Секс и ничего личного - Яна Ясная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На сегодня ваш рабочий день закончен, мсье гросс Теккер. Идемте. Отвезу вас домой.
Я снова вдохнул морозный воздух — такой неожиданно вкусный — и, неожиданно для себя, сказал:
— Спасибо, мсье Альмарик, но не нужно. Я сам доберусь. Хочу позвонить отцу.
Босс и наставник в одном флаконе взглянул на меня остро, пронзительно. И, внезапно, кивнул:
— Позвоните, мсье гросс Теккер. И знайте: я сожалею, что из-за нашей сделки вы поссорились с семьей. Но не раскаиваюсь!
Он подмигнул мне, и стремительно ушел вперед, скрывшись из виду. А я остался ошарашенно смотреть ему вслед.
Вот же… адвокат! “Сожалею, но не раскаиваюсь”. Хорошая формулировка. Сегодня она мне пригодится.
Я достал из кармана телефон.
-
Гудки звучали так долго, что я уже думал, что отец и вовсе трубку не возьмет. Но нет. Принял звонок.
Молчание.
Отрывистое “Слушаю”.
— Привет, пап.
Снова молчание.
Повисшая между нами тишина — как стена, и меня вдруг окатывает страхом, что мне предстоит биться в нее всю жизнь, что отец не простит, и я навсегда останусь вне семьи, и не то чтобы я не справлюсь один, но… я не хочу остаться без них. Я скучаю.
Я снова поднимаю лицо к небу, надеясь найти в его темнеющей вышине если не нужные слова, то хотя бы моральную поддержку.
— Знаешь, пап… Я сегодня понял, как мне с вами повезло. Мы сейчас в ссоре, но я вас очень люблю. Я хочу, чтобы ты знал.
Короткое мгновение тишины, и вопрос, резки и напряженный:
— Что у тебя случилось?
А что у меня случилось? Ничего особенного, просто…
— Мы сегодня заключили сделку с Квентином Морелем. Он изменит свои показания в части, касающейся участия его племянницы в его действиях преступного характера.
— Ты звонишь мне чтобы похвастаться своими успехами на адвокатской стезе?
Тон отца в трубке был откровенно неприятным, но я звоню, чтобы помириться — и я помирюсь с ним, как бы он не сопротивлялся. Поэтому в ответ я только хмыкнул:
— Скажешь тоже, “успехами”. Моих заслуг там — только ручку мсье Морелю вовремя подал… Просто ты спросил, что у меня случилось. Вот, объясняю. Пап, мам… я маме потом тоже позвоню, но это не важно… Я вас очень люблю. Вы не представляете, какие вы на самом деле хорошие родители.
— И поэтому ты с нами так обошелся, да? — рявкнул отец. — Переметнулся к моему врагу!
— А к кому я должен был переметнуться? — Я тоже не стал сдерживаться, и заорал. — Если бы я прибежал за помощью к тебе, ты бы меня послал! Сказал бы, чтобы я решал свои проблемы сам! Я просто пропустил этот этап, и сразу решил сам!
— Ты мог хотя бы предупредить! — Звуковой удар из трубки чуть не смел меня, и я, поморщившись, отвел ее подальше от уха. — Просто предупредить нас с матерью, чтобы нам не пришлось узнавать об этом от чужих людей! Но тебе же хотелось, чтобы я выглядел идиотом!
— Прости, отец, но я не мог. Я пообещал мсье Альмарику, что не стану этого делать. Извини, но у меня была не очень выгодная позиция для торга!
— И поэтому ты расплатился мной, да, сынок? Очень… Очень по-адвокатски!
— Для тебя это был лишь удар по самолюбию, да и не самый сильный. А для Кэсс… для Кассандры это был бы удар, который сломал бы ее. Да, я использовал тебя как щит для нее. Я сожалею. Но не раскаиваюсь.
Отец… молчал. И я тоже молчал.
И стало понятно, что если я все еще хочу помириться, то первым заговорить придется мне.
— Вы мне очень дороги, пап, — медленно начал я. — Не только вы с мамой, но братья, и Сирьель. Но я впервые в жизни принимаю решения за себя сам. И я не отступлюсь. Несмотря на то, что там у нас дальше будет с Морель.
Кажется, слова для примирения я выбрал все же не очень…
И когда я совсем уже решил, что сейчас меня пошлют, отец вдруг хмыкнул:
— Ну, и что там у вас с Морель?
— А что у нас с Морель? Вроде бы, все хорошо, ее дядя изменит показания…
— Насколько я помню, против твоей Кассандры не только показания ее дядюшки, но и артефакты со следами ее силы! — Очень Противным Голосом заметил отец.
И меня отпустило. Таким голосом он с чужими не говорит. И когда по-настоящему зол — тоже. А значит… значит, всё будет хорошо.
— А! А, так значит, ты все-таки следишь за ее делом! — Обрадовался я.
— Нет, конечно, мне абсолютно наплевать, в каком контексте будут полоскать мою фамилию!
Яд в этой фразе сочился из каждого звука, и я поспешил прикрутить фонтан радости, чтобы не бесить отца.
— Да он эти артефакты выкупил у перекупщика, которому Кэсс их сдавала! А перекупщик не имел права приобретать артефакты с рук, вот он и уперся, что не в глаза этих побрякушек не видел, кто станет свидетельствовать против себя? Пап… а ты только за одним делом Кэсс следишь, или за обоими? Ну, чего ты молчишь, пап?
— Я не знаю, что тебе сказать, сынок.
И по отцовскому тону, по этому непроизвольно вырвавшемуся “сынок” я понял: не только следит; он читал показания.
— Ну, кто бы мог подумать, а? Ты не представляешь, как обидно!
— Ты про то, что он считал вас всех придурками?.. — осторожно уточнил отец.
Я досадливо поморщился:
— Да нет! Ну, считал
