Иван Берладник. Изгой - Галина Романова

    Она сперва терпела, молча снося ласку, потом не выдержала, припала к Ивановой груди, зарыдала в голос, цепляясь за его свиту и что-то бессвязно лепеча. Берладник молча слушал, не мешая её горю, и только обнимал податливые плечи и гладил по спине. Пока жив был князь Изяслав, была меж ними страсть - огненная, сильная ещё и потому, что запретна. Теперь первый огонь поутих - осталась горькая нежность и боль от того, что лишь сейчас, пройдя жизнь до половины, испытав тревоги и горести, перенеся столько потерь, обрёл Иван наконец любовь.

    - Уедем со мной, - зашептал он ласково, но твёрдо, как уговаривают необъезженного коня. - Вырь-город за мной остаётся… Обвенчаемся, жить будем.

    Сына мне родишь… А про монастырь, - добавил властно, заглядывая в лицо княгине, - и думать забудь. Одна ты у меня осталась на всём свете. Не отпущу от себя! Богом клянусь!

    И она оттаяла от его горячих речей, успокоилась и сама подставила губы для поцелуя. А ещё через седмицу, собрав княгинино добро, Иван Берладник вернулся в свой Вырь.

    Поспели как раз в самую распутицу и в разгар Великого Поста, но сороковины по Изяславу Давидичу ещё не подошли, поэтому сперва жили поврозь. Но, встречая Елену в трапезной, видя даже мельком в переходах терема и замечая, как она иногда смотрит с крыльца на него, навещающего своих дружинников, Иван еле сдерживал себя. И однажды после вечерней трапезы, когда Елена встала, чтобы, поклонившись, уйти к себе, задержал её руку:

    - Побудь ещё. Сядь.

    И без лишних слов усадил к себе на колени.

    - Грех это, - спокойно сказала Елена. - Не венчаны мы, подождать ещё надо.

    - Я жду, Оленя, жду, - вздохнул Иван. - Да только не каменный я. Сил моих нет. Ты так близка…

    - Потерпи, - уговаривала она, - ведь Пост… нельзя…

    - Наши пращуры постов не блюли, а Русь создали, - грубовато ответил Иван и привлёк Елену к себе. - Нешто мы хуже? Не мальчишка я - и без того долго жду.

    Сладость почти насильно вырванного поцелуя опьянила и Елену, и она перестала вырываться. И ни слова не сказала, когда Иван увлёк её в одрину.

    А потом миновал Великий Пост, отзвенел на Пасху единственный на весь Вырь колокол, и в первый же удобный день молодых обвенчали. И первая их брачная ночь была такой же страстной, как и та, уже забытая тайная ночь в Киеве два года назад.

    Весна пришла запоздало, но выдалась такой тёплой и дружной, что невольно забылись все тревоги минувшей зимы. Жизнь начиналась сначала, и, верный своей задумке жить отныне тихо и мирно, Иван с головой ушёл в налаживание пошатнувшегося за год войны хозяйства. Он то целыми днями разъезжал вдоль крепостных стен, надзирая, как идёт восстановление обгорелых в прошлой осаде заборол, то самолично лазил в подновляемый ров проверять его глубину. Его можно было встретить и в посаде, где он знакомился с мастеровыми и ремесленниками, и в сёлах, и на погостах, где он выезжал на пашню, и на дальних заставах, где вместе с дозорными ратниками с тревогой всматривался в зеленеющую степь - не пылит ли дорога, не скачут ли половцы. Навестил Попаш и Вьяхан, сменив там тиунов. В Попаше тиуном поставил Бессона - бывший коломыйский купец с трудом оправился от раны, полученной осенью прошлого года в битве с полками Тудора Елчича, - окривел на один глаз, сделался кособок, а перебитая правая рука висела плетью. Но смёткой и сноровкой Бог не обделил, и Бессон с рвением принялся за дела.

    Однажды Иван отсутствовал больше седмицы, лишь единожды послав гонца с докладом княгине - мол, жив-здоров, дела задержали. Наконец воротился - чёрный от грязи, пыли и раннего загара, с выгоревшим чубом, усталый и голодный и лишь улыбка сверкала по-прежнему. Елена, последние дни не смыкавшая в тревоге глаз, выскочила ему навстречу, обхватила за шею, смеясь и плача одновременно. Иван подхватил её на руки, как уже повелось между ними и, внося на крыльцо, полушутливо-полустеснительно стал оправдываться:

    - Да всё спокойно, Оленя! Вдоль Выри ездили, смотрели, как пашут. Добро отсеялись, да и озимые взошли, что моя щетина - можно ждать хорошего урожая.

    - Отсеялись, - смутилась Елена и выскользнула из его объятий. - Ты тоже… отсеялся…

    - О чём ты?

    Вместо ответа Елена взяла его ладонь и положила себе на живот.

    - Вот, - промолвила она гордо, - твоё семя… Посеяно…

    Тихо ахнув, Иван обнял жену, прижимая её к себе и словно стараясь укрыть ото всего остального мира. Нежность, которой он доселе не знал и о которой не подозревал, затопила всё его существо. Совсем скоро должно сравняться ему сорок лет. И впервые судьба расщедрилась и подарила ему столько счастья!

    Сын родился в самый разгар зимы, едва отбушевали метели и крещенские морозы. Выходило, что младенец был зачат как раз в Великий Пост, и местный священник отказался крестить новорождённого, предрекая всяческие кары и родителям-отступникам, и самому младенцу. Рассвирепев, Иван ринулся в ближнее село, где за обещание подарить церкви новые подсвечники бедный попик окрестил младенца. По-церковному он стал Михаилом, а по-княжьему - Ростиславом.

    Рождение ребёнка многое переменило в мыслях и чувствах Ивана Берладника. Вдруг вспомнилось, что по наследству он - владыка половины Галичины, что отец его из рода Ростиславичей, что Ярослав Владимирович Осмомысл ему двухродный брат, что он в дальнем родстве со многими сильными мира сего - от Мономашичей до императора Византии Мануила Комнина. И будет просто несправедливо, если он всю жизнь проживёт на окраине Руси, погрязнув в мелких хозяйственных хлопотах, а если и будет воевать, то лишь под началом других князей. Почти двадцать лет Ивановой жизни прошли в изгойстве, и он не хотел сыну такой же судьбы.

    Тем более на Руси за год произошли кое-какие перемены. Мстислав Волынский, вторично посадив в Киеве Ростислава Мстиславича, стал требовать платы за свои услуги. Это привело к ссоре между князьями, да такой крупной, что Давид Ростиславич схватил в Торческе Мстиславова посадника, а в Белгороде уселся младший Ростиславич - тоже Мстислав, дабы стращать своего старшего тёзку. Обиженный Мстислав Изяславич собрал было войско и хотел пойти войной на Владимира Андреевича, но тот не пожелал покинуть Дорогобужа, и Волынский князь был принуждён вернуться восвояси. В довершение ко всему великий князь окончательно примирился и с половцами, женив сына Рюрика на дочери хана Беглука, а также упрочил мир с Ольжичами. Летом Мономашичи сдали свои позиции, когда Юрий Ярославич силком утвердился в Турове. Бывший союзник Изяслава Давидича, Владимир Мстиславич, последний князь, остававшийся безземельным после того, как братья Изяславичи изгнали его с Волыни, внезапным наскоком овладел Слуцком. Это уже было сверх всякой меры, и опять пошли слухи о новой войне.

    Ольжичи и Мономашичи, ссорясь и мирясь, отбирая и возвращая друг другу города, забыли о Выревском князе, и Иван решил попытать счастья в Поднестровье. Ежели собрать под своим началом берладников, можно попытаться отбить у Ярослава Осмомысла Малый Галич, распространив власть на Текуч, Берлад и Романов Торг. Став там князем, он обменяет Вырь на помощь со стороны Ольжичей. Оставшийся без союзников, Ярослав Галицкий будет вынужден примириться с двухродным братом. В душе Иван обещал себе даже пойти на мировую - лишь бы Галицкий князь позволил ему жить на родине. Он бы по примеру прадеда Володаря и его брата Василька начал укреплять Подунавье, населил бы его половцами, торками, пленными болгарами и русскими и присоединил эти земли к Руси. В Берладе он не чужой, ему должны помочь.

    К весне, когда зазвенела капель, стали заполошно орать птицы, а на припёке появились первые проталины, замысел созрел окончательно. Ивану казалось, что всё продумано до мелочей.

    Елена, узнав о походе мужа, выплакала все глаза. Ей уже мнились годы тихого семейного счастья, рождение ещё одного сына и дочери, свадьбы детей, спокойные хлопоты и уют. Она полюбила и Вырь, и речку Вирю, каждый кустик в маленьком саду казался ей родным. Зачем куда-то уезжать, бросая с таким трудом обретённое?

    - Ну почто тебе дома не сидится? - шёпотом убеждала она мужа в темноте и тесноте ложницы. - Жил бы, как все…

    - Не могу, как все, - мотал головой по подушке Иван. - Сегодня Ольжичи меня не трогают, а после вспомнят - Вырь-то на их земле стоит! Святослав Ольжич покамест за меня, но каковы станут его сыновья? Курский Олег Святославич не возжелает ли властвовать надо всем Посемьем? Куда тогда нам подаваться? Опять без конца бродить от князя к князю? Один я бы пошёл, а ты? А Ростиславка? А если новый младенец народится?

    - Как-нибудь бы прожили, - вздыхала Елена. - А коли что с нами случится, пока ты будешь в своём Берладе?