Императорская Россия - Евгений Анисимов

Не в восторге от планов Екатерины был и ее ближайший союзник – австрийский император Иосиф II. Он ясно давал понять, что предпочитает иметь дело со слабыми «соседями в чалмах», чем с сильными и агрессивными «соседями в треуголках». Поэтому из всех огромных планов отвоевания Константинополя и создания империи удалось осуществить только обучение великого князя Константина греческому языку.

Войны с Турцией и Швецией

Путешествие Екатерины II в Тавриду, не скрываемые императрицей грандиозные завоевательные планы вызвали крайнее раздражение Турции, которая не считала себя сломленной. В июле 1787 года турки потребовали вывода русских войск из Закавказья, возвращения Крыма и отказа от покровительства Молдавии. Это был неисполнимый ультиматум. Русские ответили отказом, турки начали войну. Вновь Россия оказалась в тяжелом положении – ей пришлось воевать на два фронта. По согласованию с османами в 1788 году с Россией начала войну Швеция. Королю Густаву III, усилившему свою власть в стране, показалось, что наступил благоприятный момент для пересмотра условий Ништадтского мира 1721 года, по которому Швеция потеряла Восточную Прибалтику. Основные войска России были на Юге, там же воевали наиболее талантливые генералы и адмиралы. Шведы планировали разгромить русский Балтийский флот и высадить десант на Дворцовой набережной Петербурга. Опасность была весьма велика. Екатерина II очень беспокоилась и была даже готова для отражения шведского десанта вооружить горожан, создать в Петербурге народное ополчение. От пушечной пальбы русского и шведского флотов у острова Гогланд (то есть в непосредственной близости от Петербурга) содрогались стекла Зимнего дворца, и на улицах ощущалась пушечная гарь. Однако победы адмирала В. Я. Чичагова и успехи сухопутных войск в Финляндии отвели угрозу от столицы. В 1790 году шведы запросили мира, и он был подписан в Вереле. Прежние границы двух государств были вновь подтверждены.

Русско-турецкая же война занимала основное внимание императрицы. На Юге сражались две армии – одна под командованием П. А. Румянцева, другой руководил Г. А. Потемкин, который осуществлял главное командование. Он должен был занять важную крепость турок в Северном Причерноморье – Очаков. Эта крайне важная операция затянулась по вине Потемкина надолго, войска несли большие потери, пока, наконец, в декабре 1788 года крепость не была взята в ходе кровопролитного штурма.

Можно сказать, что эта война стала войной Суворова и Ушакова. Они словно состязались в громких победах – один на суше, другой на море. После того как Суворов блестяще отразил турецкий десант возле Очакова, на мысе Кинбурн в 1787 году, он еще несколько раз наносил туркам поражение – дважды в 1789 году в союзе с австрийцами при Фокшанах, а потом при Рымнике. В этих сражениях суворовские войска продемонстрировали необыкновенную по тем временам подвижность, совершая дальние марши и с ходу вступая в бой. И союзники, называвшие Суворова «генерал-вперед», и противники не могли не признать выдающийся гений русского полководца, побеждавшего численно превосходящего врага. Один из австрийских участников сражения вспоминает, что во время атаки Фанагорийского полка на расположения турок он вдруг услышал дружный смех русских солдат. Этот смех под огнем, в решительную минуту атаки, когда страх смерти леденит даже самые отважные людские души, показался наблюдателю хохотом из преисподней. Однако вскоре он понял, что смех русских солдат, вызванный каким-то забавным обстоятельством, лишь демонстрировал несокрушимый дух суворовских солдат, их уверенность в победе и в своем обожаемом командующем.

Легенды и слухи

Тайна личности Суворова

Среди распространенных в обществе слухов было утверждение, что Суворов был сыном Петра Великого. Этого быть не может – Петр умер в 1725 году, а Суворов родился в 1729 году. Впрочем, как и Ломоносов, Суворов был духовным сыном основателя империи, имел в своей душе некий огромный заряд творческой энергии и страсти. Не нужно представлять Суворова этаким солдатским, лубочным, народным полководцем. Он относился к солдатам так, как и Петр, и как каждый военачальник не колеблясь посылал их на смерть, в огонь тысячами и потом хладнокровно переступал кровавые ручьи, текшие по полям его победных сражений. Для него солдаты были расходным материалом, с которым он работал. А как же иначе на войне! Однако он берег, знал и понимал русского солдата, умел с ним вести дело. Известно, что победитель Наполеона на поле Ватерлоо герцог Веллингтон на поле боя воодушевлял солдат словами: «Вперед, сволочи, вперед, ублюдки, негодяи, висельники!» Все они были навербованы из отребья по кабакам и притонам и иных слов не понимали. В России было иначе. С русским солдатом – вчерашним рекрутом, помещичьим крестьянином обращаться следовало по-другому. Мужик приносил в армию из деревни патриархальность, артельность, дух общины. Для него командир был дворянином, отцом-помещиком, строгим, справедливым, он мог и пошутить, а мог и прибить. Суворов сумел найти нужный и удобный ему свободный тон отношения с солдатами так, что его любили как своего, но на шею не садились.

В чем секрет военного гения Суворова? Почему до сих пор никто в России не смог сравниться с ним по величине военного таланта, что и порождает слухи о его происхождении от Петра Великого? Он считал, что основа военного успеха – смелость, решительность. Суворов развивал в подчиненных чувство превосходства, нравственной силы – матери бесстрашия:

«Сикурс (помощь. – Е. А.), опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить».

Прибытие Суворова в войска имело огромное значение: силы солдат будто удваивались, а противник начинал нервничать. Суворов считал, что самый верный способ приучать солдата бесстрашно смотреть опасности в глаза – не ждать ее, а идти опасности навстречу. Поэтому такое внимание он уделял наступлению, непрерывным маршам, особенно по ночам. Теперь даже трудно представить, как могли его солдаты с полной выкладкой весом почти в пуд пройти в день по 80 верст! «Это еще ничего, – шутил Суворов, – римляне двигались шибче, прочтите Цезаря». Суворов был сторонником штыковой атаки. И дело не в несовершенстве тогдашнего стрелкового оружия, просто он хорошо изучил своего солдата. Склонность русского солдата к рукопашной была всегда инстинктивной, она заложена в национальном характере: шапку оземь! Раззудись рука, пропадай все пропадом – вперед, ура! Этот порыв удальства (обычно без ума) Суворов уснастил воинскими навыками, превратил в орудие победы. Поражает простота принципов, заложенных в суворовской системе. Он считал, что в бою многосложность действий забывается, порождает нерешительность, робость. Больше своего главного маневра солдату знать не нужно и даже вредно. Добивайся всеми средствами, чтобы солдат был уверен в себе, тогда он будет храбр!

Постепенно он стал настоящим любимцем армии – отважным, смелым, суровым к трусам и бездельникам, добрым и простым. О его непритязательности ходили легенды. С детства он приучал себя к аскетизму, в походе спал на соломе, скудно питался. Надо сказать, что легенды о непритязательности Суворова – человека богатого, но скупого – так перемешиваются с реальными фактами, что разделить их трудно, тем более, что сам Суворов плодил легенды о себе. Как пишет французский посол, в ответ на вопрос: верно ли, что Суворов спит одетый, на соломе и даже в ботфортах со шпорами и никогда не расслабляется, тот отвечал, что это неправда: иногда расслабляется – одну шпору отвинчивает!

В сложной личности Суворова было как бы несколько «слоев». Когда читаешь его письма, то кажется, что их писали несколько разных людей – так поразительно меняется их стиль. То это письмо простого, незатейливого солдата, режущего как бы невзначай правду-матку в глаза, не привыкшего держать в руке перо. То это тонкий интеллектуал, знаток литературы, античности, цитирующий классиков. То это прижимистый помещик, который пишет управляющему, чтобы письмо писал для экономии бумаги мелким почерком и с двух сторон листа и сам относил на почту. То это угодливый царедворец, готовый к унижению, к льстивым словам… И все это один человек – Суворов. Долгие годы он был верным клиентом Потемкина, заверял фаворита Екатерины, что «милости ваши превосходят мои силы, позвольте посвятить остатки моей жизни к прославлению столь беспредельных благодеяний». Однако после взятия Измаила Суворов, видя, как стал слабеть великий Потемкин, позволял себе дерзить сановнику. В ответ на вопрос светлейшего, какую награду он желает за взятую турецкую крепость, Суворов отвечал, что он не купец и торговаться не намерен, и его могут наградить только государыня и Бог. Это было несправедливо – ведь Потемкин всегда высоко ценил Суворова, и все награды, которые получал полководец от Екатерины II, были предложены ей Потемкиным. Увы! Суворов уже повернул нос в другую сторону – он хотел понравиться новому фавориту Екатерины Платону Зубову и хамским обращением со своим прежним благодетелем прокладывал к Зубову дорогу. Со многими людьми у Суворова были тяжелые отношения, особенно с генералами – товарищами по оружию. Он часто показывал им свой вспыльчивый, необузданный и склочный характер. Всех поголовно он считал бездарностями и ничтожествами и не скрывал своего к ним презрения. Одновременно, он выпрашивал, клянчил, требовал для себя награды, вечно считая себя обделенным: «Вашему сиятельству и впредь служу, я человек бесхитростный… лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс» (из письма к И. П. Салтыкову с требованием наградить его орденом Святого Георгия 2-го класса).