Агния Барто - Борис Иванович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книга «Переводы с детского» возникла как результат внимания писателя к детской жизни, к духовному миру ребенка. А где же этот мир отражается непосредственнее и полнее, если не в детском творчестве! Где бы ни бывала Агния Барто, она, встречаясь с детьми, всегда стремилась получить их рисунки и стихи. Причем многие рисунки и стихи создавались в присутствии писательницы, иногда даже на подсказанную ею тему. В крохотной летней пристройке дачи Барто на стенах не видно обоев: они завешаны детскими рисунками, привезенными едва ли не со всех континентов. Об истории некоторых из них писательница рассказала в «Записках детского поэта» в главе «Тридцать два солнца».
«Мой интерес к детским рисункам не бескорыстен,— написано там,— читая детям новые стихотворения, я прошу их передать на бумаге впечатление от услышанного и понимаю, что именно запомнилось, подействовало на детское воображение, что оставило равнодушным».
Детские стихи — тот же рисунок, только не красками, а словами. По стихам детей так же можно судить, что в жизни им «запомнилось, подействовало на... воображение, что оставило равнодушным».
Рисунки и стихи детей обычно неумелы, наивны, отличаются скудостью выразительных средств. Но в них есть драгоценнейшее свойство, которого так часто недостает профессиональному искусству: непосредственность чувства, искренность, полная самоотдача. Понять до конца, раскрыть подлинное богатство и красоту детского творчества может не каждый. Лишь тот, кому доступен «детский язык». Причем конкретный язык изобразительного образа или слов.
Когда-то Борис Житков мечтал о литературе для десятилетних, которую могли бы создать сами десятилетние, обладай они литературным опытом и умением взрослых писателей. А. Барто, по сути, осуществляет эту мечту всем своим творчеством. Говорить как бы от имени самих детей, причем всех возрастов, стало ее поэтической сутью. И эта суть великолепно раскрылась в «Переводах с детского».
Однажды я совсем по-новому увидел рисунки детей, когда на выставке Международной бьеннале фантазии в словацком городке Мартине наш замечательный график Виталий Горяев обстоятельно объяснил мне, чем хорош тот или другой рисунок — с учетом возраста юного художника и национальной художественной традиции его народа. Это был своеобразный «перевод» с языка детского рисунка на наш обычный словесный язык.
Нечто подобное предприняла Агния Барто в отношении стихов, написанных, как она шутливо выразилась, «невеликими поэтами» в разных концах земли.
Слово «невеликие» здесь, конечно, многозначно. Среди детей не бывает великих — не только по росту. Но есть в этом названии легкий, едва заметный намек на полемичность. Кто из нас, глядя на «невеликих поэтов», не задумывается о том, что именно из них-то и вырастут завтрашние великие, что уже сегодня эти маленькие граждане несут в себе, как возможность, великую духовность.
«Многое роднит «невеликих поэтов»,— пишет Агния Львовна в предисловии к книге,— но часто их переживания глубже, богаче, чем ребенок способен выразить. Вот я и постаралась, сохранив смысл каждого стихотворения, найти для него ту поэтическую форму, которая позволит прояснить, точнее передать сказанное ребенком». Переводя «с детского», Барто стремилась в то же время, как она говорит, «сберечь присущую ребенку непосредственность, детскость». И это ей удалось.
Дети Финляндии, Либерии, Франции, Болгарии, ФРГ, Югославии, Венгрии, Греции — всего восьми стран — представлены в книге двадцатью четырьмя стихотворениями. Двадцать из них написаны от имени «невеликих поэтов», имеющих точное имя и возраст. Одно — подстрочный перевод оригинала. Два выражают чувства и мысли целых групп. А одно написано от имени девочки, стихов не сочинявшей, а просто доверившей писательнице драму своей маленькой жизни.
Конечно, такая книга может быть сколь угодно большего объема: ведь в мире десятки стран, сотни больших и малых народов3. И у каждого народа не счесть своих «невеликих поэтов», ибо практически все дети в определенном возрасте — стихотворцы.
Когда в одной из школ Финляндии Агнии Барто сказали, что финские дети вообще не пишут стихов, писательница не поверила и оказалась права. Просто ребят никто не спрашивал, сочиняют ли они стихи. А когда советская гостья спросила, кто в классе пишет стихи, оказалось, что почти все. В «Переводах с детского» «непоэтическая» Финляндия представлена семью юными стихотворцами. И дело не только в количестве. Подстрочники финских детей оказались наиболее «социальными» и разнообразными по содержанию.
О чем же пишут дети? Точнее, о чем они думают, что их волнует, заботит, радует или, напротив, пугает и огорчает? Если говорить о темах — они близки к повседневной жизни ребенка, независимо от того, живет он на европейском севере или возле экватора. Много стихов о маме. Есть стихи про любовь, хотя они, понятно, отличаются некоторой абстрактностью. Скорее это стихи, выражающие предчувствие любви, мечту о любви. Полнее всего охвачен, пожалуй, мир природы: весна, лето, осень, Родопские горы Болгарии и африканские зеленые холмы, бык на пастбище, жуки, голуби, полевые мыши, кролики, лиса, собака и крокодил, курица с цыплятами, ласточки, затмение солнца, реки, цветы, сбросившие листву буки — вот какой широкий мир живого, трепетного, прекрасного, пройдя через сердце ребенка, входит в его стихи. Этот мир дополняют картины народной жизни, обычаев, игр. Дети не просто описывают то, что видят. Они пытаются обобщать, размышлять. Они — прирожденные поэты: даже мертвые вещи оживают в их фантазии, словно сбрызнутые живой водой народных сказок.
Описанные тринадцатилетней югославкой Гиной Войнович осенние буки стынут, скинув «платья зеленые». И девочка сопереживает им, как людям: «Холодно вам, оголенные буки, голые ветви как голые руки». Ее двенадцатилетнего соотечественника Младена Клуге взволновал старый мост, который, как много потрудившийся на своем веку человек, смертельно устал от идущих и едущих по его деревянной спине, оттого, что река денно и нощно бьет его по ногам-опорам. Но мост должен стоять, как связной на посту, потому что он «нужен двум берегам», людям, которых он «сблизил и свел». А девятилетний болгарин Симеон Кисев написал стихи о тщеславной вазе, которая соглашается только на то, чтобы в нее ставили роскошные садовые цветы, и презрительно отзывается о их скромных полевых родичах. «Странные замашки» вазы явно не по нраву болгарскому школьнику.
Конечно, то, что напечатано в книге, не совсем стихи Кисева, Клуге и других ребят. Это — стихи детей, но «написаны они мной»,— говорит в предисловии Агния Барто. Такое разграничение очень важно для понимания книги. Ведь речь не о переводах с одного языка на другой в обычном смысле этого понятия.