Антология современной польской драматургии - Ксения Старосельская

НАЦИСТ. Она стала огрызаться.

БРАТ ПАВЕЛ. У нее были татуировки?

НАЦИСТ. На плече я ей когда-то выжег сигаретой знак, что она меня любит.

БРАТ ПАВЕЛ. А эти шрамы?

БРАТ ФЕЛИКС. Что?

БРАТ ПАВЕЛ. Ее чем-то порезали.

БРАТ ФЕЛИКС морщится.

НАЦИСТ. Мы друг дружку резали… ну, как бы по любви…

БРАТ КАМИЛЬ. Сильная была любовь.

БРАТ ХОНОРИЙ. Тогда почему ты ее убил?

НАЦИСТ. Я же говорю, она стала меня бесить. Я прямо отвращение чувствовал… надо было что-то делать.

БРАТ ХОНОРИЙ. Поэтому ты решил ее убить.

НАЦИСТ. Я не один, с друзьями. Мы ее били, а потом, когда она уже лежала опухшая и ничего не говорила, я ее спросил, какую смерть она выбирает: повесить ее, отравить, на кусочки порезать, сжечь или утопить?

БРАТ ПАВЕЛ. Вы хотели ее сжечь живьем?

БРАТ ФЕЛИКС встает, поворачивается ко всем спиной и хочет выйти. Остальные молчат. Сидят минуту неподвижно, как бы ожидая чего-то.

БРАТ ФЕЛИКС (шепотом). Достаточно!

НАЦИСТ. Не рассказывать?

БРАТ КАМИЛЬ. Нет. Рассказывай!

НАЦИСТ. Я ей советовал, чтоб выбрала петлю, а она уперлась, чтоб отравили. Повесить — раз плюнуть, легко, быстро и не больно.

БРАТ ПАВЕЛ. Вы решили ее отравить?

НАЦИСТ. Она сама так захотела. Мы ей вылили все лекарства в глотку, но ее через минуту вырвало. Я разозлился, потому что она все загадила! Сказал ей умыться, но она не могла…

БРАТ ПАВЕЛ. Вы же ее перед этим избили до потери сознания?

НАЦИСТ. Ну да.

БРАТ ПАВЕЛ. Так откуда же ей взять силы?

НАЦИСТ смотрит на ПАВЛА, как бы не понимая вопроса.

НАЦИСТ. Не было у нее сил. Я помог ей одеться. Потом мы отвели ее на кладбище.

БРАТ ХОНОРИЙ. Хотели ее там убить?

НАЦИСТ. По дороге кто-то сказал, что она, может быть, исправится, но ей нельзя было верить на слово. А если не исправится?

Братья смотрят на НАЦИСТА, они уже не в состоянии задавать вопросы.

НАЦИСТ. Я выбрал дерево, пацаны помогли ее поднять, я перебросил веревку через ветку. Они тянули с другой стороны. Она начала хрипеть. Я отпустил веревку, подумал, что она на меня блеванет. Она так висела несколько минут, а когда мы ее опустили на землю, она еще дышала. У нее были судороги.

БРАТ ФЕЛИКС все время ходит по трапезной. Он подходит к НАЦИСТУ, смотрит ему в лицо, словно стараясь что-то отыскать, потом отворачивается и отходит.

НАЦИСТ. Ну, надо было что-то делать. Я вынул из сумки нож и два раза черканул по горлу.

БРАТ ФЕЛИКС. Ты понимаешь, что говоришь? Понимаешь значение слов, которые ты произносишь?

Братья смотрят на БРАТА ФЕЛИКСА, потом на НАЦИСТА, который не понимает, чего тот от него хочет.

НАЦИСТ. Нуууу… мы ждали, пока она совсем умрет. Молились: Господи, возьми ее к себе и прости ей всё. Потом я сказал пацанам, чтоб они нашли свободную могилу, но все было занято. Поэтому мы ее спрятали под мусором.

БРАТ ФЕЛИКС стоит лицом к братьям. Смотрит на них пронизывающим взглядом, повторяя одно и то же.

БРАТ ФЕЛИКС. Молились!.. Молились!.. Молились…

БРАТ ПАВЕЛ. У него все психологические тесты в норме, исследования специалистов тоже ничего не выявили.

БРАТ ФЕЛИКС. В норме.

БРАТ ХОНОРИЙ. А когда все закончилось, что вы делали дальше?

НАЦИСТ. Домой пошли чай пить, потому что поздно уже было.

Затемнение.

Монахи одни. БРАТ ФЕЛИКС в шоке от услышанного. Он не знает, что делать дальше.

БРАТ ФЕЛИКС. Что мы, собственно говоря, делаем?

БРАТ КАМИЛЬ. Делаем, что можем.

БРАТ ФЕЛИКС. То есть…

БРАТ ФЕЛИКС снимает рясу. Аккуратно складывает. Остальные братья молча наблюдают за ним.

БРАТ ФЕЛИКС. Мы ничего не можем.

БРАТ КАМИЛЬ. А ты бы хотел одними молитвами уничтожить все зло?

БРАТ ФЕЛИКС. Молитва может помочь тому, кто молится.

БРАТ ПАВЕЛ. Да, правда.

БРАТ ФЕЛИКС. Их язык — не для молитвы. Они говорят на совершенно другом языке.

БРАТ КАМИЛЬ. Дело не в языке… (тише) а в сердце.

БРАТ ПАВЕЛ. Но понимаем ли мы их? Это настоящая Вавилонская башня!

БРАТ ФЕЛИКС. А что здесь понимать? Какую ты выбираешь смерть?

БРАТ ПАВЕЛ. Что?

БРАТ ФЕЛИКС. Что мне с тобой сделать: отравить, сжечь, четвертовать?!

БРАТ ХОНОРИЙ. Перестаньте, братья!

БРАТ ФЕЛИКС. Ты с ними по-людски, а ведь они подонки!

БРАТ ХОНОРИЙ. Может, как раз в этом принципиальная разница, которую надо понять?

БРАТ ФЕЛИКС. А что здесь понимать? Они находятся за стеной, которую нам ничем не прошибить!

БРАТ КАМИЛЬ. Я понимаю ваше нетерпение, может, брат Феликс хотел бы все сразу, а здесь надо потихоньку, шаг за шагом…

БРАТ ФЕЛИКС. Если появится надежда, что мы к чему-нибудь придем.

БРАТ КАМИЛЬ. Ты что, передумал?

БРАТ ФЕЛИКС. Передумал?

БРАТ КАМИЛЬ. Ну, снял рясу, то есть хочешь уйти?

БРАТ ФЕЛИКС. Я? Куда мне идти?

БРАТ КАМИЛЬ. Ну, не знаю, ты можешь отказаться от служения Господу, снять рясу, жениться, стать антиклерикалом, все возможно, ты — свободный человек.

БРАТ ФЕЛИКС. Свобода имеет свои границы.

БРАТ КАМИЛЬ. Ну видишь, и если они это поймут — они спасены.

БРАТ ФЕЛИКС. А если нет?

БРАТ ПАВЕЛ. Если мы от них отвернемся, кто тогда?

БРАТ ХОНОРИЙ. Вот именно, кто?

БРАТ ПАВЕЛ. Сокрушаться о бренности значит сокрушаться о том, что вечно…

БРАТ КАМИЛЬ. Поэтому нельзя! Нам нельзя!

В этот момент в дверях появляется ТЕЛКА. Его лицо в крови. Братья, увидев окровавленного парня, как по команде, бросаются к нему.

БРАТ КАМИЛЬ. Началось!

БРАТ ХОНОРИЙ. Что это? Что здесь происходит?

БРАТ ФЕЛИКС. Всё, нам конец!

БРАТ ПАВЕЛ (спрашивает у Телки). Что случилось? Кто это сделал?

ТЕЛКА (планет). Он меня порезал…

БРАТ ПАВЕЛ. Кто тебя порезал?

БРАТ ФЕЛИКС. Никто им уже не поможет… всех заберут… закроют центр… это конец.

БРАТ ПАВЕЛ. Братья, надо ему помочь, вызвать врача! (Телке.) Кто это сделал, скажи?

ТЕЛКА. Черный…

БРАТ ПАВЕЛ. Какой Черный? Кто это?

ТЕЛКА. Черный Чел. Он приходит ночью и это делает.

БРАТ ПАВЕЛ. Надо его поймать, позвонить в полицию или…

БРАТ КАМИЛЬ оттаскивает БРАТА ПАВЛА в сторону. Тем временем БРАТ ХОНОРИЙ уже перевязывает искалеченного парня.

БРАТ КАМИЛЬ. Мальчика надо перевязать и положить в отдельной келье. А с остальным разберемся утром.

БРАТ ХОНОРИЙ. Раны неглубокие. Заживут, и следа не останется!

БРАТ ПАВЕЛ. Так или иначе, надо провести следствие, так этого оставлять нельзя.

БРАТ КАМИЛЬ. Завтра устроим охоту на Черного. А сейчас мы идем молиться. Это все.

БРАТ ФЕЛИКС. После такого трудно найти слова для молитвы.

Затемнение.

У ЧИЧОЛИНЫ. Она полураздета. БРАТЬЯ ХОНОРИЙ и ПАВЕЛ стоят посреди ее комнаты.

ЧИЧОЛИНА. Я не готова к такому визиту. Прошу прощения, но я должна что-то на себя накинуть… (Скрывается за ширмой и начинает переодеваться. Братья ее не видят, но зрителям она видна. Переодеваясь, она разговаривает с монахами через ширму.) Такие гости не каждый день приходят, значит, надо хорошо выглядеть.

Братья, явно смущенные, стоят на месте и озираются.

БРАТ ПАВЕЛ. Простите, что мы нарушили ваш распорядок…

ЧИЧОЛИНА. А, какой там распорядок, постоянно одно и то же…

БРАТ ХОНОРИЙ. Монотонная работа?

ЧИЧОЛИНА. Любая работа монотонная, главное — не погрязнуть в рутине.

БРАТ ПАВЕЛ. Мы только на минутку.

ЧИЧОЛИНА выходит из-за ширмы, она прилично, по ее понятиям, одета, однако главной деталью ее наряда остается большое декольте.

ЧИЧОЛИНА. Я так понимаю, что вы не останетесь, как все прочие…