Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин

Поставив крест на «Большом Жанно», И. Зильберштейн обвинил Эйдельмана, что «в одной московской газете» он перепечатал «находку С. К. Кравченко, ни словом ни вспомнив украинскую исследовательницу». Давно ведя «досье» на публикации по декабристам, без труда нахожу статью Эйдельмана «Долохов – Дорохов», хотя Зильберштейн не называет ни газеты, ни даты публикации. Так вот, в «Комсомольской правде» за 6 января 1974 года, где опубликована статья, нет и намека на то, что Эйдельман приписывает себе находку. Более того, он прямо пишет: «Недавно украинские ученые опубликовали потрясающее письмо Дорохова Юзефовичу». Таким вот образом создается версия о плагиате.

Назвав «Грань веков» книгой «о Павле I и его убийстве», Зильберштейн упрекает Эйдельмана в том, что «его внимание все больше поглощается описанием интимной жизни исторических лиц, прежде всего особ императорской фамилии». Создается впечатление, что критик не только не читал, но и даже не раскрывал этой книги, ведь на титульном листе крупно напечатан подзаголовок: «Политическая борьба в России. Конец XVIII – начало XIX столетия». О Павле I и его «системе» до революции было написано очень много. В советской же исторической литературе это первое монографическое исследование политической борьбы на рубеже прошлых веков, завершившейся дворцовым переворотом 1801 года и восхождением на престол Александра I. Так что «Грань веков» вовсе не «описание интимной жизни», а глубокий основательный анализ эпохи, в которую зарождалось первое поколение русских революционеров. Неслучайно эта книга получила высокую оценку на страницах ведущих исторических журналов «Вопросы истории» и «История СССР». Вот что, например, написал историк Р. Овчинников: «…Книга по композиционному построению, манере подачи материала, образной емкости языка воспринимается и как художественное произведение. Благодаря этим свойствам книга вызывает к себе глубокий интерес и профессиональных историков, и широкого круга читателей» («Вопросы истории», № 9, 1983 г.).

Но вернемся к главному обвинению Зильберштейна – «развязности (Эйдельмана) в изображении Пушкина и его окружения». Это необходимо сделать, так как у несведущего читателя может сложиться впечатление, что Эйдельман порочит образ поэта не только в «Большом Жанно», но и в других статьях и книгах. Кроме того, нельзя вырвать эту повесть из всего контекста творчества Эйдельмана, так как она прямо продолжает и развивает его думы и мысли, находки и открытия, связанные с великим поэтом.

«Большой Жанно» не просто хронологически следует за книгами «Болдинская осень», «Вьеварум», «Прекрасен наш союз…», «Пушкин и декабристы», а логически и диалектически вытекает из них. И вот что хочется отметить прежде всего: мало кто на сегодня сделал столько, для того чтобы развеять туман сплетен и слухов, дымку неясностей и загадок, которые сгустились вокруг Пушкина еще при жизни. Клеветой и порочащими слухами были очернены и его взаимоотношения с декабристами, а выяснение истины усложнялось тем, что многие письма, дневники, документы, которые могли пролить свет истины, были уничтожены после восстания 1825 года.

Волны клеветы захлестывали Пушкина на протяжении всей его жизни и стали главной причиной его гибели – «пал оклеветанный молвой». Эти же мутные волны проникли и в воспоминания, написанные в Сибири много лет спустя и выражавшие мнение не только Горбачевского, но и других декабристов. «Мы, – люди середины XX века, – писала А. Ахматова, – знаем в 100 раз больше о немалодушии Пушкина, чем знали его современники, и во всем, что знаем, можем только им гордиться, сейчас настал момент распутать эту тягостную путаницу». Соавторами Эйдельмана в поиске истины стали и пушкинисты прошлого века, и видные советские ученые, литераторы, перечислять которых здесь невозможно. Таким образом, ведя расследование на базе огромных достижений пушкиноведения за полтора века, Эйдельман в каком‐то смысле венчает усилия многих поколений пушкинистов.

Тщательно расследовав маршруты передвижения поэта, круг знакомых и друзей, их переписку, архивы царской охранки, Эйдельман выяснил, какую зловещую роль в очернении Пушкина сыграли мастера политической провокации и их подручные, которые, оклеветав поэта в глазах декабристов, ввергли его в пропасть. «Мы только полтора века спустя можем приблизительно представить размеры, контуры, границы зла, преодоленного Пушкиным в 1824–1825 годах», – пишет Эйдельман. Борьба за «социальную репутацию» поэта, опороченную клеветниками, чрезвычайно злободневна и сейчас, ведь яд сплетен просочился и в наш век, и кое-кто до сих пор принимает их за чистую монету.

Большую роль в исследовании аспектов взаимоотношений Пушкина и декабристов играет так называемое медленное чтение, которое Эйдельман использует в целом ряде исследований, а также и в повести «Большой Жанно». Изучая вслед за автором не только окончательные варианты стихов, но и черновики поэта, мы проникаем в святая святых – творческую лабораторию Пушкина. Как много открывается с помощью такой методологии! Совершенно по-новому читаются не только произведения поэта, но и страницы и главы всей его жизни. С удивлением и горечью узнаем мы, что ответ декабристов (стихотворение А. Одоевского «Струн вещих пламенные звуки…»), видимо, не дошел до Пушкина. С волнением следим и буквально ощущаем между строк бурю чувств поэта во время работы над посланием Пущину «Мой первый друг…». А как деликатно, с каким душевным тактом изображает Эйдельман взаимоотношения Пушкина с женой. Взгляд Эйдельмана на Наталью Николаевну гораздо сложнее и более теплый, нежели это изображает Зильберштейн.

При чтении книг Эйдельмана, где приводится масса новейших, весьма значительных находок, создается впечатление, что они появились чуть ли не сами собой и упрятаны то в сносках, ссылках, то в примечаниях, набранных самым мелким шрифтом. Например, находка ордера на арест поэта – своего рода сенсация в пушкиноведении, но в книге «Пушкин и декабристы» она подается так, что при первом чтении даже не замечаешь, что автором находки является Эйдельман. В работе над «Гранью веков» он, помимо опубликованных ранее, выявил и использовал документы и мемуары из 35 архивов разных городов страны. И именно эта кропотливая, почти каторжная работа над документами является одной из основ его творчества. А этот невидимый читателю огромный массив фактов, имен, дат, цифр, переплавленный творческой фантазией и превосходным стилем, лежит в основе успеха всех работ Эйдельмана без исключения.

Такт, деликатность, уважительное отношение к чужому труду, да и вообще доброжелательность, стремление помочь другим – неотъемлемые черты настоящего таланта. Много и в разных местах я слушал выступления Эйдельмана и каждый раз поражался не только его умению находить контакт с любой аудиторией, но и удивительной щедрости, с которой он раздаривает факты, добытые в архивах, предположительные адреса редких документов, различные гипотезы и даже целые направления поисков. И многие, зная об этом, то и дело обращаются к нему, получая ценные советы, адреса, факты, как говорится, в одно касание. Так он