Агния Барто - Борис Иванович Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Влияние социальной среды стало более интенсивным. Ускоренная социализация ребенка как бы спорит с его биопсихологической природой. И в этом споре могут быть свои выигрыши и свои издержки. Последние выражаются подчас в том, что иные дети преждевременно утрачивают свою детскость, такие специфические черты, как удивление, доверчивость, подвижность одухотворяющей мир фантазии. Они до времени становятся чрезмерно рассудительными, удручающе трезвыми, холодно-аналитичными. И новогодний Дед Мороз для них уже не пришелец из сказки, а обычный костюмированный дяденька, получающий зарплату.
Агния Барто прямо обвиняет в таких утратах взрослых, прежде всего родителей. Но также и некоторых воспитателей и писателей, спешащих снять с предметов, окружающих ребенка, покров таинственности, «деромантизирующих» действительность. Эти люди, воспитывающие «реалистов» и «практиков», совершают, на взгляд писательницы, преступление, поскольку, отнимая у ребенка его природный дар видеть мир в свете сказки, они разрушают эмоциональные, а в значительной степени и нравственные основы его завтрашнего «взрослого» мира. Дорожить миром детства — значит, но словам Барто, «оберегать его от рассудочности, равнодушия». Мы же, считает автор «Записок», «иногда оберегаем детей от другого: от вздохов сочувствия, от малейшего душевного волнения».
Не беречь детей от сильных чувств — к этому призывала Агния Львовна советских писателей с трибун писательских съездов, со страниц газет и журналов, выступая со статьями о детской поэзии. С новой силой звучит эта мысль в книге «Записки детского поэта». Ибо «детям нужна вся гамма чувств, рождающих человечность». Ибо «о чем бы ни были написаны стихи, даже для маленьких, они должны быть обращены к чувствам, именно в этом назначение поэзии».
Силу лучших детских поэтов Барто видит «именно в том, что они в своем творчестве нашли сочетание детскости и взрослости, умеют со своими читателями говорить занимательно о серьезном и важном».
Слово «детскость» не сходит со страниц книги. Это краеугольный камень того, что мы называем обычно спецификой детской литературы. Основываясь на собственном поэтическом опыте, Барто вносит существенный вклад в ее понимание. «Каковы же особенности творчества детского поэта? — спрашивает она в главе «Отдельный разговор».— Прежде всего он должен обладать детскостью. Это дар природный, и заменить его ничем нельзя. По нескольким строчкам, пусть незрелым, несовершенным, можно понять, обладает ли поэт таким даром».
В глубине души почти каждый сохраняет до конца жизни что-то детское. Оно может таиться годами, как еле тлеющий уголек под слоем пепла, и вдруг пробиться однажды ярким язычком пламени в каком-либо поступке человека. Дар детскости, о котором говорит писательница, в том, чтобы не дать этому пламени превратиться в едва тлеющий уголек. Детский писатель всегда остается немного ребенком. Такими были Чуковский, Маршак, Гайдар, Кассиль и многие из тех, о ком пишет Барто в своих «Записках». Определенно обладал даром детскости Владимир Маяковский. В высокой степени наделена им Агния Барто. Причем «детскость» ее проявляется не только в стихах. Подтверждением тому — сами «Записки», где Агния Львовна с неподражаемым юмором рассказывает о том, как она в течение многих лет «разыгрывала» Ираклия Андроникова (первый такой «розыгрыш» относится еще к 1940 году), где она приводит свои остроумные эпиграммы на Маршака («Почти по Бернсу»), на Михалкова («Я иду по улице»), на самое себя («Телефон»).
Но бывает и так, замечает Барто: «дар детскости есть, а знания современных детей нет». Отсюда — мелкотемье, бедность, ограниченность содержания, вторичность литературной формы. Подлинное знание детей, их жизни, бесчисленными нитями связанной с жизнью страны и мира, незамедлительно проявляется, как пишет Барто, «в умении увидеть новое, воодушевиться им, привлечь жизненный материал, найденный тобой самим», в результате чего даже «одна и та же тема будет решена разными поэтами по-разному».
Пожалуй, труднее всего писать стихи для детей от лица самих детей. «...Здесь,— говорит Барто,— явственно выступает малейшая неточность ребячьей интонации, каждая фальшивинка, подделка под «детскость». Детское «я», предупреждает писательница, отнюдь не условно. Вот почему «естественность интонации не просто слуховая память поэта, а способность художественно перевоплощаться в ребенка, и только дар полного перевоплощения охраняет автора от речевой фальши...»
Одна из специфических черт детской поэзии — простота формы. Но простота, не имеющая ничего общего с примитивом, с бедностью. Писательница приводит курьезное заявление некоего старичка: «Скучно быть пенсионером, думаю, не заняться ли писанием стишков для детишек, дело это не сложное».
Не странно ли однако: простое дело — писать «стишки для детишек», а по-настоящему интересных детских поэтов, не только из числа пишущих на русском языке, а и во всем мире, можно перечислить по пальцам?! «Простота детского стиха,— утверждает Барто, — это ясность мысли, точность слова, присущие народной поэзии: загадкам, поговоркам, пословицам, звонким детским считалкам, песенкам».
Долгий опыт убедил писательницу, что в строй детского стиха могут входит «все слагаемые стиха современного»: аллитерация и ассонансы, разнообразные ритмы, свободное чередование размеров и т. п., конечно, если поэт «сумеет сохранить при этом и внутреннюю дисциплину детского стиха, его музыкальность, простоту звучания каждой строки».
В главе «У кого я училась писать стихи» Барто рассказывает о том, какое влияние оказали на нее в юности «ритмическая смелость, удивительные рифмы» Маяковского, его приверженность большим гражданским темам, его влюбленность в детей («Вот это аудитория! Для них надо писать!»). «Принципам Маяковского я старалась (пусть ученически) следовать в своей работе, — говорит Барто. — Мне было важно утвердить для себя право на большую тему, на разнообразие жанров (в том числе и на сатиру для детей)». К. Чуковский обратил внимание молодой Агнии Барто на роль лиричности в детских стихах. Его дружеская критика оттачивала слух начинающего поэта к излюбленной Барто «вольной» ассонансовой рифме, побуждала избавляться от рифм, хотя и каламбурных, глубоких, своеобразных, однако же неуклюжих и неблагозвучных, по словам Чуковского, «чудовищных». Но, пожалуй, самое главное, что Корней Иванович заразил Барто «своей любовью к устному народному творчеству», горячо поддержал ее первые опыты в сатирическом жанре.
Сложными, но глубоко плодотворными оказались взаимоотношения Агнии Барто в начале ее творческого пути с