Инжиниринг. Истории об истории - АО АСЭ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каким-то образом люди стали сопоставлять события: смотрите, как интересно, вот прилетает оперативный штаб из Москвы — а на следующий день у нас получка, это как-то связано? Мы молчали, никак не реагировали на эти разговоры. Но дело в том, что это сопоставление провели не только сотрудники станции, но и налоговая инспекция, перед которой у станции за десять лет накопились огромные долги. И тогда встреча самолета превратилась в некую боевую операцию, детали которой раскрывать не стоит. Как бы то ни было, но появилось движение на стройке. Это было здорово.
«Я в синий троллейбус сажусь на ходу»
Тем не менее скепсиса было много. И заставить людей раскачаться и поверить в то, что все это всерьез и мы это не бросим, было довольно сложно. Вот сидим мы с Владимиром Филипповичем Погорелым как-то вечером и думаем о дальнейших действиях. Первая идея — восстановить на центральной улице Волгодонска атомный обелиск. Дело в том, что еще в 1980-е годы там появилось интересное сооружение — стилизованный атом из нержавейки, переплетенный виноградной лозой. Но за годы простоя его почти разобрали, это же металлолом. Остался ржавый черный каркас и на нем кое-где куски нержавейки. Для жителей Волгодонска восстановление обелиска было важным событием.
А вторая идея была еще духоподъемнее. От города до станции — 17 километров, и в советские времена по этому маршруту ходил троллейбус. Были столбы, контактная линия, остановки — все как полагается. Но эти десять лет кого возить? Маршрут сняли, провода срезали, остались только столбы. И вот мы решили пустить троллейбус, чтобы народ понял: стройка ожила. Потом оказалось, что троллейбусный маршрут себя не окупает, и в конечном итоге от него отказались, но это уже было через несколько лет. А тогда это был толчок, и серьезный.
«Ищите женщину!»
Так все начиналось. Это были два года очень серьезной работы — 1999-й и 2000-й, и накануне встречи нового 2001 года мы решили, что можем загружать топливо в реактор. Да, мы были достаточно хорошо подготовлены к пуску первого блока.
В те времена был такой механизм приемки подобных объектов — Государственная приемочная комиссия (ГПК). Она состояла из представителей федеральных ведомств: Минздрава, МЧС, МВД, Госатомнадзора (нынешний Ростехнадзор), Минэнерго и многочисленных сотрудников других органов. Все они должны были подписать акт готовности к началу загрузки ядерного топлива. И нам казалось: сейчас мы соберем эти подписи, и все будет хорошо.
И вдруг мы узнаем, что губернатор, господин Чуб, имеет на этот счет свое мнение. А он, к слову, говорил всегда так: «Без моего решения и согласия на территории Ростовской области не произойдет ничего. Ничего и никогда!» Ну где Чуб, а где атомная энергетика? Нами вроде бы командует другое ведомство. Тем не менее по настоянию Чуба наше родное министерство пересмотрело приказ о ГПК, и туда ввели представителя Ростовской области — главу Департамента охраны окружающей среды. Очень уважаемая дама, с хорошим опытом, с большим авторитетом, местная «железная леди», которую, я так понимаю, в регионе побаивались. Мы же ее увидели впервые. А было это в предновогодние дни, у нас уже шампанское заготовлено в промышленных масштабах: Новый год ведь и пуск такого блока!
И вот вся комиссия под руководством Евгения Решетникова в сборе, перед ней на столе лежат акты приемки. «Ну что, коллеги, — говорит председатель, — все проверили, каждый посмотрел по своей части? Познакомились с готовностью, с документацией, с персоналом?» Все кивают: «Да, да, да, да». Бумаги идут по кругу, все ставят свои автографы. Наконец эта пачка актов собирается напротив «железной леди», которая свою авторучку даже не вынимала. И тут происходит такой тяжелый разговор:
— А что же вы?
— А я не собираюсь подписывать никакого акта, блок не готов.
— Все считают, что готов, а вы считаете, что не готов?
— А я считаю, что он не готов.
Конечно, новогодние праздники были испорчены. Никакой загрузки топлива не произошло. А все дело было в том, что в каких-то наших документах, о которых мы в тот момент и не думали, мы обязались провести реконструкцию очистных сооружений Ростовской АЭС. Очистные работали, и неплохо. Но мы обязались там еще что-то достроить, особую технологию внедрить, чтобы очистка стала более эффективной. Говорим: «Ну сделаем когда-нибудь, что за проблемы. С пуском блока это точно никак не связано». Но нет, и все!
Начался 2001 год. Я к тому времени уже не летал на самолете в Волгодонск, я там жил, мне дали квартиру, и я раз в неделю ездил в Ростов к этой даме на переговоры. Каких только подарков не дарил! Цветы, конфеты, косметика… В итоге у нас с ней установились прекрасные отношения, но она железобетонно стояла на своем.
В то время директором и начальником стройки был совершенно удивительный человек — Николай Евтихиевич Шило. Заслуженный строитель, прошел, что называется, «и Крым, и рым». И вот он, поскольку они с этой женщиной земляки, оба ростовчане, говорит ей запросто:
— Ну что ты, Валя, прицепилась? Сделаем мы эту хибару. На что Валя отвечает:
— Когда сделаешь, тогда придешь.
И вот зима, январь, холод, метель, для начала строительства — мертвый сезон. Экскаватор грунт не берет — его отбойными молотками, лопатами, чуть ли не зубами грызли. Поставили мы эту хибару. Смонтировали все, что нужно. И только в марте она подписала. Вот так пускался первый блок. Там было достаточно много препятствий, но «железная леди» Валя — самый запоминающийся барьер на пути пуска «Ростова-1».
Взрыв
Ну и конечно, никогда не забыть сентябрь 1999 года. Накануне я был в Москве, а вечером приходит извещение, что случилась страшная беда. И вот мы решили пустить троллейбус, чтобы народ понял: стройка ожила. Тогда это был толчок, и серьезный.
В
