Легион. Психопат - Уильям Питер Блэтти

Осторожно водя бритвой по коже, Норман растерянно моргнул, и отражение в зеркале тоже моргнуло. Странно, как же он мог забыть? Да с тех пор уже, наверное, двадцать лет прошло. Конечно, время — понятие относительное. Так сказал Энштейн, но до него это знали еще древние мыслители, а в нынешнее время — многие мистики, вроде Элистера Кроули и Успенского. Норман читал их книжки, а некоторые даже имелись в его библиотеке. Мама не одобряла этого, утверждала, что они выступают против религии, но дело было в другом Просто когда он читал книжки, он уже не был ее маленьким мальчиком. Он становился взрослым мужчиной, человеком, который познавал загадки пространства и времени и овладевал таинствами бытия и разных измерений.

Он словно одновременно был двумя разными людьми: ребенком и взрослым. Стоило подумать о Маме, и Норман становился маленьким мальчиком, говорил и думал как ребенок, по-детски реагировал на все. Но когда он оставался сам с собой, — ну, не совсем так, когда он держал в руках книгу, он превращался во взрослого мужчину с развитым интеллектом. Достаточно развитым, чтобы осознать, что он может страдать легкой формой шизофрении, а скорее всего, каким-то видом невроза.

Разумеется, не очень-то нормальное положение. Быть маминым маленьким мальчиком не очень-то просто. С другой стороны, до тех пор пока он сознает существующую опасность, он может справляться с собой. А также с Мамой. Ей просто повезло, что он знает, когда нужно снова стать взрослым, и, что бы она не говорила, разбирается не только в психологии, но и в парапсихологии.

Да, ей просто повезло; повезло, когда умер Дядя Джо Консидайн, и снова, на прошлой неделе, когда появилась эта девушка. Если бы он не вел себя как взрослый мужчина, сейчас бы Маму ожидали серьезные неприятности.

Норман потрогал бритву. Острое лезвие, очень острое. Надо быть осторожным, чтобы не порезаться. Правильно, и еще надо не забыть спрятать ее, когда он побреется, запереть в месте, куда не сможет проникнуть Мама. Опасно оставлять на виду у Мамы такие острые предметы. Вот почему готовил в основном он, Норман, и тарелки тоже мыл он. Мама до сих пор любила убираться в доме, — ее собственная комната всегда была идеально чистая, — но на кухне всегда управлялся Норман. Нет, открыто Норман ничего ей не сказал, просто взял на себя новую работу.

Мама тоже ни разу не заговаривала об этом, и слава Богу. С тех пор, как приехала девушка, с прошлой субботы, минула целая неделя, и они ни разу даже не заикнулись о том, что произошло тогда. Такой разговор только расстроил и растревожил бы их. Мама наверняка чувствовала это: кажется, она намеренно избегала его, большую часть времени просто отдыхала у себя в комнате и почти не общалась с ним. Может быть, Маму мучила совесть.

Так оно и должно быть. Мама — чудовище. Пусть даже ты не вполне нормальный, это ясно. Мама должна страдать, страдать по*настоящему.

Возможно, ей помог бы катарсис, но Норман просто был рад, что она не заговаривала с ним. Потому что он тоже страдал. Но не от угрызений совести — от страха.

Всю неделю он боялся, что все раскроется. Каждый раз, когда к ним въезжала машина, у него едва не разрывалось сердце. Даже когда мимо дома по старому шоссе просто кто-то проезжал, по телу пробегала нервная дрожь.

Конечно, в прошлую субботу он хорошенько все убрал там, на краю трясины. Он приехал на своей машине, нагрузил прицеп дровами; когда он закончил работу, в этом месте не оставалось ничего, что могло бы вызвать подозрения. Сережка тоже отправилась в трясину. Вторая так и не нашлась. Можно было чувствовать себя в безопасности.

Но в среду ночью, когда на шоссе показалась патрульная машина и остановилась возле дома, он едва не потерял сознание. Полицейский просто хотел позвонить от них. Потом Норман сам признал, что выглядел потешно, но в тот момент ему было не до смеха.

Мама сидела возе окна в своей спальне; полицейский не заметил ее. За прошлую неделю она что-то часто подходила к окну. Может быть, тоже боялась. Норман пробовал говорить, что лучше ей не показываться людям, но не смог заставить себя объяснить, почему По той же причине он не мог растолковать Маме, почему ей нельзя заходить в мотель и помогать ему. Норман просто следил, чтобы она этого не делала Ее место — в доме; нельзя пускать Маму к незнакомым людям, теперь уж никак нельзя. К тому же, чем меньше они знали о ней, тем лучше. Как только он мог рассказать этой девушке…

Норман закончил бриться и снова тщательно вымыл руки. Он обратил внимание на то, что испытывает возросшее чувство брезгливости, особенно в течение прошлой недели. Ощущение вины. Прямо леди Макбет! Шекспир хорошо разбирался в психологии. Интересно, разбирался ли он еще кое в чем, подумал Норман. Например, призрак отца Гамлета; может быть, и он был посвящен…

Теперь не время думать об этом. Надо спуститься к мотелю и открыть его.

В течение прошлой недели было некоторое оживление. За ночь, как правило, снимали три-четыре номера, не больше; это хорошо. Потому что Норману не пришлось пускать посетителей в комнату шесть. Комната шесть, где остановилась девушка. Надеюсь, никто никогда больше не войдет в ту комнату. Норман навсегда покончил с постыдными занятиями: подглядыванием и тому подобными извращениями. Они и привели к трагедии.

Если бы он тогда не начал подглядывать, если бы он не напился…

Ладно, что ж тут горевать над пролитым молоком. Прошлого не переделаешь. Даже если пролилось не молоко, а…

Норман вытер руки, быстро отвернулся от зеркала. Забыть о том, что было; не надо тревожить мертвецов.

Сейчас все хорошо. Мама ведет себя как надо, он ведет себя как надо; они вместе, как и раньше. Целая неделя прошла без каких-либо неприятностей; так будет и дальше. Особенно если он не отступит от своей твердой решимости вести себя как взрослый, а не как ребенок, не как МАМЕНЬКИН СЫНОК. А в этом он не отступит ни на шаг, так он обещал себе раз и навсегда.

Норман затянул узел галстука и вышел из спальни.

Мама была в своей комнате, снова сидела возле окна.

Сказать ей, или не стоит? Нет, лучше не надо. Может начаться спор, а он пока не готов к этому. Пусть сидит и смотрит, если ей так нравится. Бедная больная пожилая леди, прикованная к