Всемирная история. Том 4. Новейшая история - Оскар Йегер

Продолжительный, для политического состояния не только этой страны, характерный и с точки зрения государственного права велся спор в Вюртемберге, где старая конституция страны была кассирована плохим союзником Наполеона, королем Фридрихом. Этот дурной, но умный человек велел быстро выработать конституцию, содержащую главные основы конституционного правления — свободу совещаний для сословий и необходимое одобрение их в законодательстве и налогах. Однако созванное им в столицу Лудвигсбург собрание не спешило с принятием этой конституции. Люди выдающиеся требовали, напротив, восстановления прежней конституции, которую благороднейший поэт, Лудвиг Уланд, своими песнями «о добром старом праве» обессмертил далеко не по заслугам. Относительно такого государя люди эти были правы, требуя прежде всего восстановления древних законных прав страны. Недоразумения эти уладились при наследнике его, короле Вильгельме (с 30 октября 1816 г.). Около того же времени окончились волнения более или менее благоприятным образом и в других государствах. Равноправность для всех, участие народа через своих представителей в законодательстве и обложении налогами, право гражданства без различия вероисповедания, были основами этих конституций, предоставлявших первенствующую власть князю и очень значительную — дворянству. Для привилегированных были места не только в Верхней палате, но и в народной, Нижней.

Конституционная жизнь в первые пятнадцать лет вообще не процветала. Величественный и внушительный характер был невозможен при ничтожности государств и при ограничениях общественных отношений, какие существовали, например, в Ганновере или Саксонии; государства эти были слишком слабы. Две великие немецкие державы относились к новому принципу по-разному: одна — полностью, другая — полувраждебно. В Австрии царствовал король Франц I, черствый эгоист под маской добродушной прямоты. Подобно жалкому предку своему в пятнадцатом столетии, Фридриху III, никогда сердце его не тронул никакой идеал. Эту последнюю черту можно применить и к его советнику, Клеменсу Лотару Меттерниху, которого он, вечером 1813 года, после лейпцигского сражения, возвел в княжеское достоинство. Совершенная противоположность барона фон Штейна, которого он ненавидел так же, как тот презирал его, — человек без благородных убеждений, без творческих идей, он никогда серьезно не потрудился ни над каким знанием, исключая некоторого дилетантизма в естествоведении.

Клеменс Лотар Венцеслав князь фон Меттерних, австрийский государственный канцлер. Гравюра с портрета кисти Т. Лауренса

Неудобный по могуществу своему Наполеон, которому он льстил, пока это было нужно, был теперь устранен, и все устроилось по новому, очень удобно для князя и ему подобных. Таким образом, началом и концом той жалкой мудрости, при помощи которой этот ничтожный ум хозяйничал целых тридцать лет, был девиз: «поддерживать существующее». Развивать существующее, создавать новое, пробуждать силы и направлять их — об этом не хотели ни слышать, ни знать. Система эта держалась временно, вследствие всеобщего утомления от волнений последних десятилетий. Мы увидим, какова оказалась она на деле в Италии, Венгрии, Польше. В немецких землях ей содействовала вялость населения, тупое высокомерие и желание удобств в дворянстве, узкий образ мыслей и боязнь всякого света у римско-католического духовенства. Можно было обойтись и без точного исполнения 13 параграфа союзного договора, сохранив, восстановив или устроив вполне ничтожные старинные сословные представительства. Решительные успехи, как материальные, так и умственные, вполне возможны и без парламентского шума, к которому мы привыкли в наши дни; но и этого не было: всюду оставалось по-старому, или, как например в финансах, постепенно все ухудшалось.

В другой немецкой великой державе, в Пруссии, дела шли иначе. Королевским приказом от 22 мая 1815 года обещано было представительное правление и земское представительство, так как государственные чины всегда входили в основу планов Штейна и Гарденберга. Король Фридрих-Вильгельм III был человеком, у которого процесс мышления совершался медлительно, притом весьма уклончивым по природе; оживленные препирательства талантливых людей, окружавших его, еще более способствовали развитию в нем осмотрительности, вместо того, чтобы побуждать его к действию. Нельзя отрицать, что для государства, составленного наполовину из новых подданных, было много задач важных и настоятельных, и что король был до некоторой степени прав, когда на адресы, с которыми к нему приступали во время путешествия его по вновь приобретенным Рейнским провинциям (1817), предоставлял самому себе назначить время, когда он выскажет свое одобрение государственной конституции. Первое, необходимейшее — внесение единства управления для государства, составленного из таких разнородных частей, удалось вполне, благодаря способности к делу немецкого чиновничества: все внутренние таможни уничтожены и таможенная линия отодвинута к границам; свобода торговли расширена и рядом с материальными интересами заботились и об интересах духовных, в чисто протестантском духе.

В 1818 году, 26 мая, законом провозглашалась свобода торговли, и в тот же день в католических рейнских провинциях открыт был университет в Бонне. Важное приобретение в великий кризис 1807–1815 годов, обязательную воинскую повинность, это лучшее средство единения, удержали, несмотря на нападки реакционеров. Она дала государству твердую основу, возлагая на всех без исключения высшую гражданскую обязанность и придавая войску характер вполне национальной армии; в то же время это была и школа для народа — высшие классы научились самоотвержению и закалялись, а низшие приобретали развитие, и все проникались общей идеей служения отечеству.

Король подчинялся, более чем следовало, политической мудрости Меттерниха и давал опутать себя в мелочах. Патриотические надежды, пламенные, хотя и не вполне ясные, утвердились, понятно, более всего среди молодежи, а также в мире университетских профессоров. В 1815 году составился союз, очень распространенный, под именем «товариществ» (Burschenschaft). В статутах товарищества говорилось прямо: «Ввиду того, что из немецкой молодежи должен составиться немецкий народ». В молодежи этой было много здоровой силы и благородного одушевления и легко было сдержать их в должных границах, но их раздражали придирки прислуживающихся чиновников, а также плачевный ход германских дел после возобновления заседаний Франкфуртского союзного сейма 5 ноября 1816 года. Юношескому нетерпению, не ограничивавшемуся студенческими кругами, трудно было сдержаться, когда на такие важные вопросы, как военная организация, постановлялся «комитет для разработки подготовительного мнения, для дальнейших совещаний о предмете».

По приглашению из Иены собрались в Эйзенахе, у подошвы Вартбурга, 18 октября 1817 года 500 студентов и профессоров и депутаты от большинства немецких университетов, по случаю празднования трехсотлетнего юбилея реформации, в день лейпцигского сражения. Праздник прошел очень спокойно, в рыцарском зале, а вечером, на близлежащих высотах, произошла веселая, но, в сущности, совершенно невинная студенческая демонстрация: зажгли «октябрьский огонь», в который бросали реакционные сочинения, австрийскую капральскую палку, гессенскую косу, прусскую гвардейскую шнуровку и другие подобные символы, а пламенный оратор «товарищества» сравнивал это с сожжением Лютером папской буллы в 1520 году. Высшие дипломаты и бюргеры во всей Германии придали этой шутке важное значение, и конгрессу великих держав, собравшемуся в Ахене в 1818 году, предложена была записка, в которой говорилось о современном состоянии Германии и «о революционном духе германских университетов». Немного спустя, человек того же направления, не пользовавшийся в немецкой литературе особенно лестной славой, статский советник русской службы Коцебу, пал от руки полупомешанного студента Карла Занда, и этому убийству был придан политический характер. Вскоре после того в том же году совершено было еще более нелепое покушение на нассауского государственного советника фон Ибеля. Вследствие этих событий начались преследования демагогов, и австрийское правительство решилось на крутые меры, орудием которых послужил ей союзный совет, отличавшийся до тех пор только бездействием. В августе 1819 года собрались уполномоченные от немецких правительств под председательством Меттерниха в богемском курорте Карлсбаде. Они выработали несколько предложений, которые австрийский посланник внес в союзный сейм 20 сентября, а безличное собрание их узаконило, несмотря на натяжки в голосовании, превышение власти и обход законов, — в одно заседание.