Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Было что-то грустное в этих словах со стороны двадцатитрехлетнего юноши, даже для деловых ушей мистера Дина.

– Ну, ну, если вы будете продолжать подвигаться в жизни такими быстрыми шагами, то скоро у вас будет жена, о которой вам придется заботиться. Что ж касается до мельницы, то мы, как говорится, не должны слишком рассчитывать на цыплят, пока они еще в яйце. Тем не менее я обещаю вам, принять это к сведению, и по возвращении вашем мы снова переговорим с вами. Теперь я иду обедать. Приходите к нам завтра утром, перед отъездом, позавтракать и проститься с вашей матерью и сестрой.

ГЛАВА VI

Подтверждающая законы притяжение

Вам, без сомнение, становится понятно, что Магги достигла того момента в жизни, который всеми осторожными людьми должен быть признан весьма важним для молодой женщины. Очутившись в высшем обществе Сент-Оггса, с наружностью поразительною, которая имела преимущество быть совершенно-незнакомой большинству членов его и – как мы можем заключить из заботливого разговора Люси с теткой Пулет – отличалась изысканностью туалета, Магги, Конечно, находилась в начале новой эпохи жизни.

На первом вечере у Люси молодой Торри утомлял все мускулы своего лица, чтоб черноглазая девушка, сидевшая в углу, могла видеть его во всем искусственном блеске, придаваемом ему его глазным стеклышком, и несколько девиц воротилось домой с решимостью носить короткие рукава, обшитые черным кружевом и заплетать заднюю косу наподобие широкого венка, как это делала кузина мисс Дин, которой это так шло. Действительно, бедная Магги, при всем ее внутреннем сознании тяжелого прошедшего и предчувствии тревожного будущего, становилась предметом некоторой зависти и разговоров вновь учрежденной бильярдной между подругами, не имеющими между собою тайн в области нарядов.

Девицы Гест, которые нисходили только лишь до несколько покровительственных отношений с сент-оггскими семействами и служили оракулом моды, сделали некоторые исключение в пользу Магги. У нее была своя манера: как-то не вдруг соглашаться с замечаниями, принятыми в хорошем обществе и говорить, что она не знает, справедливы ли эти замечание или нет; это давало ей вид некоторой неловкости и прерывало плавность разговора; но существует факт, говорящий в пользу молодых девиц, именно тот, что они бывают более расположены к тем из новых знакомых их пола, над которыми сознают в некоторых отношениях свое превосходство.

А Магги была до того лишена тех милых ужимок кокетства, имеющих, по преданию, репутацию сводить с ума молодых людей, что возбудила женское сожаление о недействительности ее красоты. Она претерпела на своем веку много лишений, бедняжка; и надо было сознаться, что она не имела никаких претензий: резкость и шероховатость ее манер были прямыми последствиями ее одинокой и горькой жизни. Только одно было странно, это то, что в ней не было признаков тривиальности, особенно если вспомнить, какова была остальная родня бедной Люси, от которой девиц Гест всегда несколько коробило. Неприятно было подумать о свойстве с таким народом, как Глегги и Пулеты; но не стоило противоречить Стивену, когда он раз себе забрал что-нибудь в голову; к тому ж, Конечно, нельзя было сказать ничего против самой Люси, и никто не мог удержаться, чтоб не полюбить ее. Она, без сомнение, будет желать, чтоб мисс Гест были добры к этой кузине, которую она так любит, и Стивен поднялся бы на дыбы, если б они были с ней недовольно учтивы. При этих условиях дело не стало за приглашениями из парка и из других домов, так как мисс Дин была слишком популярный и уважаемый член сентоггского общества, чтоб не быть предметом всеобщего внимание.

Таким образом Магги познакомилась впервые с жизнью светской барышни и узнала, что такое встать утром, не имея никакой побудительной причины, заняться одним делом предпочтительно перед другим. Это новое ей чувство досуга и ничем неподавленного наслаждение среди легкого дуновение ветерка и аромата сада, приносимых ей наступавшей весной, среди нового изобилия музыки и ленивых прогулок под солнечными лучами и сладострастной дремоты в лодке, на реке – все это не могло не иметь упоительного на нее действия после стольких годов лишений; и с первой недели Магги стали менее преследовать ее грустные воспоминание прошедшего и опасение будущего. Жизнь ее становилась приятна: приятно было ей одеваться теперь по вечерам и чувствовать себя одним из лучших украшений этой весенней обстановки. Теперь всегда чьи-нибудь глаза ожидали ее и любовались ею; она перестала быть личностью незамеченною, загнанною, от которой всегда требовалось внимание и на которую никто, в свою очередь, не считал себя обязанным обратить ни малейшего внимание. Отрадно было также, когда Стивен и Люси уезжали кататься верхом, садиться одной за фортепьяно и находить, что старая связь между ее пальцами и клавишами еще жива и пробуждалась, как какое-нибудь симпатическое сродство, которое не пропадет с разлукой для того, чтоб произвести те звуки, которые она слышала накануне вечером, и снова и снова повторять их, доколе она не найдет средство выразить их языком более страстным. Простое сочетание октав было уже наслаждением для Магги, и она часто охотнее бралась за тетрадь этюдов, нежели за какую-нибудь мелодию, чтоб лучше наслаждаться ощущениями музыкальных интервалов. Не то, чтоб ее любовь к музыке доказывала в ней присутствие таланта, выходящего из ряда обыкновенных – нет, ее чувствительность к высокому наслаждению, доставляемому музыкой, была, просто, одним из видов той страстной чувствительности, которою отличалась вся ее натура, которая заставляла ее добродели и ее недостатки сливаться в одно; придавала ее привязанностям вид нетерпеливой требовательности, но также не позволяла ее тщеславию сделаться простым женским кокетством и лукавством, придавая ему поэзию честолюбия. Но вы уже давно знаете Магги и нуждаетесь не в характеристике ее, а в ее истории, которую трудно предсказать даже при полном знании характеристики лица. Драма нашей жизни не исключительно обусловливается внутренними свойствами нашими! «Характер», говорит Новалис в одном из своих сомнительных афоризмов, «характер – судьба»; быть может; но не вся судьба наша. Гамлет, принц датский, имел характер спекулятивный и нерешительный, однако ж он дал повод к страшной трагедии. Если ж отец его дожил бы до почтенной старости, а дядя умер преждевременно, то мы можем предположить, что Гамлет женился бы на Офелии и прожил бы с репутацией здравого ума, несмотря на многочисленные монологи и несколько злых сарказмов против прекрасной дочери Полони я, не говоря ничего о явной нелюбезности его с тестем.

Итак, судьба Магги пока для нас сокрыта и мы должны ждать, пока она откроется перед нами, как течение еще неисследованной реки; мы знаем только, что река эта многоводна и быстра и что для всех рек существует тот же самый Конечный исход. Под чарующим влиянием новых удовольствий Магги сама перестала думать, с свойственной ей живостью воображение, о своей будущей судьбе, и беспокойство ее, в виду предстоящего ей первого свидание с Филиппом, начинало терять свою силу; быть может, совершенно-бессознательно она была рада, что свидание это было отложено.

Филипп не пришел в тот вечер, когда его ожидали, и мистер Стивен Гест принес известие, что он уехал на морской берег, вероятно, прибавил он, с целью делать эскизы, и не было известно, когда он воротится. Это было так похоже на Филиппа, уехать не сказав о том никому ни слова. Он воротился не ранее как чрез двенадцать дней и нашел у себя обе люсины записки: перед отъездом же своим он еще ничего не знал о приезде Магги.

Может быть, необходимо снова иметь девятнадцать лет, чтоб вполне понять те чувства, которые толпились в душе Магги в эти двенадцать дней, показавшиеся ей, с непривычки, очень длинными, и проследить за всеми движениями ее ума. Дни первого знакомства почти всегда имеют для нас более значение и занимают наше воображение более, нежели продолжительные периоды, незаключающие в себе никаких открытий и новых впечатлений. В эти двенадцать дней немного было часов таких, в которые Стивен не сидел бы около Люси, или не стоял возле нее у фортепьян, или, наконец, не сопровождал ее в ее прогулках. Ухаживанье его становилось с каждым днем заметнее, чего, впрочем, все и ожидали.

Люси была очень счастлива, тем более, что общество Стивена стало, казалось, гораздо-занимательнее и забавнее с тех пор, как Магги была с ними. Между ними теперь завязывались веселые беседы, а иногда и серьезные, в которых и Стивен и Магги высказывались, вызывая удивление со стороны милой ненавязчивой Люси, которая не раз подумала, что они составили бы в жизни очаровательный квартет, если б Магги вышла за Филиппа.

Невозможно объяснить, как молодая девушка может более наслаждаться обществом своего обожателя в присутствии третьего лица и не ощущать ни малейшего спазма ревности, когда разговор обыкновенно направлен на это третье лицо? Да; но это и бывает только с такими спокойными, невозмутимыми сердцами, какова Люси, которые хорошо знают состояние сердца их подруги и неспособны к тем чувствам, которые могли бы поколебать в них эту уверенность без всякого к тому основание. К тому ж, Стивен сидел возле Люси, ей он подавал руку, к ней он обращался как к особе, которая – он был уверен – была наверное с ним согласна; и всякий день она встречала в нем ту же нежную внимательность, то же пони мание ее нужд и желание предупредить их. Был ли он действительно тот же? Люси казалось, что он стал еще внимательнее: и немудрено, что истинная причина подобной перемены ускользнула от нее. Это была тонкая жертва, которую Стивен приносил своей совести, не отдавая себе сам в том отчета. Он, сравнительно, мало обращал внимание на Магги, и между ними произошел даже род какой-то далекости, недопускающей повторение отношений, походящих на ухаживанье, бывшее между ними в первый день, во время катанья в лодке. Когда Стивен входил и Люси не было в комнате, или когда Люси оставляла их одних, они никогда не говорили друг с другом: Стивен в подобных случаях будто бы рассматривал книги или ноты, а Магги прилежно наклонялась над своей работой; один тягостно чувствовал присутствие другого, и это ощущение, казалось, простиралось до концов их пальцев; тем не менее каждый из них внутренно желал, чтоб то же случилось и на следующий день. Ни ему, ни ей не приходило на ум подумать об этом или внутренно спросить; себя: «к чему все это ведет?» Магги чувствовала лишь только, что жизнь открывала ей что-то совершенно-новое, и она была погружена непосредственно в эти новые ощущение, так что ей не оставалось более достаточно энергии, чтоб отдать себе в них отчет или обсудить их, Стивен умышленно не предлагал себе никаких вопросов и не хотел сознаться самому себе, что испытывал чувство, имеющее прямое влияние на его поведение. Когда Люси возвращалась в комнату, они снова были непринужденны: Магги могла спорить с Стивеном и смеяться над ним, а он, шутя, указывал ей на эту интересную героиню мисс Софайя-Уэстерн, которая питала большое уважение к уму мужчин. Магги могла глядеть на Стивена, чего, по неизвестной причине, она постоянно избегала, когда они были одни; а он мог даже просить ее аккомпанировать ему, так как пальцы Люси были так заняты работой для базара, и бранить ее за то, что она так ускоряла темп, что, Конечно, было ее слабой стороной.