Записки нечаянного богача 2 - Олег Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В правую ладонь будто ткнулся мокрый нос. Отдёрнув её от неожиданности, тут же вернул обратно и, помогая левой, начал судорожно рыть, швыряя грунт во все стороны, не глядя. Думаю, со стороны ничего нормального и человеческого во мне разглядеть было невозможно. Тут рука наткнулась на какой-то комок, едва не вырвавший ноготь. Пару раз треснув находкой об удачно торчащий рядом корень, я раскрошил ком на части. И в ладони осталась каменная фигурка, размером чуть больше спичечного коробка. Толстые лапы, забавные уши торчком. Лобо, которого я вырезал для Ани. Только окаменевший за века под землей. И без бурого пятна в форме торчащего языка на морде. Любимая, а может и единственная игрушка бедной загубленной девочки, имя которой я забыл спросить у Откурая.
— Му-у-унгэ-э-эн! — голос, что только что безутешно рыдал вокруг, зазвенел отчаянной радостью.
Я выбрался из ямы, спустился к воде и, размахнувшись, запустил каменного волчонка на самую средину. С нашим озером такой номер не прошёл бы, хорошо, что это было меньше раз в семь.
— Ты свободна, Мунгэн! Над тобой нет власти ни у кого на Земле. Не держи зла, поднимайся в небо, поклонись Великой Матери Эхэ Бурхан. Мир по дороге!
И раздался гром. Сперва далекий, а потом опасно близкий, словно прямо над головой весёлые Боги молотили колотушками в бубен размером с Монголию. Меня вжало в землю. Маленькая девочка с силой, победившей двух матёрых колдунов, прощалась со своей многовековой темницей, смеясь и крича. И провалиться мне пропадом, если в этом грохоте не был явно слышен хохот шамана. Эхо, пытавшееся перекричать гром, доносило непонятные обрывки фраз на неизвестных языках. Я разобрал что-то вроде «мир тебе, Волк!». По крайней мере, мне очень хотелось надеяться, что прозвучало именно это. Гром и ветер оборвались внезапно, будто слышал их только я один.
— И вот каждый раз такая хренотень, Стёп! — раздался голос Тёмы, сочившийся, казалось, осуждением и смертельной усталостью. — Хоть примету новую выдумывай, ей-Богу: «видишь Волкова — беги к попа́м». Или просто «беги», я пока не решил. Что хоть это было, собака ты лесная?
Он отряхивался от мелких веток и сухих стебельков мха, обсыпавших, как оказалось, каждого из нас с головы до ног. Степан молчал, занимаясь тем же самым, поглядывая на меня с непроницаемым лицом. Силён богатырь, такого удивлять — всю удивлялку погнёшь. Или сломаешь.
— Веришь — нет, иду, никого не трогаю, а тут девочка плачет. Три тыщи лет уж как. Игрушку потеряла. И с места сойти не может — Кащей какой-то заколдовал. Вот я и помог, — развёл я руками.
— Три тысячи лет? — пробасил, уточняя, Стёпа.
— А-а-а, не бери в голову, Бер! А то, неровен час, думать начнешь. Смотри, а ну как привыкнешь? Тогда со службы враз комиссуют, там умных не держат! — Головин снова валял дурака с совершенно серьёзным лицом.
— То-то я гляжу, Башка, одного тебя только и держат, хоть и за штатом, конь-сультант ты наш секретный, — не остался в долгу гигант.
— Так, пошутили — и хорош, — видимо, разговор свернул в ненужное Тёме русло. Вон как голос сразу изменился. — Смотри, Дим, тебе тут ещё надо чего?
— Неа, — покачал я головой.
— Что, даже не будешь ждать бабку верхом на олене или лосе, или на чём они тут ездят?
— Какую ещё бабку? — влез заинтересованный Стёпа.
— Да по идее вот-вот, с минуты на минуту буквально, должна прикатить какая-то. Чтоб в ножки ему вон упасть и взмолиться: «Окажи божескую милость, соколик, сильномогучий богатырь Еруслан Лазаревич, прими у баушки землицы апчхинадцать мульёнов гектар, да горы злата-серебра, да груды каменьев самоцветных! Прям извелась вся, не знаю кому и влындить богачества энти!» — Головин голосил, как настоящая старуха. Талант.
— А чья тут земля, кстати? — перебил его я. Некоторые слова далекого эха Мунгэн продолжали «переводиться» где-то в глубине сознания в фоновом режиме.
— Во! Во, Бер, видал⁈ Вот он, истинный волчий оскал капитализма! — от души потешался Артём. — А вот шиш тебе, мироед! Родины тут земля, а конкретнее — Министерства обороны. Выкусил, оккупант⁈
— Передавай Родине моё глубочайшее почтение и искреннюю любовь. И скажи, что вон под той горой слева — жила серебряная. Старая. Но последние три тысячи лет её никто не трогал. Да и раньше — вряд ли.
— Плетёшь, поди, опять? — юмор с него сбило мгновенно.
— Неа, истинную правду говорю. Привет передать только не забудь.
— Кому? — хлопнул глазами он.
— Родине, — вздохнул я. — Пошли, мужики, нам собираться ещё.
Но переживал зря. Всё наше барахло уже было на борту, рачительные военные не оставили даже бочку со свежезасоленной воблой — чего добру пропадать? На военном аэродроме мы вышли через час, размять ноги и перекусить у хлебосольной Стёпиной Нади, женщины с большим сердцем и прочими формами.
Через семь часов, мятые и заспанные, перегрузились в Жуковском из самолёта в такой же вертолёт, что подвёз нас с заимки до Читы. Только на бортах у него красовались круги из двух половин — белой и чёрной.
* * *
Уважаемые читатели!
Следующая глава завершит вторую часть записок нечаянного богача.
Есть вероятность, что придётся нарушить график выкладки и пропустить один день.
Очень надеюсь, что этого не произойдет, но на всякий случай заранее приношу извинения за вынужденные неудобства(
Глава 29
Твердое слово. Что подарить тому, у кого все есть
До посадки на газон размером никак не меньше двух футбольных полей прошло около часа. Если я не путал, то от Жуковского нас теперь отделяло километров триста. И в какую именно сторону — не поручился бы, потому что, хотя борт и был какой-то ультрамодный и бизнес-классовый, ставенки на окошках не открывались. Это