Возвращение пираньи - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идея хорошая, – медленно сказала Ольга. – Ужасно мне нравится. Ему, думаю, тоже. Только времени нет. Возможно, я в чем-то и прокололась, Михаил, но я все же профессионал...
– Ах, вон что... – ничуть не удивился Кацуба. – Рацию я бы заметил обязательно, некуда ее было спрятать... Радиомаячок, а?
– Угадали. – Она достала из кармана блестящую коробочку с короткой антеннкой. – Они уже вылетели...
Глава шестнадцатая
Крокодильи сапоги
– Эчеверриа?
– Ага.
– Тогда, по-моему, самое время потребовать консула? – спросил Кацуба спокойно.
– Ох, да не устраивайте вы комедию, – устало отмахнулась она. – Никто вам ничего не сделает, в Латинской Америке уважают дипломатические паспорта...
– Хочу только уточнить, что вербовке я поддаюсь плохо.
Ольга вздохнула:
– Мне очень неловко... Михаил, а не пошли бы вы в задницу с вашими плоскими шуточками?
– Какие тут шуточки, – сказал Кацуба без улыбки. – Вполне уместные уточнения.
– Боюсь вас разочаровать, но н а м вы не нужны. И без вас есть отличные каналы. Между прочим, мы неплохо умеем качать информацию из крупных держав. Мы в более выигрышном положении – потому что сверхдержавы непременно вынуждены пускать в оборот добытые данные, а мы их используем в ы б о р о ч н о, для сугубо конкретных проблем, далеко не все. Что уменьшает вероятность провала источников – и дает к о м б и н а ц и и. Ваш Джон Смит был очень словоохотлив, и потому я столько о вас знаю, что вы, наверное, удивитесь. Кстати, со Смитом все в порядке – уже есть полицейские протоколы, уже задержали двоих головорезов, которые его коварно зарезали ради бумажника, и своих показаний они ни за что не изменят, за Смита им сидеть втрое меньше, чем за ту контрабанду, которой они на самом деле занимались... – Ольга покосилась на Мазура с тем же смущенным вызовом. – Я чудовище, а?
– Не надо себе льстить, – сказал он спокойно. – Я уже столько играю в эти игры, что чудовищами мне кажутся нормальные люди... Интересно, что ты в Англии заканчивала?
– О, весьма интересное заведение. Первая девушка из Латинской Америки, которая туда поступила и успешно закончила...
Они долго молчали, сидя рядком на большом теплом камне, и Мазур не чувствовал себя побежденным – здесь попросту не было победителей, победители пребывали очень далеко отсюда, за Атлантикой, за тридевять земель...
Потом он встал и, повернувшись к Ольге спиной, принялся одеваться – неловко как-то встречать группу захвата голым, должен соблюдаться некий этикет...
Свистящее лопотанье винтов раздалось внезапно. Вертолеты, сделав «горку», неожиданно вывалились из-за вершины горы на том берегу, разомкнулись и пошли прямо к ним умело выстроенной «лесенкой»: три «Ирокеза» на разной высоте, правее и выше – ощетинившаяся пушками и реактивными снарядами «Барракуда» огневой поддержки. Судя по всему, капитан Эчеверриа опасался нехороших сюрпризов: передний «Ирокез» развернулся правым бортом, зависнув над водой у самого берега, в квадратном проеме торчало дуло пулемета, настороженно вглядывались из-под круглых касок автоматчики, блеснули линзы бинокля.
Секунд через двадцать строй рассыпался, три вертолета пошли влево, на широкую косу – потому что приземлиться возле того места, где уныло сидела на камне троица, было решительно невозможно. Четвертый «Ирокез» – как это иногда бывает, казавшийся из-за осмысленности маневров живым существом – в конце концов повис над едва прикрытой водой россыпью гальки, погнал по воде морщинистую рябь, в лицо им ударил тугой ветер.
Капитан с высоты примерно метра спрыгнул на гальку. Хрустя по ней подошвами сапог, направился к ним. Вертолет тут же взмыл и полетел к остальным.
Эчеверриа приближался неторопливо, вышагивая почти парадным шагом, словно не по щиколотку в воде ступал, а чеканил шаг перед президентом на большом смотру. Он ничуточки не изменился – все так же чисто выбритый, невозмутимый, с белым профилем Сталина на отвороте пятнистого комбинезона. Небрежно отдал честь и усмехнулся:
– Признаться, не ожидал обнаружить столь идиллическую картину. Зная взрывной темперамент сеньориты Карреас и ваши ухватки...
Ольга прямо-таки стегнула его взглядом, и он, вот чудо, на миг стушевался, улыбнулся чуть растерянно. Мазур вспомнил, что тигрерос подчиняются ДНГ, и невольно посочувствовал мужику: оказаться под командой женщины, старшей по званию, да еще бывшей монастырской школьницы, к которой когда-то сватался... Ситуация несколько пикантная.
– Можно посмотреть на ваш загадочный клад? – спросил капитан у Мазура. – Боже упаси, я не собираюсь немедленно у вас его отнимать, мы вместе поищем пути разумного компромисса...
– Рамон, здесь сидят два идиота и одна идиотка, – сказала Ольга с грустной улыбкой. – Могу тебя обрадовать: ты только что попал на вакантное место четвертого... достаточно народу, чтобы открыть клуб шпионов-идиотов, а?
Капитан великолепно держал удар – пусть в данном случае и словесный. Не моргнув глазом, он присел рядом с Мазуром, вынул из нагрудного кармана сигару в белом жестяном футляре и преспокойно спросил:
– Значит, мальчишка был прав?
– Полностью, – сказала Ольга. – Нужно теперь что-то для него сделать, взять назад...
Капитан спокойно сообщил Мазуру:
– Понимаете ли, коммодор, когда операция по вашей встрече и достойному приему еще только разрабатывалась, один молодой аналитик с пеной у рта принялся доказывать, что мы имеем дело с грандиозным блефом. Что вся история с затонувшим самолетом, из-за которого готовы схватиться русские и гринго, – не более чем искусное прикрытие для какой-то совершенно другой операции. Увы, мальчишке не повезло. Во-первых, начальство не любит слов «мне представляется», «у меня впечатление», а каких-либо конкретных данных у него не было, лишь подозрения и ощущение грандиозного обмана. Во-вторых, он не соблюл меры, держался чересчур вызывающе – и генерал Чунчо его тут же вышиб из департамента... – Он встал, осмотрел кучу драгоценных стекляшек, вернулся и разжег сигару. – Значит, блондинка из Тилькары и была той, из-за кого заварилась каша? Можете не отвечать, мне и так ясно – д р у г о й какой-либо акции вы просто не проводили. Реконструировать все нетрудно, конечно, мелкие детали знаете только вы, но это неважно... В самом деле, идиотизм. Поскольку сеньорита Карреас внесла и вас в число идиотов, надо полагать, вы и сами понятия не имели, в чем соль? Что ж, в столь представительной компании как-то не обидно показаться идиотом... Тем более что почетным председателем нашего клуба будет сам генерал Чунчо... Живая легенда, живой пример. Акела промахнулся... – И он повторил с нескрываемым удовольствием: – Акела промахнулся... Ольга мне говорила, есть какая-то русская пословица насчет вьющегося каната... У которого обязательно есть конец. Генерал Чунчо, самое пикантное, лично благословил вас на путешествие...
– Простите? – непонимающе спросил Мазур.
– Господи... – ощерился Эчеверриа. – А вы не догадались? Дон Себастьяно Авила – это и есть генерал Чунчо, легендарная фигура в истории наших секретных служб... Умело работать старшее поколение, не правда ли? Эти придурки-герильеро понятия не имели, кого приговорили к смерти...
Мазуру стало несколько не по себе – да и Кацуба помрачнел. Капитан, без сомнений, только что выдал им одну из наиболее охранявшихся государственных тайн – или секретов спецслужб, что в данном случае без разницы. Профессионалы так откровенничают в одном-единственном случае – когда уверены, что собеседник уже никому и ничего не расскажет...
– Что это вы напряглись, друзья? – безмятежно осведомился капитан Эчеверриа. – Неужели испугались, что я могу вас обидеть? Бросьте, ничего с вами не случится, наоборот, обладание п р о т у х ш и м и государственными тайнами еще никого на сгубило. Я могу дать слово офицера, что вас не только не обидят – в ближайшие же дни какой-нибудь надутый павлин из президентского дворца вручит вам ордена, причитающиеся за ликвидацию двух из трех главарей «Юпанки». Знаете, как выглядит торжественная церемония? Конечно, в таких вот случаях она происходит вдали от посторонних глаз, но обставляется торжественно: взвод конных драгун в мундирах времен войны за независимость, сабли наголо, павлин в нагрудной ленте цветов национального флага, оркестр...
– Я... – заикнулся было Мазур.
– Вы б у д е т е в этой церемонии участвовать, друг мой, – сказал капитан непреклонным тоном. – Будете. Не столь уж высокая плата за возможность выехать из страны беспрепятственно, без лишних задержек и каких бы то ни было вопросов. Не правда ли? Я знаю ваши настоящие имена, так что у вас не будет проблем с ношением... И драгуны отсалютуют вам саблями. Боюсь только, генерал Чунчо не сможет эту церемонию лицезреть...
Ольга фыркнула. Глядя, как переглядываются эти двое – с веселым, хищным азартом молодых волков, – Мазур очередным озарением сообразил, в чем тут дело. Неудача для Ольги и капитана будет как раз их козырем в какой-то собственной игре. Акела промахнулся. Молодые волки наверняка сожрут генерала Чунчо быстро и качественно – ну, не они сами, наверняка есть какой-то моложавый полковник, а то и честолюбивый бригадный генерал, есть начавшаяся не вчера интрига, есть ярое желание спихнуть с дороги оплошавшего вожака... Для кого поражение, а для кого и триумф. Ничего нового. Мы в их возрасте были точно такими – с поправкой на время и страну, конечно, нам и в голову бы не пришло плести интриги против Папы-Кукареку или Железного Дровосека, но потаенно каждый думал примерно то же самое: что наши каперанги отяжелели, что время их, честно говоря, прошло, что пора им на заслуженный пенсион, чтобы не притормаживали молодых, не тыкали в нос устаревшим опытом былых лет... И когда Папа-Кукареку нарвался в Африке на ту пулеметную очередь, при всей непритворной боли утраты где-то в закоулочке сознания сидели чувства, имевшие с горем мало общего, и были они сродни злорадству: лопухнулся старик, реакция уже не та, надо было уйти вовремя, пока не завизжали за спиной: «Акела промахнулся, Акела промахнулся...» Перед самим собой не стоит лукавить, молодые волки везде одинаковы. Вот только м ы уже понимаем, что рано или поздно сами услышим азартное молодое повизгивание за спиной, а эта парочка такими тревогами не задается, ибо пока что возмутительно молода. Но обязательно кто-то начнет наступать им на пятки лет этак через пятнадцать, дыша в загривок жарко, молодо...