелание было услышано. Но справедливость богов не может быть однобокой. И так как с ней самой, видимо, случилось нечто подобное, то богиня и ее одарила. — Сбиваясь и волнуясь, постоянно оглядываясь то на одну девочку, то на другую, говорила настоятельница.

— Подкупленные лекари, во время родов, лишили ее возможности снова подарить дитя — пояснил жрец.

— Вот видишь, ее одарили ровно тем, чего она просила для другой, лишённой того же, что и она. Но ничего не берется из ниоткуда. Сейчас, у обеих вскрыты все те раны, что были получены тогда… Как они это переживут? Я тогда одну сестру еле вытянула, постоянно ее своей на крови держала…

Услышав слова настоятельницы, старший муж Каяны, выхватил у Риса кинжал, подаренный эльфами и висевший на поясе, и полоснул себя по запястью.

— Ну же, змейка моя, давай, вот так, по чуть-чуть, по глоточку. Ну, давай, хорошая моя, свет мой, небо мое, ещё немного — без остановок твердил наг, стараясь отдать Каяне, как можно больше своей крови, единственный способ поделится жизненной силой для тех, кто лишён магии.

— Ты что творишь? — Голос Берда полон возмущения.

— Все честно, моя жизнь во искупление вины рода. — Решительный мужской голос. — Надо как-то привести ее в чувство.

— Ты ополоумел? Ты хоть представляешь, что она сейчас будет испытывать? — Прохрипел канцлер, у которого на глазах повторялся самый страшный момент в его жизни, только сейчас, в отличие от прошлого, он держал свое сокровище на руках. Тем страшнее для него было понимание, что как он тогда мог не понять, не увидеть, в каком кошмаре оказалась его пара.

— Я могу дать возможность забрать часть боли тому, кто согласится. — Сказал белый наг. — Перетянет на себя сколько сможет.

— Так чего ты ещё не сделал? Кидай, давай — срывается на крик канцлер.

— На кого? — Спрашивает жрец, что-то чертя на земле.

— На меня — заявляет Берд- мне не привыкать к боли.

— И меня. — Отрывается от Каяны второй муж, тот самый, что прошел обряд "разделения памяти".

— Посмотрим, сколько вы выдержите. Это вам не от ножей и глеф ранения перетерпеть, это боль лютая, как сотни переломов сразу. Сейчас, все нутро-то и вылезет. — Полушепотом говорил жрец, расчерчивая вокруг обеих девушек какие-то знаки на земле.

— Так на себя возьми — заявляет Эрар.

— Не могу. Между Каяной и этими. долгая связь через ритуал и сына, у канцлера пара и жена, а значит, и с братом по крови связать могу. А я, и там, и там чужой. — Было заметно, что наг торопится. — Условия, чистосердечное желание разделяющего и постоянный контакт с тем, у кого хотите забрать его боль. Надрез на ладони по линии жизни у себя и у девушки…

Наг ещё не успел договорить, а мужья Каяны уже сгруппировались вокруг неё так, что девушка оказалась полностью окружённая кольцами своих бывших мужей. Самый младший брат, забрал девушку себе и расположил на своем хвосте. С одной стороны, возле неё был старший, который по-прежнему вливал в ее рот свою кровь, делая лишь короткие перерывы, чтобы дать девочке хоть немного отдохнуть. А средний оказался с другой, укутав ее ноги кольцами своего хвоста и сжав ее ладошку в своих руках. Старший дотянулся хвостом до Риса и рывком притянул мальчишку в этот змеиный клубок со словами: " ты нам нужен".

— Все, готово. Попробуйте закрыть глаза, и представить, что вы капля крови внутри тела. Найдите боль, словно это что-то инородное, чуждое, и попробуйте вытянуть это на поверхность. Сколько сможете…

Жрец ещё что-то объяснял, но по враз побледневший лицам мужчин, что нага, что Берда, все поняли, что ограничивать они себя не стали. Забирая, сколько могли, без остатка

И по началу, все шло хорошо. Вроде и крови стало меньше, и девушек уже не выгибало от болезненных спазмов и судорог, и даже румянец стал возвращаться на щеки девушек. Мы уже начали с радостью ожидать окончания этого страшного момента, и возможности подойти к Элаиде и Каяне, куда нас не пускали жрец и настоятельница.

Но неожиданно, обе девушки закричали и забились в руках мужчин, что были рядом с ними, и, не смотря на все усилия, облегчить их муки ни у кого не получалось.

Элина сделала несколько шагов вперёд, сосредоточенное выражение лица подсказывало, что она для себя решила что-то очень важное. Знахарка обернулась, улыбнулась мне, Мие и Армунду, словно прощаясь. Дурное предчувствие пережало грудь. Девушка сделала последний решительный шаг, встав так, чтобы образовался равносторонний треугольник, в верхней вершине которого стояла она сама, а в двух оставшихся находились Каяна с мужьями и Элаида с мужем, его братом и Алгрейном. Что-то прошептав, девушка направила руки к Элаиде и Каяне и начала нараспев читать заклинание.

— "Дыхание Целителя"- с благоговением выдохнул в стороне от меня Эрар.

— Что это? — резко обернулась к оборотню я.

— Она отдает за них свой дар и свою жизнь. — Прозвучало громом в моем сердце, набатом, бьющей в виски крови.

Теплое золотое свечение окутывало хрупкую фигурку, худеющую и сереющую на глазах, но искры-золотинки от ее рук, все смелее и быстрее неслись к девушкам.

Хлопок портала в паре шагов от Элины, и на поляну вываливается полуголый Ард, весь в синяках, ссадинах и колотых ранах, бросил всего один взгляд на орка, мечущегося по краю поляну, но почему-то, так и не сумевшего переступить ее границу, словно какая-то преграда не пускала его.

Ард, кажется, все понял сразу. Потому что и мгновения не прошло, как оборотень оказался на коленях перед Ли, вцепился в ее бедра и глядя в ее глаза снизу вверх, попросил.

— Не надо! Не уходи. Надо, возьми у меня. Все, что захочешь и сколько потребуешь, ничего не жаль. Только не уходи. Мое сердце, моя душа, мой зверь, моя жизнь в твоих руках, забирай и владей. Твоя воля — мой закон.

Время, словно остановилось. Как будто из последних сил сдерживало свой собственный бег, давая последний шанс, последнюю возможность.

Слабо улыбнувшись, Элина покачала головой в отрицающем жесте.

— Это не предложение, моя светлая, и не вопрос, — одним движением Ард застегнул возвращенный ему в королевском дворце брачный браслет своего рода на тонком, уже почти просвечивающемся запястье Элины. — Перед ликом богов и смертных, перед жизнью и смертью, я, Ардан Гордаран, объявляю Элину-травницу своей женой и владеющей моим сердцем, с этого момента и до времени последней песни, я клянусь своей кровью, душой и дыханьем, быть защитником и хранителем. Я прошу богов сплести наши жизни до последнего вздоха на пути под Луной.

Пока мы все, остолбенев, слушали разносящиеся громовым раскатом слова, Ард, оказавшийся Арданом, вскочил на ноги, притянул к себе Элину, и, прижав ее лицо к своей груди, так, чтобы её губы оказались напротив кровоточащей раны, сам прокусил проявившимися клыками кожу на шее девушки. И пока длился этот кровавый поцелуй, тело Арда словно растворялось, становясь серебристым туманом, что лентами окутывал тело знахарки, смешивался с золотистыми искрами и опутывал обеих девушек, что сгорали от боли на руках у мужей.