Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

Теперь Меткалф должен был как можно скорее отвязаться от банкира. Женщина, которая знала его как Даниэля Эйгена, подходила все ближе, продвигаясь через толпу с удивительной стремительностью, их разделяло лишь несколько шагов. Ее больше нельзя было игнорировать; она сама ни в коем случае не допустила бы этого. Увидев женщину краем глаза, он сразу же узнал ее: эта начавшая увядать, но все еще красивая дама, закутанная в горностаевую пелерину, была сестрой жены нацистского чиновника. Память тут же подсказала имя: Ева Хауптман. С этой женщиной он не просто встречался, но даже не единожды спал, пока она жила в Париже вместе со своей сестрой и зятем, который занимал видный пост в нацистской оккупационной администрации Франции. Потом зятя отозвали в Берлин, и он, естественно, забрал с собой всю свою свиту, включая Еву Хауптман. Меткалф никак не рассчитывал снова встретиться с нею.

О господи! Щедро надушенная женщина протянула руку в перстнях и браслетах и положила ему на плечо. Прикидываться, что он ее не видит, уже было невозможно. Меткалф повернулся и посмотрел на нее искренним недоумевающим взглядом. Рядом с Евой стояла ее подруга, которая тоже была вместе с нею в Париже. Подруга робко улыбалась, одновременно пожирая его глазами; Меткалф мог только предполагать, что Ева Хауптман взволнованно шептала ей о бизнесмене-аргентинце, дружившем с нею в Париже, и гадала, каким ветром его могло сюда занести.

Меткалф озадаченно пожал плечами и снова повернулся к Герлаху.

– Ну что ж, был рад снова встретиться с вами, – сказал он. – А теперь, наверно, пора идти в зал.

– Даниэль Эйген! – рявкнула дама в горностаях, преграждая ему дорогу. – Да как вы смеете!

Герлах смотрел на происходящее с недоуменным интересом.

– Эта женщина обращается к вам, герр… Киллигэн.

Меткалф больше не мог игнорировать ее; она была слишком настойчива, слишком непреклонна. Он посмотрел на нее, прищурив глаза, со скучающим выражением лица.

– Боюсь, что вы приняли меня за кого-то другого.

– Что? – возмутилась женщина. – Я – вас? Возможно, я когда-то принимала вас за джентльмена, но это была моя единственная ошибка! Герр Эйген, никто не смеет обращаться с Евой Хауптман как с какой-то шлюхой!

– Мадам, – твердо произнес Меткалф, – вы ошибаетесь. А теперь прошу вас извинить меня…

Он покачал головой, воздел глаза к потолку и посмотрел на банкира, который даже не пытался скрыть удивления.

– Я думаю, что у меня очень распространенный тип лица, – сказал он. – Меня то и дело с кем-нибудь путают. А теперь прошу простить, но я должен посетить ватерклозет. Первый акт очень длинный.

Меткалф быстро повернулся и начал пробираться сквозь толпу, как будто торопился в мужскую комнату.

За спиной он услышал разъяренный вскрик Евы:

– И вы еще называете себя мужчиной!

На самом деле его целью был ближайший выход на улицу: он должен немедленно убраться отсюда. Герлах не поверил заявлениям Меткалфа, а уж Еву Хауптман ему и подавно не удалось убедить. Проблему представлял Герлах; он, конечно, сообщит кому следует о своем подозрении, что Уильям Киллигэн не тот, за кого он себя выдает. Одна случайная встреча, и «крыша» Меткалфа, казавшаяся такой надежной, слетела напрочь.

Да, нужно убираться. Он вернется позднее, после начала представления, и найдет Кундрова. Дверь открывалась наружу, это был боковой вход в театр, который, возможно, запирался снаружи. Он толкнул дверь – не заперто – и вышел на улицу, с облегчением вдохнув холодный вечерний воздух. Из опасного положения удалось выбраться.

Звук он услышал лишь за долю секунды до того, как в его левый висок с ощутимой силой ткнулась холодная сталь.

– Стой!

Русский. Не двигаться. Он слышал, чувствовал, как патрон скользнул в патронник, готовый вылететь и убить.

– Не двигаться, – продолжал русский. – Смотреть прямо, по сторонам не зыркать.

– Что происходит? – с самым искренним недоумением вопросил Меткалф.

– Цыц, Меткалф! – прошипел русский. – Или Эйген. Неважно, так ли, сяк ли, усе равно – шпион! Бачишь впереди автомобилю. Ща ты медленно-медленно спустишься по лестнице к той автомобиле. Понял?

Меткалф ничего не ответил. Он смотрел прямо перед собой. Этот русский, так немыслимо коверкавший родной язык, знал его имя. Он из НКВД, в этом Меткалф был совершенно убежден.

– Шевели языком, – хриплым шепотом приказал русский. – Неча башкой мотать.

– Да, я понимаю.

– Вот и ладненько. Таперича потихонечку шагай уперед. А я буду держать этот шпалер у твоей башки. Пальчиком шевельну, и он пальнет. Так что не вздумай дергаться, а не то вышибу мозги прямо на мостовую. Понял?

– Да, – односложно бросил Меткалф. Ему сделалось горячо от адреналина, игравшего в крови; он смотрел прямо вперед на черный седан, стоявший возле тротуара на расстоянии не более двадцати пяти футов. Он успел перебрать все варианты поведения; казалось, не было никакого выхода, никакого спасения. Русский, даром что неграмотный, грозил не впустую: малейшее движение пальца, лежащего на спусковом крючке, и оружие выстрелит.

– Руки вперед! Сложил на брюхе! Вместе сложил! Живо!

Меткалф повиновался. Еле передвигая ноги, он спускался по невысокой лестнице от здания «Штаатсопер», все время глядя прямо вперед. Боковым зрением он видел темную тень – руку, державшую оружие.

Может быть, когда они дойдут до автомобиля, ему удастся схватить русского за руку и вырвать у него оружие. Или, возможно, когда русский сядет за руль, если только он не заставит Меткалфа вести машину, что, впрочем, представит другие возможности. Ему следовало повиноваться и сохранять надежду, что в любой момент может возникнуть та или иная возможность сбежать… или каким-то образом договориться о том, чтобы его отпустили. Что от него могли хотеть? Допросить его?

Или похитить его, отвезти в Москву?

Обратно на Лубянку, на сей раз без всяких шансов на спасение.

Он плелся по ступенькам, непрерывно ощущая болезненное прикосновение дула пистолета к виску. Он слышал негромкое шарканье ботинок русского, шедшего в ногу с ним.

На сей раз никакого выхода у него не оставалось.

Ступеньки закончились на тротуаре.

Чьи-то ноги в ботинках идут по тротуару рядышком. И внезапно новый звук: грохот оружия, упавшего на асфальт. Пистолет больше не давил ему на висок! Он рискнул повернуть голову и увидел своего похитителя оседающим наземь; голова запрокинута назад, в уголках рта, из которого вылетают негромкие нечленораздельные звуки, выступает пена. Глаза русского закатились, оставив на виду одни лишь белки, он издал странный звук, как будто хотел прополоскать горло, всхрипнул, на губах вздулось несколько больших пузырей пены.

Его враг умирал прямо у него на глазах, но как это случилось?

Меткалф отскочил назад, пытаясь осмыслить происходящее.

То, что он увидел, сразу же все объяснило.

Чип Нолан.

Рядом с ним стоял сотрудник ФБР, державший в правой руке шприц с длинной толстой иглой.

– Старый добрый «Микки Финн», – объявил он. – Хлоралгидрат. Если ввести в шею, действует моментально – и смертельно. Этот ублюдок-комми уже никогда не проснется.

– Иисус! – выдохнул Меткалф, только-только обретший дар речи. – Благодарение богу, что он послал вас сюда и… и, ради всего святого, что вы делаете в Берлине?

Нолан хитро улыбнулся.

– Разделение информации, не забыли? Разве я не советовал вам быть поосторожнее?

– Вы предупреждали меня о гестапо, но ни слова не сказали об НКВД.

– Ну уж, я и подумать не мог, что вас нужно предупреждать еще и об этих ублюдках. Решил, что вы уже сами знаете, на что они способны. Это такие сучьи дети! Я совсем не против того, чтобы пролить немного русской крови на немецкой земле. – Он пнул тело агента НКВД носком ботинка. Русский был мертв, его тело обмякло, лицо сделалось серым.

– Я ваш должник, дружище, – сказал Меткалф. – Без вас я бы накрепко влип.

Чип скромно потупил взор.

– Только постарайтесь больше не ввязываться в неприятности, Джеймс, – проронил он и зашагал прочь, на ходу убирая шприц в коробочку. Его голос был едва слышен, заглушаемый тяжелым ревом армейских грузовиков, тащивших орудия, боеприпасы и снаряжение по Унтер-ден-Линден в направлении Бранденбургских ворот.

Меткалф, все еще не до конца пришедший в себя, осмотрелся по сторонам; только сейчас он почувствовал настоящее облегчение. Не теряя времени, он рысцой побежал назад, к входу в театр. Труп русского остался лежать на тротуаре, и от него следовало держаться как можно дальше.

На ступеньках, на том самом месте, откуда подкрался русский с пистолетом, стоял человек. Меткалф расстегнул кобуру и приготовился извлечь собственное оружие.

Впрочем, он тут же узнал этого человека. Это был Кундров, на губах которого играла загадочная улыбка.