Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена

— Я слишком поздно смогла помочь вам волшебством, и теперь у вас останется шрам, — с несчастным видом объявила она.

— Пустяки, — хмыкнул Леон, опускаясь на кровать рядом с ней и с наслаждением потягиваясь. — Шрамы только украшают мужчину, разве вы не слышали?

— Простите, что использовала вас вслепую и не открыла всей правды, — Эжени совсем поникла. — Я догадалась, когда возвращалась от матери, которой явился допплер в моём облике. Но я не могла рассказать вам — ведь если бы вы узнали правду, а допплер бы потом принял ваше обличье, он бы узнал то же, что и вы, понял бы, что вы знаете, и просто сбежал. А так он знал только то, что я знаю правду и дала вам подсказку, но он посчитал, что вы не догадаетесь, и осмелился явиться к вам в образе меня. Допплеры, если верить книгам, довольно безобидные существа, я не думала, что он причинит вам вред…

— Ничего, — Леон провёл рукой по затягивающемуся шраму. — В конце концов я ведь обо всём догадался, не так ли? А драться с самим собой было… интересным испытанием.

Эту ночь они провели, отсыпаясь, а на следующее утро уже собирались домой. Эжени была настроена решительно и отказалась ехать к матери, чтобы попрощаться, а вот Леон всё же поехал. Мать Христина, казалось, была оскорблена одним его видом, однако после долгих уговоров разрешила встретиться с сестрой Терезой в саду. Леон был уверен, что мать Эжени не захочет его видеть, но она всё-таки пришла и опустилась на скамью, с печальным видом глядя на благоухающие розовые кусты. Бывший капитан подождал, пока мать Христина удалится, бросив на них ещё один подозрительный взгляд, и галантно поклонился.

— Леон дю Валлон, к вашим услугам.

Его фамилия, вопреки ожиданиям, не произвела на Матильду де Сен-Мартен никакого впечатления — она лишь приподняла брови, внимательно оглядывая его с ног до головы, и Леон поразился, как похожи они с дочерью.

— Честно говоря, я надеялась, что у моей Эжени более утончённый вкус.

— А я надеялся, что у моей, — он выделил голосом слово «моей», — Эжени более благоразумная мать. Я знаю, что у вас нет причин любить меня, но я прошу выслушать меня — ради любви к вашей дочери, если вы её когда-то испытывали.

— Что ж, полагаю, мне придётся выслушать всё, что вы скажете, иначе вы не оставите меня в покое, — вздохнула Матильда, точь-в-точь как это делала Эжени, и откинулась на спинку скамьи, приготовившись к длительному рассказу.

Глава XXXIII. Нежданная гостья

Леон дю Валлон готовился к разговору с матерью Эжени с того самого момента, как услышал, что она знает об их связи, но теперь, оказавшись перед этой женщиной, он ощутил странную растерянность. Матильда де Сен-Мартен выглядела бесконечно усталой, и казалось, что она заранее готова с раздражённым видом отмести в сторону всё, что скажет бывший капитан. Тем не менее он решительно набрал воздуха в грудь и начал свой рассказ.

— Я люблю вашу дочь, — мрачным, почти обвиняющим тоном произнёс он. — Вы можете мне не верить, но это правда. Эжени нужна мне не ради её замка, земель или дворянства, а ради неё самой.

— Как давно вы у неё на службе? — бесцветным голосом спросила Матильда.

— Почти девять месяцев.

— А как давно ваши отношения… перешли границу дозволенного?

— Около двух месяцев назад.

— Что ж, радует, по крайней мере, что Эжени не сразу подпустила вас к себе, — вздохнула Матильда.

— Вы слишком дурного мнения о своей дочери, — сурово ответил Леон. — Эжени отдалась мне лишь потому, что полюбила меня всем сердцем, а не потому, что ей не хватало мужчины. Между прочим, на следующее же утро после того, как это произошло, я предложил ей выйти за меня замуж, но она отказалась.

— Должно быть, думала, что вы покушаетесь на её владения, — мать Эжени горько усмехнулась. — И наверняка была недалека от истины!

— Нет, Эжени просто не хотела отказываться от своей свободы ради меня, — Леон нахмурился. — И мне не нужен её замок. Если хотите знать, я унаследовал от отца куда большие владения, да и титул мой звучит громче!

— Вот как? — Матильда приподняла брови. — И кто же ваш отец?

— Барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, более известный как Портос, — произнося эти слова, Леон невольно выпрямился, запрокинув голову, и опустил руку на эфес шпаги.

— Тот самый Портос? Один из знаменитых мушкетёров? — Матильда смотрела на него с подозрением. — Я слышала, в гостинице вы представились другим именем.

— У вас очень хорошая память — в этом вы с дочерью похожи, — буркнул он. — Да, я обычно представляюсь как Леон Лебренн, чтобы не вызывать лишних вопросов. Лебренн — фамилия моей матери.

— Девичья фамилия? — уточнила Матильда, и в её серых глазах появился странный блеск, какой иногда бывал у Эжени, когда она о чём-то начинала догадываться.

— Единственная, какая у неё была, — ещё более мрачно ответил Леон. — Мои родители не состояли в законном браке.

— Понятно, — если мать Эжени и испытывала презрение к бастардам, то она это тщательно скрыла — только губы её чуть дрогнули, а глаза сузились, глядя на собеседника ещё более пристально.

— Но мой отец перед смертью, — он едва не ляпнул «после смерти», — узаконил меня, и теперь я — законный владелец замка своего отца и всех окрестных земель, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон. Так что, как видите, мне ни к чему скромные угодья вашей дочери, госпожа де Сен-Мартен.

— Зачем вы вообще поступили к ней на службу? Вам стало скучно сидеть в вашем замке? — требовательно спросила Матильда.

— Что-то в этом роде, — кивнул Леон. — В местных краях происходили странные вещи: ходили слухи о призраках, оборотнях, духах и тому подобном, да и Эжени тяжело переживала смерть отца и ваш уход в монастырь, и ей нужен был помощник и защитник. Как показали последние события, она опасалась не зря — помните письмо вашего покойного супруга к Корнелии?

— Она и об этом вам рассказала? — монахиня чуть вздрогнула.

— Эжени уже давно ничего от меня не скрывает, — покривил душой Леон, вспомнив финал истории с допплером, — и я от неё тоже. Я повторяю ещё раз: я люблю вашу дочь, готов защищать её и умереть за неё, если потребуется.

— Ну-ну, — покачала головой Матильда. — Значит, вам наскучила жизнь в поместье, вы отправились на поиски приключений, забрели в наши края, устроились на службу к моей дочери, чтобы защищать её от привидений, а потом стали её любовником и едва не стали мужем, но она вам отказала.

— Именно так, — кивнул сын Портоса.

— И всё это из чистой любви? — она смотрела на него недоверчиво. — К моей Эжени?

— По-вашему, она не способна вызвать настолько сильное чувство? — нахмурился Леон.

— Откровенно говоря, нет, — ответила Матильда. — Я знаю, матери любят своих детей и видят в них только хорошее, но по мне, любить означает говорить любимому человеку неприятную правду. Эжени никогда не была первой красавицей или душой компании, не проявляла особенных музыкальных или художественных талантов, подруг у неё не было, молодые люди ею никогда не интересовались…

«Почему же, один из них заинтересовался, даже слишком, только ничем хорошим для него это не закончилось», — с неожиданной злобой подумал Леон, но промолчал и опустил глаза, чтобы мать Эжени не увидела пылающего в них огня.

— Она умна, это верно, но её ум идёт не туда, куда нужно, — продолжала между тем Матильда. — Эжени всегда была замкнута в себе, окружающие её особо не интересовали, а она не интересовала их, поэтому я, признаться, не понимаю, что вы нашли в моей дочери. И предупреждаю сразу: моя девочка и так много потеряла, и если вы собираетесь вскружить ей голову, а затем бросить её, оставьте эту затею.

— Похоже, я ошибся, — зло бросил Леон, вставая со скамьи. — Я надеялся на ваши материнские чувства, но кажется, вы никогда не любили вашу дочь. Да и муж ваш тоже, если судить по воспоминаниям Эжени: он хотел сына и сокрушался, что Эжени не желает походить на Жак… на мальчика. Похоже, что я — единственный, кто сумел разглядеть настоящую Эжени, кто полюбил её такой, какая она есть. Жаль, что вы не в состоянии понять, насколько ей повезло. Но я надеюсь, Эжени это понимает, ведь она куда более умна и проницательна, чем вы.