Все реки текут - Нэнси Като

За следующим поворотом стоял уже целый порядок застрявших пароходов: «Оскар Уайлд», «Трафальгар», «Уорджери» и даже совсем маленькие суда, такие, как «Элерт», «Като», «Успех» и «Непобедимый».

Тедди Эдвардс, любивший всегда быть первым, ухитрился выйти вперед них, но тут «Филадельфия» вздрогнула и стала; ее колеса завязли в жидкой глине.

На этот раз они были не одни, не то что одинокая стоянка на реке Дарлинг в тысяче миль отсюда. Было нечто от дружеского пикника в этом собрании судов. Как говорится, на миру и смерть красна.

Дели во всяком случае чувствовала себя здесь много лучше, ибо долина Муррея была ничем иным, как широкой, затопляемой в разлив равниной, по которой река извивалась от одного ее края к другому. Перед Дели открывалась широкая панорама, ей больше не казалось, что она заперта в клетке – чувство, которое сковывало ее на Дарлинге.

С высоты верхней палубы она увидела заросли низкорослого эвкалипта – целое море темно-зеленых листьев и веток, и среди них, совсем близко от реки, открытое пространство пустынной, пострадавшей от засухи садоводческой фермы. Ее заборы были почти полностью засыпаны песчаными барханами, ее лужайки были усеяны белой известковой галькой.

Среди застрявших судов не было ни одного пассажирского, и Дели не видела женщин. Но на ферме, наверняка, должна была быть хотя бы одна женщина. Дели имела особые причины желать общения с женщиной: в последние несколько недель у нее зародилось подозрение, которое нуждалось в подтверждении.

На закате дня Дели направилась к ферме, окно которой тускло светилось в коротких легких сумерках.

Начинали зудеть москиты, и она двинулась по каменистой тропе к полуразрушенным воротам, которые вели на ферму. Дом состоял всего из двух комнат и пристроенной кухни.

Его единственное окно сверкало в лучах заходящего солнца, из трубы вился дымок, олицетворявший домашний очаг.

Замедлив шаги у низенькой веранды, Дели взглянула сквозь открытое окно на группу людей внутри. За грубым самодельным столом сидела женщина и шила при свете лампы. Ее седые волосы были небрежно стянуты в узел, глубокая складка залегла меж бровей, а кожа лица задубела от солнца и ветра. По обе стороны от очага, где грелся черный от копоти чайник, сидели мужчина и молодая женщина, судя по всему, его дочь, очень на него похожая мелкими чертами лица и пепельно-серыми волосами.

Что-то в неподвижных позах этих двоих привлекло внимание Дели. Девушка угрюмо смотрела на пылающие корни самшита, мужчина смотрел на девушку. Не было слышно ни звука, только пение закипающего чайника.

Дели прошла через глинобитную веранду и постучалась. Некоторое время внутри было тихо, потом раздались шаги, и дверь слегка приоткрылась. Женщина, державшая в левой руке лампу, разглядев пришедшую, хотела захлопнуть дверь, но Дели протянула ей котелок, который захватила с собой.

– Будьте так добры! Я с одного из тех кораблей, которые застряли на реке. Если вы продадите мне немного свежего молока, я буду вам очень признательна. Видите ли, мне нездоровится…

Ссылаться на болезнь, которую она считала излеченной, было не вполне честно, однако в последнее время Дели чувствовала по утрам странное недомогание. Женщина открыла дверь чуть пошире. При виде ее бледных щек и хрупкой фигурки суровое выражение лица фермерши смягчилось.

– Проходите! – сказала она вполголоса. Поставив лампу на стол, она провела Дели в столовую. Мужчина окинул пришедшую взглядом; девушка продолжала смотреть на огонь. Хозяйка зажгла свечу и направилась в пристройку.

У задней ее двери Дели увидела два больших чана с молоком, поставленных на отстой. Женщина взяла кувшин и наполнила котелок Дели наполовину.

– Извините, больше дать не могу, нельзя тревожить сливки. Зато я могу дать вам масла.

– Чудесно! Я не пробовала масла почти целый год. Только хватит ли у меня денег? – она смущенно вертела в руках смятые бумажки. Женщина взяла их, не глядя, и сунула в карман фартука. Дели начала ей рассказывать, как они бедствовали на Дарлинге.

– Хуже, чем у нас, не может быть нигде, – сказала хозяйка; она стояла, держа в руке завернутое в бумагу масло и смотрела в окно на темную, плоскую равнину. – Одни эти постылые эвкалипты, как я их ненавижу!

Она рассказала, какую страшную они пережили засуху, как пали от бескормицы все их овцы, как не налились и свалились фрукты, как лужайки покрылись галькой.

– Но у вас есть река!

– Да, если бы не она, было бы невыносимо. Но этот нескончаемый поток (я имею в виду не теперь, а в обычное время) рождает во мне тревожное чувство. За тридцать лет, что мы здесь живем, никогда еще вода не стояла так низко.

Она отвела взгляд из темноты и обернулась к гостье. Дели с изумлением увидела, как красивы ее глаза – большие, синие, ясные и чистые, как у ребенка.

– Тридцать лет! – воскликнула пораженная Дели. – Так значит вы замужем уже тридцать лет?

– А вы вышли совсем недавно, как я погляжу, – ее морщинистое лицо смягчилось доброй детской улыбкой.

– Год назад. Моим домом со дня свадьбы было судно. Мой муж – капитан. Приходите завтра к нам в гости.

– Я подумаю.

В эту минуту из-за одеяла, свисающего с потолка и отделяющего часть кухни, раздался жалобный, несколько гнусавый плач. Лицо женщины сразу приобрело прежнее жесткое выражение; брови ее нахмурились, меж ними пролегла складка, глубокая, точно борозда.

– Сара! – резко позвала она. Сунув масло в руки Дели, женщина открыла заднюю дверь и почти вытолкнула ее в ночь, между тем как из передней комнаты в кухню вошла дочь хозяйки.

Пораженная этим нежданным оборотом дела, ничего не видя в темноте после светлого помещения, Дели шла через двор наугад, спотыкаясь о брошенные старые колеса, куски ржавого железа, наполовину засыпанные песком. Наконец, она разглядела внизу, у излучины, огни «Филадельфии» и направилась в их сторону.

Погода стояла теплая, и она решила искупаться, благо в темноте ее не могли увидеть с соседних судов. Она натянула трикотажный купальник и закуталась в махровый халат. Как было бы славно войти в воду без всякой одежды, как делали девушки-туземки в бытность ее на ферме.

Отыскав песчаный берег и дно без водорослей, Дели отдалась прохладным объятиям реки. Течение почти не ощущалось, она плыла словно в большой ванне. Ей вспомнилось, как мисс Баретт учила ее плавать в верховьях реки: течение там было быстрое, девочка была напряжена и боялась воды.

Где-то сейчас мисс Баретт купается, наверное, где-нибудь в Европе, в Роне, Сене или Дунае. Теперь она, должно быть, состарилась… Это было невозможно себе вообразить.

Дели плыла между двумя звездными мирами: один вверху, другой внизу, отражающийся в спокойной воде. На «Филадельфии» кто-то громко закричал: «Ты только взгляни на эту рыбину, Чарли! Фунтов пятнадцать, не меньше». Послышался всплеск: сеть снова забросили в воду.