Любовь и смерть на Гавайях - Наоми Хинц

Саре захотелось обнять его и прижать к себе. Мысль о том, что Крис Нильсен умрет, узнав лишь одну проститутку, не давала ей покоя. Ей хотелось тихо пробормотать ему, что она его любит. В каком-то смысле это вполне соответствовало действительности.

Крис представлялся ей младшим братом, которого она жалела, берегла… На глазах Сары показались слезы. Она испугалась, что он заметит их, но он смотрел на деталь телескопа, вертел ее в руках.

— Я всю жизнь болею. Я превратился в подопытную морскую свинку, — снова заговорил он. — Стоит моей матери прочитать о каком-то новом методе лечения, и мы несемся на край света и я получаю свою порцию сполна. Но теперь, Сара, этому больше не бывать! Мне надоели трубки в горле. Мне надоели большие иглы и маленькие ножички. Мне обрыдли кислородные палатки и хирурги, у которых халаты перепачканы в крови. — Он откинул голову назад и процедил сквозь зубы: — И еще в этих больницах ходят студенты стаями, окружают тебя, а их наставники показывают снимки твоих внутренностей и объясняют, что они сделали и что они собираются делать и чего они, к их великому сожалению, сделать не в состоянии.

— Я сама пролежала в больнице пять недель этой весной, Крис, — медленно отозвалась Сара, — и кое-чему из их лексикона тоже научилась. Они, конечно, большие мастера… Разумеется, мой опыт не идет ни в какое сравнение с вашим, но все-таки я немножко представляю себе, какая это большая радость.

— Что с вами случилось?

— Ничего такого… Мне сказали, что у меня был неопознанный вирус, и отправили домой. Но в какой-то момент я уже решила, что мои дни сочтены и что все мои симптомы свидетельствуют о неизлечимой болезни.

— Ну и как вы себя тогда почувствовали?

— Я тогда сказала себе, что мне совершенно все равно… Но теперь все иначе…

«Дэвид, Дэвид, — подумала она. — И не только Дэвид».

— Хорошо… Готов поспорить, вы в кого-то влюбились.

— Да, — Сара поднялась, понимая, что, если пробудет тут еще немного, то начнет рассказывать Крису про Дэвида Чоя, а для этого еще не настало время. — Ну я пойду, — сказала она. — А то уже довольно поздно.

— Я провожу вас. А с телескопом постараюсь разобраться завтра утром. Он не убежит.

Сара старалась не торопиться, чтобы не заставлять Криса выдерживать перегрузки. Она заметила, что даже пологий спуск давался ему с трудом. Он остановился перевести дыхание и посмотрел на небо.

— Луна вошла в Ку, — сказал он.

Сара тоже подняла голову. Луна убывала.

— Старики говорят, что когда луна входит в Ку, начинают действовать разные сверхъестественные силы.

— Расскажите мне о здешних старинных предрассудках, — попросила Сара. — Это любопытно.

— Далеко не все поверья — предрассудки. Многое из того, во что веровали мои предки, было правдой. Им доставляла облегчение вера в знаки. Им хотелось, чтобы существовал какой-то более могучий, чем у них, разум, который мог бы предвидеть будущее. Их согревало убеждение, что кто-то, так сказать, не дремлет.

Деревья вдруг зашуршали своей посеребренной лунным светом листвой. Казалось, они чего-то испугались. Ветра не было. В такую ночь было нетрудно поверить в сверхъестественные силы.

Крис смотрел на Сару сверху вниз. Он был высок, как древние гавайские вожди.

— У моих предков не было письменности, но они умели читать книгу природы — они смотрели на небо и по очертаниям облаков, по форме радуги, по тому, как шел дождь, догадывались об очень многом. Они видели особый смысл в том, как летают птицы, как дует ветер, гремит гром, какие на море волны. И если факел не желал гореть, это означало, что кто-то умрет.

— Но верить во все эти предзнаменования — это обрекать себя на постоянное беспокойство…

Крис словно не услышал Сару. Закинув голову, он всматривался в небо. Потом сказал:

— Когда Луна убывает, когда спускается ночь, иногда появляются Великие Шагающие Мертвецы…

— Великие?..

— Да. Вожди, военачальники… Иногда лишь легонько дрожит земля, но порой поднимается такой грохот, словно они топают прямо по крыше нашего дома. В детстве я всегда прятал голову под подушку, когда слышал эти шаги. Я боялся, что они пришли за мной. Но мама — она тоже слышала эти шаги — приходила, обнимала меня и говорила, что не надо их бояться, что они не сделают мне ничего плохого, ведь я один из них… Даже если я взгляну на них, то амакуа, дух моих предков, крикнет: «Нет, он мой!», и они меня не тронут. Поэтому вскоре я перестал бояться…

— А вы когда-нибудь их видели?

— Нет, но очень хотел бы увидеть. Иногда я слышал, как бьют их барабаны, как свистят флейты… Сара, вы мне верите?

— Да. — Сейчас она действительно верила ему. — Конечно, Крис, вы так убедительно рассказываете…

Они подошли к дому. Сара увидела и зеленый «сааб», и еще одну машину, которой раньше тут не было.

— Вы зайдете в обсерваторию утром, Сара? — спросил смущенным тоном Крис. — А то я хотел показать вам там кое-что еще.

— Да, я постараюсь прийти пораньше. А пока спокойной ночи, Крис, — и с этими словами она пригнула его лицо к себе и поцеловала в щеку. Любовь существует во многообразии форм, и этой ночью Сара испытала воздействие самых разных чар.

ГЛАВА 16

Длинный коридор был освещен бликами лунного света, пробивавшимися в щелки между ставнями. Сара торопливо шла по нему. Она споткнулась, когда стала преодолевать три ступеньки, и остановилась, ослепленная ярким светом, когда дверь кухни внезапно распахнулась.

Услышав ее шаги, Рита поджидала ее на пороге.

— Где же тебя носит… — сердито начала она, но затем, сверкнув улыбкой, добавила: — Киса?

Сара двинулась плечом вперед, пытаясь миновать эти живую преграду.

— Гуляла, — процедила она. Ее взбесили и Ритина улыбка, и «киса».

— Гуляла? — Рука Риты стиснула ее предплечье. — Мы с Монти в двух машинах прочесывали остров, а она, видите ли, гуляла! Я думала, случилась беда. Я не смела доложить мистеру Нильсену, что наша маленькая подружка бесследно растворилась, даже не сказав хотя бы из вежливости ни единого слова на прощанье.

Сара совершенно не собиралась выслушивать рассуждения Риты о вежливости. Она вырвала руку, гневно посмотрела в Ритины черные глаза и сказала:

— Кажется, миссис Нильсен велела тебе больше здесь не появляться, верно?

— Я вовсе не обязана простираться ниц всякий раз, когда мимо меня проносят ночной горшок ее королевского величества. Капризы ее величества меня совершенно не интересуют. Вот если мистер Нильсен сочтет необходимым уволить меня, это другое дело. — Она показала рукой на гостиную и добавила: — Вперед, киса. Я хочу познакомить тебя с Монти Риверсом.