Иван Берладник. Изгой - Галина Романова

    - Как-нибудь бы прожили, - вздыхала Елена. - А коли что с нами случится, пока ты будешь в своём Берладе?

    - Отправь весть к Бессону - он сыщет способ послать мне гонца. А сама тогда ворочайся к родителю. Я вас там достану… Да всё продумано у меня! Не бойся!

    - Как же не бояться! - Елена припала к его груди, целуя и лаская жёсткие светлые завитки волос. - Сердце беду чует. Коли расстанемся - больше уж не свидимся!

    - Ничо, - усмехнулся Иван. - Я заговорённый. Мы с тобой ещё трёх сынов породим! Одного назовём Володарем, другого Изяславом, а третьего… Третьего тоже Иваном, последнего.

    Его тёплые губы и руки заставили Елену забыть о тревогах и предчувствиях…

    Они дали о себе знать с новой силой лишь несколько дней спустя, когда, отгуляв Масленицу, Иван на другой же день попрощался с женой и сыном, наказав горожанам и дружине беречь его семейство, и ускакал с малым числом соратников. Елена долго стояла на крыльце, прижимая к себе Ростислава, и отчаянно не хотела верить предчувствиям…

    Дорога в Берлад оказалась труднее, чем представлялось Ивану. Готовящийся к войне со Слуцком Киев встретил его неласково. Не ведая, помнит ли его великий князь, и не желая задерживаться в чужом для него городе, Иван под другим именем нанялся с дружиной сопровождать купцов до Олешья. Взял плату самую большую, купцы даже изумлялись такой дороговизне, но списывали всё на позапрошлогодний набег берладников на Олешье - дескать, времена нынче другие, и воины не хотят зря рисковать жизнью.

    В Олешье потолкались несколько дней, прислушиваясь к тому, что говорят на улицах, у причалов и на торгу. Много ходило слухов о том, что императору Мануилу надоели постоянные набеги берладников, да и болгары его беспокоят, посему скорее всего будет война. С Русью пока вроде бы сохранялся мир, но больше стараниями вдовствующей принцессы-императрицы Ирины Володаревны, тётки Мануила Комнина. Меньшая Мануйлова сестра, тоже Ирина, отданная почти двадцать лет назад за Юрия Долгорукого, после смерти мужа перестала играть роль в отношениях Руси и Византии. Более того - ходили слухи, что она хочет вернуться на родину. В этом случае жди неприятностей.

    Выслушав всё это, Иван понял, что пора спешить. Всё серебро, полученное за плату охранникам, отдали в оплату перевоза до Белгорода Днестровского, откуда скорым шагом вдоль берега моря двинулись к Дунаю.

    Но в Берладе Ивана ждали разочарования. После позапрошлогоднего набега берладников на Олешье слишком многих порубили дружинники Якуна и Нажира Пересветовича. Несколько сотен попало в плен и было продано в Царьград и к болгарам, а те, осмелев, стали чаще тревожить окрестности Малого Галича и однажды вышли к самому Романову Торгу. Много бывших соратников Ивана Ростиславича полегло в боях, другие постарели и нежили свои раны дома, а подросшие и возмужавшие юнцы сами стали воинами и воеводами и жили своим умом. Из прежних соратников в силе был лишь Держикрай Володиславич, но и он уже не всегда мог переспорить прочих воевод. А Тимоху Поповича убили под Дорогочином, и в доме всем заправлял Юрко Домажирич. Оляндра прошлой осенью оженила сына и вся ушла в хозяйственные дела. Тем не менее она согласилась по старой памяти приютить Ивана на несколько дней и даже дала увидеться с дочерью.

    Желану Берладник не видел три года. Девушке уже шёл шестнадцатый год, она расцвела и стояла перед ним красивая, с задорными чёртиками в глазах. Если бы её увидел Ярослав Осмомысл, он бы ахнул - девушка была так похожа на его сына Владимира, что все сомнения в её происхождении отпадали сами собой.

    - Как живёшь? - спросил Берладник.

    - Хорошо живу, - улыбнулась та белозубо.

    - Невеста она уже, - похвалилась Оляндра. - Скоро свадьба.

    - Вот как? Когда же? - Иван перевёл взгляд с бывшей любовницы на дочь.

    - А по осени. Мне летом шестнадцать минет, а там и сватов ждать, - ответила девушка.

    - Не бывать сему, - решительно отрезал Иван. - Она не простого рода. И мужа ей надобно сыскать достойного.

    Желана бросила испуганный взгляд на мать. Та указала на дверь, и девушка выскочила вон. А женщина, уперев руки в бока, пошла на Берладника.

    - А кто ты таков, чтоб указывать? - зашипела она сквозь зубы. - Ты её растил? Ты её кормил? Она Тимофея тятькой звала! И другого не ведает! Я тебе по доброте душевной открылась, потому как любила тебя, дурня. А он тут свои порядки устанавливает! Всё уже сговорено, и любят они друг друга! Так что ты мне не перечь! Своих детей заведи, их и воспитывай. А к чужим не лезь!

    Иван сник. Вспомнился сын Ростиславка, коего бросил он трёхмесячным младенцем. Вспомнились бабы и девки, с коими миловался за всю свою долгую и непутёвую в общем-то жизнь. Сколько из них девять месяцев спустя рожали ему сыновей и дочерей, он не знал. Сколько таких княжичей, не признанных, не узнанных настоящими отцами, бродят по Руси. Что теперь гадать! И что жалеть!

    - Прости, Оляндра, - сказал Иван. - Права ты. Женат я. Сын у меня. Ради него, ради его будущего сюда приехал.

    Отдохнув с дороги, стал Иван созывать берладников в новый поход. Пришедшие с ним дружинники яркими красками расписывали житьё за Берладником, но из местных мало кто поддавался на посулы. Кое-как, с великими трудами сколотил Иван Ростиславич ватагу в пять сотен мечей и уже подумывал о том, не начать ли сызнова грабить купцов, чтобы на добытое серебро привести наёмников, как донесли с окраин весть о византийском нападении. Война, о которой болтали в Олешье, всё-таки началась.

    Берлад поднялся, загудел встревоженным муравейником. Среди его разношёрстного люда попадались даже греки - в основном беглые рабы, тати, убийцы, воры и конокрады, которым за возвращение домой грозила смерть и каторга. Они были готовы драться хоть с чёртом. Прислали гонцов местные торки и остатки племени печенегов, которые осели на Нижнем Дунае после того, как владычество в степи перешло к половцам. На майдане в Берладе день и ночь не смолкали споры. Слали гонцов по другим городам и заставам, выбирали воевод, раздумывали, звать ли кого-нибудь на подмогу.

    Иван был в числе тех, кого чаще других видели в те дни на майдане. Тут он смог как следует переговорить с Держикраем Володиславичем. Ставший совсем белым, воевода сказал ему:

    - Не пори горячки, княже Иване! Сходи со всеми вместе на византийцев, оборони Берлад, Малый Галич освободи - а там, гляди, за тобой сами побегут!

    И так вышло, что Иван стал одним из воевод, которые повели берладников на войну. Гордо реял над полками, большею частью пешими, его княжеский стяг. Берладник представлял, как через несколько лет будет развеваться он над настоящими дружинами. Это будут золотые времена!

    Вооружённые ватаги берладников, собравшись в большие полки, двинулись в глубь Болгарии, проходя по землям валахов и направляясь напрямик к городу Доростолу. Это был форпост Византийской империи на западном порубежье. Потеряв влияние в Болгарии и сопредельных странах, чувствуя, как уплывает из рук Сербия и Македония и лишь Греция покамест остаётся их провинцией, императоры крепко цеплялись за Дунай. Последний раз так тревожиться за свои границы им пришлось сорок четыре года назад, когда незадолго до рождения Ивана Берладника Владимир Мономах посылал на Дунай своего воеводу Ивана Войтишича, дабы тот продолжил дело князя Святослава, мечтавшего, чтобы стольным градом всей Русской земли был Преслав в Болгарии. У всех были свои замыслы, свои виды на Подунавье - Византия хотела расширить свои границы дальше к северу, до Серета и Прута, Болгария мечтала наконец-то закрепиться на этих берегах, то же самое желала и Галицкая Русь, в кипящем котле войн и интриг рождалась страна валахов, ещё не знающая, что через много лет её назовут Румынией. В будущих румынах слилась кровь осевших на землю торков и половцев, бежавших русских, болгар и византийцев, много лет споривших за Валахию. Бог знает, как бы всё было, повернись история чуть по-другому!…

    Берладники немного не дошли до Доростола - вёрстах в десяти от города навстречу им вышли легионы. Среди них почти не было собственно личных легионов императора Мануила - большинство составляли наёмники, среди которых немалое число оказалось болгар и валахов, а также были греки, критяне и обитатели Антиохии. Тяжёлая пехота, императорские легионы выступали посредине, а конница и лучники-наёмники окружали их с боков.

    Перед боем Иван попробовал созвать совет атаманов. Он предлагал поставить пеших воинов в единый полк, а конных разделить на два крыла и бросить их в сечу, выделив несколько сотен для засады, но его мало кто слушал. Остальные воеводы были слишком уверены в численном превосходстве своего разношёрстного войска - мол, бивали мы греков в прошлом, побьём и ныне.