Серебро и свинец - Владимир Серебряков

Владетель покивал, словно это и надеялся услышать. Но только Лоргасу пришло в голову задать следующий вопрос:

– Если, как ты говоришь, почтенный провидец, это стадо простодушных баранов ведут хитрые волки… что они сделают, когда безумие, которое только и удерживает в повиновении их отару, спадет совсем?

Ответить не смог никто.

Дожидаясь ответа, Обри терпеливо оглядывая тронную залу.

Даже побывав в замке Дейга (пережившем до этого, впрочем, падение вертолета и артиллерийский обстрел), он не ожидал, что жилище коуна Фориола окажется настолько внушительным.

Замок Дейга был просто велик. Замок Фориол был огромен. Пока Обри вели по многочисленным проходам со двора, где стучали копытами и капризно ржали скакуны, в тронный зал, майору казалось, что его каким-то чудом занесло в Пентагон. Переходы казались бесконечными: хлопали двери, торопились куда-то серьезные люди неуловимо военного вида, волоча в руках всяческое барахло и отирая при встрече плечами белоштукатурные стены, и от коридоров министерства обороны США здешние отличались только скудноватым освещением. Обри заметил, впрочем, что здешние лампы горят ровно и – для примитивных керосинок – ярко, испуская сладковатый дух.

В тронном зале мог бы поместиться истребитель, если бы не мешали колонны. В их расположении Обри поначалу не усмотрел никакой системы и решил было, что они понатыканы неведомыми архитекторами как придется, и только потом сообразил – некоторые точки зала, не разделенного вроде бы никакими перегородками, невидимы из центрального прохода.

В замке Дейга майор Норденскольд видел голые стены, покрытые копотью пожаров и каменной пылью. Здесь он узрел, как великолепно может быть обиталище эвейнского лорда (барона? маркграфа? язык, сколько усвоил его Обри, не содержал никаких специальных обозначений, которыми столь богата средневековая лексика, – владетели, и все).

Стены между высокими стрельчатыми окнами были целиком затянуты расшитым сканью шелком. Откуда в здешних краях шелк, Обри даже гадать не брался. Во всяком случае, здешние не в магазинах Солсбери его покупали. Золотые и серебряные нити взблескивали на солнце, тускло мерцал мелкий, неровный жемчуг; от пола до потолка взбегали причудливые, дивные лозы, усыпанные драгоценными цветами.

Трон, на котором восседал в раздумье владетель Фориол, Обри счел бы уместным разве что в музее. Побывав в молодые годы в Париже, он на всю жизнь запомнил тронный зал Наполеона Бонапарта, этот образчик самого дорогостоящего на свете кича. Кресло Фориола было, пожалуй, еще пышнее, хотя доселе Обри полагал подобное невозможным, однако при этом не казалось ни вычурным, ни вульгарным. Это была запредельная, немыслимая роскошь, наделенная собственной эстетической ценностью. Майор почувствовал себя нищим и злым испанским конкистадором у золотого трона Монтесумы.

«Неудивительно, – мелькнуло в голове у Норденскольда, – что к нам здесь относятся с таким пренебрежением. Привыкнув, что важные персоны пользуются подобным богатством…» Он украдкой окинул взглядом свой парадный мундир, несколько помявшийся за время полета.

– Так ты говоришь, мой брат жив? – пророкотал Фориол, поднимая голову, увенчанную тонким золотым обручем – на удивление, без единого самоцвета, словно все они ушли на украшение трона.

– Воистину так, коун, – ответил Обри. Обстановка располагала к архаике.

– И вы, демоны, надо полагать, потребуете за его возвращение выкуп? – осведомился Пардайг ит-Арбрен с какой-то странной интонацией.

Обри на миг запнулся, пытаясь понять, о чем думает Фориол, и тут же понял – тот пытается язвить, чтобы сохранить остатки достоинства перед собравшимися в зале вельможами, большинство из которых смотрят на пришельца с ненавистью, в то время как сердце его рвется от отчаяния.

– Нам не нужен выкуп, – ответил Обри. – Ваш брат находится в нашей летающей машине, и мы отпустим его, когда я выйду из замка.

Обри два дня уговаривал Макроуэна на эту авантюру. Подполковник решительно отказывался признать за туземцами какое-либо чувство чести – как не без мстительности решил для себя Обри, потому что сам был его лишен. Уж Макроуэн-то не стал бы сдерживаться, заполучив назад высокопоставленного заложника.

В зале воцарилась полная тишина.

– Ты говоришь так, словно над тобой властен Серебряный закон, ши, – проронил лорд Фориол.

– У нас свой закон, – ответил Обри. Владетель помолчал.

– Ты заслужил того, чтобы я говорил с тобой, – вымолвил он наконец. – Что вам нужно в Эвейне Благословенном? Зачем пришли вы на нашу землю?

– Путь через стоячие камни открыл наш враг, – ответил Обри нарочито решительно. – Мы не можем допустить, чтобы его… воины пришли к нам через врата с вашей стороны.

– Мы сами способны оборонить стоячие камни от вторжения злобных ши, – без выражения ответил владетель Фориол. – Вы можете не опасаться.

– Возможно, – так же бесстрастно откликнулся Обри. – Владетель Торион ат-Дейга тоже думал, что может противостоять нам. Теперь остатки его дружины прячутся по лесам и живут только потому, что мы не желаем проходить по землям Эвейна с огнем и мечом. А ведь мы не стали применять против него самое сильное наше… колдовство.

Некоторое время Пардайг Фориол молча изучал незваного гостя. Взгляд его скользнул вбок, туда, где за колоннами стояла немолодая женщина в расшитом серебром платье чародейки. Та утвердительно кивнула.

– Ты заблуждаешься, – произнес лорд, не спрашивая, но утверждая, – но искренне. К тому же не мне решать, даровать ли вашему роду ши свободный проход по землям Эвейна. Это может сделать только рахваарракс – император. Ты, верно, будешь просить меня лишить самозваного нововладетеля Дейга моей помощи. Что же, если ты вернешь мне моего непутевого брата, я готов согласиться на это. Я отзову из чужих владений своих родовичей Атурио-на ит-Лавана и Брандига ит-Диуракса и не стану воевать с вами, покуда вы не нарушите границ моих владений или император не призовет меня согласно Серебряному закону.

– Владетель Фориол мудр. – Обри слегка наклонил голову – насколько может поклониться местному князьку американский офицер.

– Владетель Фориол, – вот теперь Пардайг ит-Арбрен усмехнулся уже откровенно, – осторожен. И не обольщайся, ши. Я готов вас терпеть, но не думай, что стану вас любить после того, как вы держали в плену моего раненого брата.

Обри посмотрел ему в глаза. Он знал, что во многих отсталых странах это считается оскорбительным, но сейчас ему было все равно.

– Твой брат, владетель, убил десяток наших воинов так же небрежно, как мальчишки бьют мух, – отчеканил он. – Мы готовы терпеть ваше презрительное невмешательство… но не ждите, что мы станем вас любить. Верно, у тебя там прячется чтец мыслей? – Майор мотнул головой в сторону заслоняющих угол зала колонн. – Так пусть посмотрит, что мы могли бы сделать с вами, будь мы такими дикарями, какими вы почитаете нас!