Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

Однако пришёл день, когда стало ясно – шкуры врагов закончились, а делиться своими собственными те же англичане не согласятся ни в какую. Разве предоставили право на безвозмездное пользование патентами, да и то всего на десять лет.

Стало быть, надо вторично ставить вопрос о предоставлении Польше независимости на рассмотрение Регентского совета. А он как и в первый раз, Голицын был в том уверен, весьма негативно воспримет известие о предстоящей потере российских территорий.

И дело вовсе не в промышленных предприятиях. Тут принцип. Отдавать свои земли Российская империя не привыкла.

К тому же раз отдала, значит, вроде как признала своё поражение в войне, хотя и продолжая числиться в списке победителей. И не просто числясь, но на вполне законных основаниях. Да, за последний с лишним год, считая с лета семнадцатого, Россия не предпринимала никаких серьёзных операций. Но в силу весьма объективных причин. Так ведь и Франция с Англией в пятнадцатом году бездействовали, позволяя кайзеру без опаски вцепиться в загривок русскому медведю. Причем им-то оправданий нет – просто не хотели, сберегая собственные силы.

А уж сейчас, на волне военных успехов, достигнутых не только в борьбе против большевиков, но и в краткосрочной войне с теми же поляками, убедить господ регентов, что надо «отпустить» Привисленские губернии, как официально именовалось Царство Польское, задачка ещё та.

Но зато если в первый раз Виталий действовал прямолинейно, в лоб, то теперь, принимая во внимание печальный опыт, он подошел к делу иначе. Для начала Голицын завёл разговор с генералом Нечволодовым – других историков не знал. Тот свёл его с Иловайским и прочими, кого сумел разыскать. Особо таиться было ни к чему, и Виталий, собрав их, честно выдал на-гора проблему.

Главное, что ему от них требовалось, – подобрать соответствующие обоснования из истории. Кто сказал, что мы ничего ни разу не возвращали обратно?! А вот, пожалуйста, факты, говорящие об ином.

Надо сказать, историки не подвели, выдав уйму подсказок. К примеру, о том же Измаиле, который, оказывается, кто только не брал помимо Суворова, оказавшегося лишь вторым по счёту, овладевшим им. Всего же наши войска захватывали его аж семь или восемь раз. Эдакая русская национальная забава: коль война с турками, надо непременно оттяпать у них оную крепость. А потом отдать обратно. Наверное, чтоб в следующий раз было что штурмовать.

Чем не пример?

Но затем тот же Иловайский вспомнил о неком весьма любопытном документе, касающемся непосредственно Польши, пообещав завтра поутру предоставить его.

Получив пожелтевшие от времени листы и бегло пробежавшись по ним глазами, Голицын понял – самое то. В голове моментально созрела идея, как лучше всё обыграть в стратегическом плане, включая отвлекающую атаку, а затем основную. Теперь можно собирать Совет.

После услышанного от Виталия предложения все, как он и предполагал, разом возмущённо загомонили, не в силах сдержать негодования. Ну да, победители они или кто? Держава или где?

На общем фоне разительно выделялось лишь хладнокровие Марии Фёдоровны, сестёр императора и его самого. Дело в том, что Голицын, как и обычно, предварительно обговорил с ними, о чём пойдёт завтра речь, почему придётся выполнять требования союзников, что из них уже удалось выжать взамен и что предполагается выкачать в перспективе. То есть они были готовы ко всему происходящему, поскольку согласились с ним. Да, не сразу, но удалось убедить.

Выждав, пока утихнет возмущение, Виталий продолжил, заодно отвечая на последний из прозвучавших вопросов:

– Увы, избежать этого вряд ли получится. Разумеется, можно упираться до последнего, но конечный итог останется неизменным, – и он развёл руками. – Россия пока не в том положении, господа, чтобы вступать в открытую конфронтацию с кем бы то ни было, – он глубоко вздохнул и твёрдо заявил. – Посему проще и разумнее сохранить лицо, сработав на упреждение и сделав это чуть раньше самим. Так сказать, проявив инициативу и вручив союзникам подарок.

– Девять с половиной миллионов народу, ежели по переписи судить, более ста тысяч квадратных вёрст земли. Не пробросаемся, начав такими гостинцами швыряться? – мрачно заметил Герарди.

– Мы ж не во все стороны их, направо и налево. Это первое. Большая часть территорий – леса и болота, то есть мало на что годятся. Это второе. Промышленный потенциал? Тут сложнее, но обещаю – сдерём компенсацию с союзников. Причём гораздо больше, чем оставим. Да что я – уже сдираем. Так сказать, в качестве аванса. Это третье. Ну и четвёртое – после похозяйничавших в тех краях тевтонов, там сейчас так всё разорено, что придётся затратить на восстановление куда больше, чем на строительство таких же заводов на исконно русских землях. Наконец пятое, хотя по своей важности претендующее на первое – население там не в меру буйное.

– Всё равно не дело земли имперские раздавать. Сдаётся, покойный император навряд ли одобрил бы такое, – медленно произнёс генерал Маниковский.

– И не он один. Многие пращуры нынешнего государя, мягко говоря, неодобрение бы выказали, – вторил Деникин.

Голицын покосился на Татьяну Николаевну. Ишь как зарумянилась. Не иначе, собственные слова вспомнила, произнесённые накануне. Причём схожие с деникинскими чуть ли не один в один.

– Что ж, я предвидел подобного рода возражения, – кивнул Виталий. – Но мне тут господин Иловайский, который всем, обучавшимся в гимназии, весьма хорошо известен по своему замечательному учебнику истории, вручил некий прелюбопытнейший текст. Автор: государь Николай Павлович. Да-да, именно Павлович, то бишь Николай I. Это к слову о пращурах, – улыбнулся он Деникину. – Адресована записка генералу Паскевичу, назначенному главнокомандующим русскими войсками в Польше, и касается именно ляхов. Язык, увы, несколько архаичный, в стиле того времени, но суть, я думаю, будет вполне понятна.

– Любопытно. Отчего бы не послушать, – протянул прищурившийся Марков.

Обычную резкость в суждениях и ехидное остроумие он теперь решительно отставлял в сторону, едва дело касалось Голицына. Более того, с некоторых пор он неизменно вставал на его сторону. С каких именно? Да с 20-го ноября.

Вот и сейчас он поддержал его, во всеуслышание заявив, что к мнению Николая Павловича грех не прислушаться. И, незаметно для всех прочих скрестил большие пальцы рук, легонько помахав остальными пальцами. Явный ободряющий намек: «Я с тобой, Серый ангел».

На душе потеплело, но Виталий сдержал улыбку, приступив к оглашению выдержки из письма, начало которой гласило: «Эта страна ничего не приносит империи, напротив, она не может существовать иначе, как посредством постоянных жертв со стороны империи, чтобы дать ей возможность содержать своё собственное управление…»

И закономерный вывод: «Таким образом ясно, что выгоды