Агния Барто - Борис Иванович Соловьев

и думать о живых детях, за счастье которых борются все честные люди земли. «Записки детского поэта» содержат многочисленные свидетельства, сколь значителен может быть вклад отдельной личности в эту борьбу, если она вдохновлена высокими гуманными чувствами. Из небольшой поэмы «Звенигород», показывающей преодоление трагедии военного сиротства, родился девятилетний радиопоиск, который уже сам по себе мог бы служить достойным оправданием любой человеческой жизни.

В главе «Послесловие к девяти годам жизни» Барто рассказывает, как читательская почта, вызванная «Звенигородом», подсказала ей идею поиска потерявшихся в годы войны детей по тем отрывочным, но сугубо индивидуальным приметам, какие сохранила детская память. «Читала я у Достоевского,— говорит автор «Записок»,— что воспоминания раннего, «первого детства» остаются в памяти «как бы вырванным уголком из огромной картины, которая вся погасла и исчезла, кроме этого только уголочка».

Первые «уголочки» были обнаружены Агнией Барто в ворохе читательских писем, можно сказать, случайно. Но, обнародованные на радио, они вызвали лавину воспоминаний и предложений. Видимо, организованный писательницей поиск ответил душевному настрою тысяч людей, какой-то очень существенной и насущной общественной потребности. «Люди словно ждали призыва помочь тем, чье детство было искалечено фашизмом... Волна отзывчивости хлынула в нашу передачу: сто пятьдесят — сто семьдесят писем ежедневно»,— говорит Барто.

Из этих писем и отбирала Агния Львовна «уголки» страшной военной были, сохранившиеся в человеческой памяти. И «по трагическим и по самым незначительным приметам детства родные стали находить друг друга». Около тысячи семейств, разбитых войной, соединила передача «Найти человека». И это значит, что в дома нескольких тысяч людей пришла долгожданная радость, жизнь их стала полнее, счастливее. Еще тысячи людей, принимавших участие в поисках, познали высокое удовлетворение добротворчества. А миллионы слушателей передачи — очищающее и возвышающее душу соприкосновение с добротой, отзывчивостью, благородством, преодолевающими страдание и трагедию.

Девять лет, отданные радиопоиску, стали существеннейшей вехой жизненной и творческой судьбы поэта. «Они открыли для меня,— пишет А. Барто в своих «Записках»,— душевное богатство и красоту множества людей, сделали меня причастной к их радости, утеплившей и мою жизнь».

Представление наше о «Записках детского поэта» будет не полным, если не сказать о диапазоне авторских размышлений. Может показаться, что человек, всецело отдавший себя служению детству и поэзии, глубоко и серьезно задумывается только над тем, что хотя бы косвенно связано с поэзией и детством. Но это не так. Поэта касается все, потому что в жизни все связано со всем. «...Далеко не все можно вложить в стихи»,— замечает Барто в начале книги. «Записки детского поэта» и есть, в сущности, записки о том, из чего и как рождается поэзия.

А. Барто приводит свой разговор со школьниками.

— Что вы делаете в свободное время? — спросили ребята.

— В свободное время пишу стихи.

Это, конечно, шутка, потому что у настоящего художника не бывает свободного времени в строгом смысле этого слова. И это — правда, потому что запись стихов на бумагу есть лишь заключительный акт творчества, совершаемый в часы, свободные от многочисленных иных дел.

Все, о чем поведала А. Барто в своих «Записках», имеет прямое отношение к ее поэзии, так как относится к человеку, к его жизни. В том числе, конечно, и такая запись:

«Он понимал, что не доживет и до осени. Как было продлить эту надежду? Жена купила ему новые туфли. Он удивленно посмотрел: туфли? Может быть, и впрямь он еще поднимется на ноги?

Когда его в последний раз увозили в больницу, он захотел взять эти туфли с собой».

Агния Львовна вспоминает: когда она прочитала Чуковскому только что написанное стихотворение «Он был совсем один» (оно вошло в книгу «За цветами в зимний лес»), Корней Иванович, взглянув на нее, спросил: «Случилось что-нибудь с вами... Или с вашими близкими?» Чуткой душой поэта он уловил в стихах, написанных для детей о собаке, притом в стихах с хорошим концом, нешуточную тревогу, личное душевное смятение автора.

Поэт не «божий избранник», не «сверхчеловек», как полагают наивные люди. Просто человек. Он может тяжело заболеть. Он теряет близких. У него бывают ошибки и неудачи. Он работает без выходных. И может быть, самый легкий, действительно отдохновенный труд для него — сделать что-то по хозяйству. Например, подмести дорожки и убрать мусор в саду. У поэта множество обязанностей — перед близкими, друзьями, соратниками по перу, народом, государством, человечеством. Это ощущение вечного неоплатного долга, о котором никто не напоминает, кроме собственной совести; это вечно беспокойная, тревожащая совесть — не за себя, за весь мир; это бесконечно щедрое отдавание своей души, сил, здоровья, времени другим людям, делу, которое никто не вменяет поэту в служебную обязанность и соответственно не вознаграждает никакими «сверхурочными»,— все это в совокупности и рождает подлинную поэзию.

Не существует никакого разрыва между жизнью поэта в Москве и в поездках — зарубежных или по нашей стране. Это всегда жизнь, такая, какою только и мыслит ее Агния Барто: на полном дыхании, на пределе возможностей, во всеоружии неослабного внимания к детству, в каждодневном подвижническом служении однажды и навсегда избранному делу. Здесь каждый шаг и каждое движение души — своеобразная прелюдия творческого акта, а самое творчество, в свою очередь, как бы дирижирует поведением художника.

Стихи, действительно, пишутся между иными заботами. Но только напряженная жизнь духа, непрерывный труд ума и сердца, неустанная работа для людей питают большую литературу.

Подтверждение тому — «Записки детского поэта» и как бы продолжающая их книга «Переводы с детского», вышедшая в 1977 году к Первой международной встрече писателей в Софии, посвященной роли художников слова в практическом осуществлении Хельсинкских соглашений, в борьбе за мир и безопасность.

«Переводы с детского» появились настолько своевременно, как принято говорить, «к месту», что можно подумать, будто писательница за много месяцев или даже лет знала о предстоящем в Софии форуме, о проблемах, какие будут обсуждаться. Ведь такие книги не пишутся экспромтом: материал для них собирается годами и годами же вызревает замысел. Бесспорно, издание этой книги было исполнением «социального заказа». Но не «третьих лиц», а собственного сердца. И если выход книги, служащей интересам мира и добрососедства людей разных стран, совпал с международным совещанием писателей, служащим тем же целям, то это говорит прежде всего о том, сколь остро и безошибочно у поэта чувство времени, как оперативно откликается