Все под контролем (Сборник) - Алексей Калугин

Все это я вижу настолько отчетливо, что порою мне кажется, будто я сам нахожусь в той же комнате. Шекспир не видит меня, потому что я стою у него за спиной. Но, стоит мне только сделать движение или шумно вздохнуть, как он, вздрогнув, обернется. Но я не хочу, чтобы он видел меня. Вытягивая шею, я пытаюсь заглянуть через плечо сидящего на стуле человека, чтобы разглядеть строки, написанные на бумаге, которая лежит перед ним. Но, как я ни стараюсь, у меня ничего не выходит. Строки расплываются и меркнут, буквы наползают друг на дружку, словно уродливые жуки, превращая слова в бессмысленное месиво штрихов, черточек и полуокружностей.

В другой раз я оказываюсь рядом с Шекспиром, когда он куда-то торопливо идет по узкой немощеной улочке. Я иду следом за ним, стараясь, чтобы он не услышал моих шагов. Мы вместе сворачиваем за угол и оказываемся перед округлым зданием театра, принадлежащего Джеймсу Бербиджу. Он называется без затей – просто «Театр». Обойдя здание театра, Шекспир входит в невысокую дверцу, ведущую в помещения, расположенные за сценой. Я незаметно следую за ним, старательно переступая ступени, издававшие скрип под его ногами. Поднявшись по шаткой деревянной лестнице, мы оказываемся на втором этаже. Здесь дверь, за которой находится комната владельца театра. То, что Шекспир решительно открывает дверь, всего раз стукнув в нее и не дождавшись ответа, говорит о том, что он в хороших отношениях с Бербиджем. Может быть, они даже друзья. Шекспир и Бербидж обмениваются парой обычных при встрече фраз, после чего Уильям выкладывает на дощатый стол пачку бумаг, прошитую суровой ниткой. Он говорит, что это новая пьеса. Он даже произносит ее название, но в этот момент, как назло, хлопает оконная створка, и я не слышу его слов. Шекспир отходит к окну, а Бербидж склоняется над столом и начинает листать рукопись. Я незаметно подкрадываюсь к нему сзади и пытаюсь, выглянув из-за плеча, увидеть то, что написано на бумаге. И вновь в тот самый миг, когда мне кажется, что я вот-вот смогу прочесть написанное, перед глазами у меня все начинает плыть.

Я встряхиваю головой и оказываюсь в своем мире. Нас с Шекспиром снова разделяет временная пропасть в пять с половиной столетий.

Но самым удивительным, пожалуй, было то, что эти видения, возникающие и исчезающие внезапно, вне зависимости от моего на то желания, не доставляли мне никаких неудобств. Напротив, мне казалось, что, если бы я не имел возможности время от времени хотя бы мысленно погружаться в мир Шекспира, я полностью утратил бы связь с действительностью.

Чем ближе было до назначенной даты, тем все большее нетерпение охватывало меня. То и дело я с внезапной тревогой бросался к столу, на котором у меня уже лежала подготовленная рукопись пьесы «Тит Андроник», и начинал торопливо перелистывать ее. Я искал место, в котором, как мне казалось, допустил ошибку или пропустил строку, переписывая текст пьесы. И только сравнив рукопись с соответствующей страницей из издания Хеминджа и Конделла и убедившись, что все в порядке, я на какое-то время обретал покой.

Марин не давал о себе знать весь год. Он предупредил, что мне не следует пытаться отыскать его, – он сам явится, когда придет время. И он действительно позвонил мне за неделю до назначенного дня.

При встрече Марин прежде всего поинтересовался, не изменил ли я своего решения относительно необходимости продажи рукописей Шекспира. У меня было достаточно времени, чтобы подумать над этим, и я без колебаний подтвердил свое согласие.

Марин проинструктировал меня, как я должен себя вести, договариваясь с Шекспиром об обмене рукописями. Главное, как считал Марин, не пытаться давить на партнера – так он называл Шекспира, – а осторожно и деликатно подвести его к самостоятельному принятию нужного решения.

– Если партнер считает, что инициатива в принятии решения принадлежит ему, то он будет отстаивать его с утроенной энергией даже в том случае, если оно идет вразрез с его собственными интересами. Такова уж человеческая натура. Поверьте мне, Вальдемар, я знаю, о чем говорю.

Глава 21

На следующую встречу Шекспир явился раньше меня. Когда я вошел в таверну «Белый Огонь», он уже сидел на обычном нашем месте у окна, неторопливо потягивая пиво.

Увидев меня, Шекспир улыбнулся и приветливо взмахнул рукой.

– Как успехи в творчестве? – поинтересовался я, присаживаясь за стол.

– Великолепно, – широко улыбнулся Шекспир. – Пьесу «Генрих Шестой» поставили «Комедианты Пембрука». Она до сих пор с успехом идет в «Театре». И, что меня в особенности порадовало, каждая из трех частей пьесы идет как отдельный спектакль. Таким образом, представив труппе одну, хотя, следует признать, довольно объемную пьесу, я получил за нее, как за три.

Шекспир снова улыбнулся и отсалютовал мне стаканом.

Я в ответ поднял свой стакан, и мы вместе выпили.

– Я принес вам новую рукопись, – сказал я, положив на стол серый пакет, перевязанный бечевкой. Точно такой же, как тот, в котором я передал ему в прошлый раз пьесу «Генрих Шестой».

Шекспир коротко кивнул, взял пакет со стола и сунул его в сумку. И тотчас же принялся выбирать кости из зажаренной до золотистой корочки рыбы, лежавшей перед ним на блюде в живописном обрамлении свежей петрушки и укропа.

Я посмотрел на точно такую же, совершенно изумительную на вид рыбу, лежавшую на тарелке передо мной. Меня удивило то, с каким пренебрежением отнесся Шекспир к рукописи, которую я ему передал. Можно было подумать, что содержание пакета, который он небрежно кинул в сумку, нисколько его не интересовало. Более того, он как будто демонстративно давал мне понять, с каким безразличием относится к тому, что я ему принес.

Впрочем, памятуя указания, полученные от Марина, я сделал вид, что не заметил показавшегося мне странным поведения Шекспира. Мне ведь предстояло еще обсудить с ним вопрос о его рукописях.

К моему величайшему недоумению, Шекспир не выказал ни малейшего удивления, когда я осторожно поинтересовался, не мог бы он отдавать мне тексты уже поставленных пьес, написанные его собственной рукой. Не задумываясь ни на секунду, он тотчас же ответил согласием на это предложение, даже не поинтересовавшись, зачем мне, собственно, нужны его бумаги. Более того, он тут же полез в сумку и выложил передо мной пакет, на вид в точности такой же, как тот, что я вручил ему при встрече. Он сказал, что это рукопись пьесы «Генрих Шестой», которую он по чистой случайности прихватил с собой.

Тут уж я просто онемел от изумления – сидел, тупо уставившись на серый пакет, лежавший передо мной на столе, и не знал, что сказать. А Шекспир тем временем уписывал свою рыбину и, сплевывая на край тарелки мелкие косточки, с усмешкой поглядывал на меня.