Женщина в жизни великих и знаменитых людей - Михаил Дубинский

Ганс Бюлов

Ганс Бюлов, друг Вагнера, был человеком очень раздражительного и неприятного характера. Жил он в Мюнхене, где тогда ставились оперы его знаменитого друга. Женою его была дочь Листа, Козима, женщина тихая, спокойная, не выносившая резких выходок мужа. Страдая от человека, с которым ее связал закон, она искала утешения у его друга и товарища по профессии — Вагнера, с которым ничем не была связана. В конце концов супруги развелись, и Козима Бюлов сделалась Козимою Вагнер. Творец «Лоэнгрина» ожил, так как во второй жене нашел тот идеал, которого напрасно искал в первой. Этому, конечно, не мало способствовали успехи Вагнера. Музыка его вошла в моду, оперы начали обходить все сцены. Жена сопровождала его во всех поездках, которые он предпринимал в погоне за лаврами.

Когда Вагнер умер (в 1883 году) в Венеции, она в доказательство любви и преданности к мужу отрезала себе волосы, которыми покойный муж ее так восхищался, и положила их на красной подушке в гроб под его голову.

Брамс

Брамс остался холостяком подобно Бетховену, с которым, которым, по мнению немцев, у него было так много общего, не исключая музыкального таланта. Он был угрюм, раздражителен, резок. Но это все-таки не мешало женщинам восторгаться им. Особенно любил он посещать дом доктора Феллингера, жена которого боготворила великого композитора. До чего доходил культ Брамса в этой семье, видно из того, что г-жа Феллингер, умевшая рисовать, писала с него портреты красками, снимала фотографии во всевозможных видах, вышивала ноты-песни самого Брамса, а в день его рождения поднесла ему однажды пирог, на котором был выпечен ряд искусно сделанных из теста нотных фраз; по этим фразам композитор тотчас же узнал одну из своих народных песен. Брамс со смехом мог только сказать: «Вы поете меня, вы рисуете меня, вы вышиваете меня, вы печете меня!».

Семья Феллингера делала все возможное, чтобы нисколько озарить грустное существование Брамса. Однажды в рождественский сочельник г-жа Феллингер взяла его под руку и подвела в дамскому туалетному столику, установленному всевозможными пудреницами, банками для помады, флаконами с разными парфюмерными жидкостями и т. п. Все это было убрано цветами, кружевами, лентами. Брамс остолбенел.

— Неужели это для меня? Да что я буду с ними делать?

— Очень многое, г-н Брамс, — отвечала хозяйка.

— Боже сохрани! Как могут вам придти в голову такие вещи? Я — и одеколон или помада! А столик такой изящный и красивый! Нет, нет, нет!

И он решительно повернулся спиною к подарку.

— Но присмотритесь лучше, г-н Брамс! — заметила хозяйка и как бы нечаянно сбросила крышку с одной коробки. Оказалось, что в коробке были анчоусы, в других туалетных коробках и чашках сардины, скумбрия, копченые и некопченые сельди, во флаконах — коньяк, ром, вишневка и т. д.

Ужас Брамса прошел моментально и заменился доброй улыбкой благодарности. Весь вечерь после этого он был в превосходном настроении.

Франц Лист и княгиня Витгенштейн

Франц Лист пережил один из удивительнейших романов. Он любил, был любим и, тем не менее, не мог жениться на предмете своей страсти. Препятствий было много. Когда же препятствия исчезли, он сам отказался от цели, к которой стремился много лет. Вот в общих чертах содержание этого удивительного, далеко еще не выясненного романа.

Возлюбленной его была княгиня Сайн-Витгенштейн, урожденная Ивановская. Благодаря своему отцу, человеку серьезному и строгому, она получила основательное воспитание, научилась мыслить логически, познакомилась с хозяйственными делами и выработала в себе глубокий практический ум. Затем, дальнейшим воспитанием ее занялась мать, человек совсем иного рода. Мать любила свет, удовольствия, блеск, знакомства с знаменитостями, путешествия. Таким образом, в душе Каролины ужились два противоположных течения: идеализм и практицизм. Одно не мешало другому. Поэзия и проза шли об руку, дополняя друг друга.

По настоянию отца, Каролина 17-ти лет вышла замуж за князя Николая Сайн-Витгенштейна, сына русского фельдмаршала, человека грубого, развратного, расточительного. Жить с ним было нельзя, и она обратилась к императору Николаю I с просьбою о разводе, намереваясь потом просить о том же папу. К этому склоняла ее еще любовь к Францу Листу, с которым она познакомилась в 1847 году во время его пребывания в Киеве и произведения которого приводили ее в восторг еще раньше. На почве взаимной любви к музыке и начались между ними близкие отношения. Лист тогда носился с грандиозным музыкальным планом. Он хотел, чтобы его «Божественная Комедия» (по Данте) была исполнена с иллюстрациями соответствующих сцен из бессмертного произведения флорентийского поэта путем диарамы (нечто подобное сделал Лист у Мункачи, когда за полотном его картины «Смерть Моцарта» играл реквием, при звуках которого Моцарт испустил дух). Но план, требовавший для своего исполнения огромной суммы, не удался, хотя Каролина вызвалась дать эти деньги.

Близость отношений между Листом и Каролиной еще более усилилась, когда композитор-виртуоз приехал к ней в одно из подольских поместий, чтобы погостить. Конечно, дело кончилось бы браком, если бы просьба о разводе имела успех. Но она не имела успеха. Наоборот, получился приказ о конфискации ее имений и о запрещении ей самой возвратиться в Россию (она жила в то время в Карлсбаде). Положение было ужасное. С одной стороны — закон, преграждающий путь к любимому человеку; с другой — общество, которое не простит ни единого шага через границу, проложенную давно установившимися понятиями и обычаями. Что было делать?

Н вот она решилась. Как свидетельствует ее дочь, Мария Липсиус, выпустившая в марте 1900 года в Лейпциге «Письма Франца Листа к княгине Каролине Сайн-Витгенштейн», она, т. Е. Каролина, «принесла для Листа в жертву все: свое отечество, свои хозяйственные занят в поместьях, свое видное положение и даже — в глазах близоруких, которым недоставало способности ценить ее высокую, строгую нравственность, — свое доброе имя; она начала удивительным образом борьбу с тираническими силами и одновременно с мелкими затруднениями и довела ее до конца… Она создала ему дом, следила там за его духовной деятельностью, пеклась о его здоровья; для его блага она урегулировала малейшие привычки, оберегала его от излишеств, заботилась обо всех его делах с неустанным участием, отдалась попечению о его матери и детях и творила гостеприимство, которое вряд ли можно было оказывать более дружески, более благородно».

Что Лист, питавший большую склонность к идеальным женщинам, одною из которых, несомненно, была Каролина, отвечал ей такою же искренностью и привязанностью, понятно само собою. Его письма к ней дышат не только поэзией, но и вдохновением. «Пусть добрые Божьи ангелы несут вас на своих крыльях вместе с Маньолеттой» (княжна Мария) пишет он ей в одном письме. В другом он замечает: «Потерпите, возлюбленная и бесконечно дорогая невеста, сестра, подруга, помощница и опора, радость, благословение и слава моей жизни». В третий раз он посылает ей следующую фразу, которую мы оставляем непереведенною: «Elle (речь идет о дочери княгини) est devenne pour moi le signe manifesto de la bont de Dieu pour nous et son image se relie saintement dans ma pensée A vos traits de fiamme, comme la figure de la Viferge a celle du Christ». Это уже не любовь, а экстаз, не страсть, а умиление…