Черный Ферзь - Михаил Савеличев

— А здесь есть биостанция?

— Ну, конечно! — вроде даже обрадовался Хераусфордерер. — В лесу, около Серых Камней… Значит, вы не оттуда, — вдруг сообразил он и с откровенным облегчением вздохнул.

— Мы идем в город, — встрял мальчишка.

— В город?! — изумленно повертел головой Хераусфордерер, помолчал, с удвоенной силой принявшись за чистку комбинезона. — До города далеко.

— Мы НЕ идем в город, — сказал Сворден Ферц. — И, кстати, что случилось с вертолетом? Он совершил побег?

— Совсем некстати, — пробурчал под нос Хераусфордерер, но, опомнившись, очень натурально выпучил глаза, захлопал ресницами, изображая детское изумление. — Побег? Какой побег? Вы меня с кем-то путаете, герр лейтенант!

— Имя! — рявкнул Сворден Ферц. — Звание! Часть!

Хераусфордерер от неожиданности дернулся, но тут же пришел в себя:

— О чем вы, герр лейтенант? Какое такое звание? У нас, у биологов, звания только научные.

Он резко встал, оглядел пятнистый от размазанной грязи комбинезон, подергал за ремешочки и клапаны карманчиков. Хераусфордерер неплохо разыгрывал сосредоточенность на собственной амуниции, но его выдавали беспокойно бегающие глаза. Им не находилось покоя между сощуренными веками. Он то косился на мальчишку, то бросал взгляд на Свордена Ферца, но, наткнувшись на пристальное изучение его в высшей степени подозрительной персоны, тут же принимался разглядывать испачканные обшлага и ботинки. Затем все повторялось.

Сворден Ферц все ожидал, когда Хераусфордерер не вытерпит и возмутиться, но, похоже, ему не в новинку становиться объектом недоверчивого и, в общем-то, недоброжелательного внимания. А еще он пах страхом. Тяжелым, неприятным, застоявшимся страхом, какой пропитывает изгнанников или беглецов за долгое время мытарств.

Кашлянув, Хераусфордерер отступил задом к озерцу, неуклюже нагнулся, зачерпнул воды и плеснул на лицо. Грязевая короста подалась и потекла бурыми струями за ворот комбинезона.

— Хорошо, — шевельнул губами Хераусфордерер и черпнул еще воды.

И тут мальчишка учудил. Незаметно подкравшись к Хераусфордереру, он схватил его за руку и залаял. Вышло это у него настолько похоже, что не наблюдай Сворден Ферц сценку в живую, он и впрямь бы подумал, что где-то по болоту бегает собака, и не какая-нибудь шавка, а здоровенный злой пес, окончательно одичавший в здешних безлюдных местах.

Хотя ничего особо страшного в злой шутке не имелось, как не было ничего ужасного и в том, если бы выла настоящая псина, но Хераусфордерер среагировал странно. Он замер, не донеся до лица очередную пригоршню воды, замер в чудовищно неудобной позе, словно не живой человек, а голограмма, в которой остановили воспроизведение. Сворден Ферц ясно ощутил, как напряглись все мышцы Хераусфордерера, напряглись до того предела, за которым уже начинается кататонический ступор. Ударь по нему железкой, и он зазвенит ледяным изваянием.

Мальчишка гавкнул еще пару раз для проформы и погрозил Хераусфордереру пальцем:

— Хитрый дядя!

От случившегося в горле у Свордена Ферца почему-то пересохло. На мгновение ему привиделась заснеженная дорога, петляющая по полям, покрытым глубокими воронками, дымящийся автомобиль, съехавший в кювет и несколько людей в странной форме, которые рассматривали лежащие у них под ногами тело. С какой стати перед глазами возникла эта картинка Сворден Ферц не понял, но ее пропитывал тот же застоявшийся ужас, которым пах Хераусфордерер.

— Перестань! — крикнул Сворден Ферц мальчишке, но тот и так замолчал, отступив от замершей фигуры.

Сворден Ферц шагнул к Хераусфордереру и успокаивающе положил руку ему на плечо. Осторожно сжал пальцами окаменевшие мышцы:

— Все нормально, все хорошо. Никаких собак здесь нет.

— Фашист, — прошептал Хераусфордерер. — Фашист проклятый… Гитлерюгенд еб…ный…

Глава одиннадцатая. СТАЛЬНЫЕ ОСТРОВА

Стоило ей коснуться пальцем, дарованным господином Председателем, и десантник тут же взрывался. Взрывался весь — от макушки, скрытой под каской, до кончиков пальцев ног, упакованных в тяжелые ботинки.

Вылетали глазные яблоки и с чмоканьем разбивались о щиток.

Смешно раздувались щеки, точно их хозяин пытался изо всех сил надуть тугой метеозонд, но вместо этого из растопыренных губ выползала склизкая змея обложенного рвотой языка, распухала кровавым, с сосочками пузырем и лопалась, разбрасывая во все стороны липкие лохмотья.

Ремешок каски впивался в подбородок, но дрянной пластик не мог противостоять напору расходящихся от внутреннего давления черепных пластин и рвался. Стальное вместилище съезжало на макушку, чудом удерживаясь, до того мгновения, когда фонтан вскипевших мозгов взрывал голову и выстреливал в низкий потолок каску неуклюжим снарядом.

Раздвигались плечи, раздувались руки, бронежилет упрямо сдерживал всходящий тестом торс, сгоняя часть вздутия к чреслам, отчего фигура обретала какие-то бабьи очертания, чтобы затем гулко ухнуть, взломать изнутри консервную банку брони и излиться сквозь прорехи отвратной слизью скоротечной газовой гангрены.

Так, наверное, и происходило, если бы глаз имел время, быстроту и желание насладиться творением рук Теттигонии, а вернее — пальца господина Председателя.

Крошечная фигурка металась среди чудовищно неповоротливых десантников, угодивших в ловушку и все еще не понимающих — что происходит, почему их товарищи один за другим вдруг превращаются в гейзеры кровавого фарша, а главное — что делать.

Ловушка продолжала работать. Тяжелые плиты сдвигались работающей на пределе гидравликой и все туже стискивали непрошеных гостей. Но это, как не странно, давало десантникам крошечный шанс — Теттигония сама уже с трудом пробиралась между ними.

В горячке избиения ей и в голову не приходило, что пресс ловушки сомнет не только врагов, но и ее саму — расплющит хрупкое тельце между молотом и наковальней. А если бы нечто подобное все-таки смогло проникнуть в ее головенку, то она бы лишь передернула хрупкими плечиками, сунула в рот палец господина Председателя и вспомнила его речение:

— Жизнь дает человеку три радости: любовь к господину Председателю, работу во благо господина Председателя, и друга — господина Председателя.

Насчет ценности жизни как таковой господин Председатель ни разу и ни при каких обстоятельствах не упоминал. А раз так, то и раздумывать нечего. Нужно работать во благо господина Председателя, храня в сердце любовь к господину Председателя, и чувствуя на своем плече тяжелую дружескую длань господина Председателя.