Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Том смотрел несколько времени на пол, насупив брови, потом обратился к Магги и произнес медленно и выразительно:

– Ты хорошо знаешь мой образ мыслей об этом предмете. Мне не к чему повторять то, что я – сказал год назад. Пока отец был жив, я считал своим долгом употребить все средства, чтоб не позволить тебе обесчестить его, равно как и себя и всех нас. Но теперь я не должен мешаться в твои дела. Ты желаешь быть независимою – ты так – сказала мне после смерти отца. Я не переменил своего мнение. Если ты хочешь иметь своим женихом Филиппа Уокима, то должна отказаться от меня.

– Я вовсе этого не хочу, милый Том; об этом и речи нет. Из этого бы вышло только горе и несчастье. Но я скоро отправляюсь, и желала бы расстаться с ним друзьями. Люси желает того же.

Лицо Тома несколько прояснилось.

– Я ничего не имею против того, чтоб ты случайно встречалась с ним у дядюшки; я вовсе не желаю, чтоб ты стала открыто показывать, что его избегаешь. Но, Магги, я не имею к тебе доверия: тебя можно подбить на что угодно.

Последние слова были слишком жестоки. У Магги задрожали губы.

– Зачем тебе говорить подобные вещи, Том? Это, право, очень жестоко с твоей стороны. Разве я не исполнила, не перенесла все, как только могла лучше? Я сдержала данное тебе обещание, когда… когда жизнь моя была невеселая, не веселее твоей…

Магги не могла выдержать характера, слезы прихлынули к ее глазам. Когда Магги не была рассержена, доброе или не доброе слово были для нее то же, что светлое солнце, или темная туча для бабочки. Впрочем, чувство любви всегда брало верх, как в былые, времена. И братнино сердце не осталось глухо, но Том обнаруживал свою любовь только ему свойственным образом. Он. нежно положил свою руку на плечо сестре и проговорил тоном нравоучителя:

– Выслушай меня, Магги. Я тебе объясню, что я хотел сказать. Ты всегда переходишь из крайности в крайность: у тебя не достает здравого суждение и силы характера, и при всем том, ты уверена, что знаешь лучше других, как жить на свете и не хочешь принимать добрых советов. Ты знаешь, я не желал, чтоб ты искала себе места. Тетка Пулет предлагала тебе жить у нее, прилично и спокойно между родней до-тех-пор, пока я буду в состоянии устроить собственный уголок для тебя и матушки – вот чего я добиваюсь. Я хотел, чтоб сестра моя оставалась барыней, я бы всегда заботился и пекся о ней, как желал того покойный батюшка, пока не нашлась бы для нее приличная партия; но мы всегда расходимся в наших понятиях, и ты, я знаю, ни за что не переменишь своего образа мыслей. Хотя, я уверен, у тебя довольно здравого смысла, чтоб понять, что брат, который потерся на свете и видится больше твоего с людьми, должен лучше знать, что прилично для его сестры и что нет. Ты считаешь меня недобрым, но привязанность моя к тебе не может заставить меня действовать иначе, как в видах твоей пользы, хотя бы мои поступки и противоречили твоим собственным убеждением.

– Да, я знаю это, милый Том, – сказала Магги, все еще всхлипывая и стараясь удержать слезы. – Я знаю, что ты готов много для меня сделать; я знаю, сколько ты работаешь и как мало бережешь себя. Я тебе очень благодарна; но, право, ты не можешь судить за меня – наши характеры слишком различны. Ты не знаешь, как неодинаково одна и та же вещь действует на меня и тебя?

– Я это пони маю, слишком хорошо пони маю. На сколько, например, твои убеждение о семейной чести и о достоинстве молодой девушки должны отличаться от моих понятий о тех же предметах, чтоб ты могла решиться слушать тайные признание Филиппа Уокима. Если б он мне и не был противен во всех отношениях, я бы восстал против одной мысли, что имя сестры моей сочетается с именем сына того, кто ненавидит нас всех, проклинает память отца и с презрением выгнал бы тебя из своего дома. Всякого другого зрелище, которого ты была свидетельницею незадолго до смерти отца, заставило бы отвернуться с отвращением от такого обожателя, как Филипп Уоким; но я не уверен, чтоб оно так подействовало на тебя – с тобой я никогда ни в чем не уверен. В одно время ты находишь удовольствие в каком-то извращенном самоотвержении, а минуту спустя, ты не имеяшь силы удержаться от того, что ты сама сознаешь дурно.

Слова Тома заключали жестокую, горькую истину, истину, которую может открыть только бесчувственная, холодная душа. Бедную Магги всегда уничтожали суждение Тома; она восставала против них и вместе сознавала их справедливость; ей казалось, что он показывал, как в зеркале, ее слабость и безрассудность. Слова его звучали, как зловещее пророчество, предрекавшее падение, но, несмотря на то, Магги не могла не осуждать и брата в глубине души своей. Внутренний голос говорил ей, что понятия его узки и ложны, что он не в состоянии постичь тех умственных потребностей, которые нередко побуждали ее именно на безрассудные поступки, делавшие жизнь ее неразрешимою для него загадкой.

Магги не – отвечала тотчас; голова и сердце ее были переполнены. Она опустилась на стул и закрыла лицо руками. Ей, видно, нечего стараться сблизиться с Томом: он всегда ее отталкивает. Намек, сделанный им на последнюю сцену между отцом и Уокимом, изменил направление ее мыслей; наконец, это грустное, болезненное воспоминание взяло верх над минутным раздражением. Нет! она никогда не думала о подобных вещах с таким предосудительным равнодушием, и Том не должен предполагать в ней подобного легкомыслия. Она взглянула на него с серьезным, искренним выражением лица и – сказала:

– Я знаю, сколько я ни говори, ты не переменишь обо мне своего мнение, Том; но я вовсе не так далека, как ты думаешь, от тех чувств и понятий, которые ты разделяешь. Я очень хорошо вижу, что, вследствие наших отношений с отцом Филиппа – но ни на каком другом основании – мы не можем, мы не должны и помышлять о женитьбе, и я давно отказалась от мысли о нем, как о женихе… Я тебе говорю сущую правду, и ты не имеешь права сомневаться в моих словах; я сдержала свое слово: ты ни разу не – заметил, чтоб я тебя обманывала. Я не только не буду обнадеживать Филиппа, напротив, я буду осторожно избегать всякого случая возобновить с ним другие сношение, как только основанные на старое дружбе. Ты можешь сомневаться в моем постоянстве, в твердости моего характера, но ни в каком случае не в праве отзываться обо мне с жестоким презрением за обвинение, которых я еще не заслужила.

– Ну, Магги, – сказал Том, несколько тронутый ее словами: – я не намерен преувеличивать зла. Во всяком случае, я думаю, тебе лучше видеться с Филиппом Уокимом, если Люси намерена приглашать его к себе. Я верю твоим словам; по крайней мере, ты сама им веришь – я знаю. Я только хотел предостеречь тебя, и могу быть добрым братом, только на столько, на сколько ты сама даешь мне права.

Голос Тома немного задрожал при последних словах, и Магги тотчас почувствовала прежнюю нежную привязанность к брату, как, бывало, в детстве, когда они откусывали оба от одного пирожка, в виде тайны примирение. Она привстала и положила руку на плечо Тому.

– Милый Том, я знаю, что ты мне добра желаешь. Я знаю, тебе много пришлось перенести и немало трудиться, но ты и достиг многого. Я бы не хотела сердить тебя, а быть тебе утешением. Ты, ведь, не считаешь меня за совсем дурную девочку – не правда ли?

Том улыбнулся пытливому выражению ее личика; улыбку его приятно было видеть, потому что серые глаза его редко смотрели весело из-под сдвинутых бровей.

– Нет, Магги.

– Из меня может выйти что-нибудь лучше, чем ты ожидаешь.

– Я надеюсь.

– А могу ли я придти когда-нибудь сделать тебе чай и посетить крошечную жену Боба?

– Да; но теперь тебе пора отправляться, потому что мне время дорого, – сказал Том, глядя на часы.

– Даже поцеловать меня не время?

Том наклонился, чтоб поцеловать ее в щеку и сказал:

– На, будь добрая девочка! Мне очень много дела до ночи. Сегодня вечером у меня длинное совещание с дядею Дином.

– Ты будешь завтра у тетки Глет? Мы будем нарочно все рано обедать, чтоб потом отправиться к ней на вечер. Ты должен придти: мне так Люси велела тебе сказать.

– Пфу! Мне и без того времени мало, – сказал Том и с яростью дернул за звонок, так что рукоятка осталась у него в руках.

– Я спасаюсь поскорей: ты меня перепугал, – сказала Магги, со смехом выбегая из комнаты.

Тогда Том с мужественным хладнокровием бросил рукоятку на другой конец комнаты, правда, не очень отдаленный: что напомнит, быть может, не одному высоко-стоящему сановнику или современной знаменитости то время при начале их поприща, когда они лелеяли большие надежды в очень маленьких комнатках.

ГЛАВА V

Том вскрывает устрицу

– Теперь, покончив с вами ньюкестльское дело, Том, – сказал мистер, Дин, когда они в тот же день сидели вместе в конторе банка: – мне хотелось бы переговорить с вами о другом деле. Так как вам предстоит провести несколько скучных недель в дымном Ньюкестле, то, чтоб не упасть духом, вам необходимо иметь в виду что-нибудь приятное.