Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же немного неожиданно для себя заступился за Казаряна.
– Андрей Андреевич, а почему человек не может купить себе за границей понравившуюся вещь? Что в этом криминального? Это же не наркотики или, извиняюсь, порнографический журнал «Playboy». Хотя он скорее эротический… Разве в правилах поведения советских людей за рубежом есть пункт, запрещающий покупать джинсы или магнитофоны? Лучше будет, если он за них в Союзе переплатит втрое или вчетверо?
И едва не добавил, что на нём‑то костюм отнюдь не фабрики «Большевичка», а от «Brioni», и пальто от «Burberry».
Беглов не сразу нашёлся, что ответить. А пока он собирал мысли в кучу¸ меня неожиданно поддержал Коротаев:
– И в самом деле, товарищ Беглов, где сказано, что нам нельзя потратить законную наличность на одежду?
– Да, – подал голос Хромов. – Я бы тоже не отказался купить фирменные штаны, а не цыганский самопал по такой же цене, а то и дороже.
Остальные участники нашей сборной заголосили в поддержку моих слов. Даже обычно молчаливый Юоцявичус и тот что‑то буркнул. Правда, непонятно, что именно.
– Вот, значит, как, – протянул Беглов. – А если в тот момент, как вы покупаете эти несчастные джинсы, рядом окажется журналист какой‑нибудь реакционной газетёнки с фотоаппаратом? Предположим, он знает несколько слов на русском и поймёт, что вы из СССР, покупаете джинсы. Сделает парочку снимков, которые на следующий день окажутся в газете, с заголовком: «Нищие русские приехали в США за джинсами». Да в крайнем случае и без снимка статейку могут опубликовать. Да ещё и меня упомянут. Хорошо же я буду выглядеть в глазах своего руководства.
– С чего вы решили, что именно в тот момент в магазине окажется корреспондент местной газеты? – спросил я. – Вероятность одна на тысячу, если не на миллион.
– Но ведь и окончательно её исключать нельзя, – чуть прищурившись, негромко произнёс Беглов.
– Давайте мы будем говорить на русском только с вами, шёпотом. А вы будете общаться с продавцами, не оглашая страну, из которой мы прибыли. И вообще можно найти небольшой, недорогой магазинчик, где покупателей немного, каждый на виду.
– Андрей Андреич, ну пожалуйста, – с умоляющим видом, сделав брови домиком, протянул Казарян.
Беглов вытянул шею и покрутил, словно узел галстука на неё давил, вздохнул и махнул рукой:
– Чёрт с вами! Вам ведь что главное: чтобы лейбл был фирменный и качество хорошее?
– Верно, – заметил Казарян.
– Есть у меня на примете один магазин. Находится буквально в двадцати минутах ходьбы отсюда, под мостом Куинсборо. Причём хозяин его родом из Витебской губернии, с родителями в революцию эмигрировал в Штаты, на русском разговаривает неплохо. Цены у него ниже, чем в каком‑нибудь бутике или даже обычном магазине. А потом, если валюта останется, можно и за сувенирами прогуляться.
Да, покажу вам всё‑таки сначала Бродвей, прогуляемся по Театральному кварталу. Вон у Покровского камера на шее висит, может, если плёнки не жалко, пофотографирует вас на фоне легендарных театров «Majestic» или «Ambassador».
Мне плёнки было не жалко, я прихватил её с запасом. Нагулявшись по Бродвею, двинулись к мосту. Под ним мы первым делом обнаружили парочку бездомных бродяг грелась у стальной бочки с горящим в ней мусором. А чуть дальше топтались две весьма вызывающего вида девушки, одетые в короткие меховые полушубки – у одной белого, у второй розового цвета, из‑под которых выглядывали мини‑юбки, и высокие сапоги на платформе. Яркий макияж не оставлял сомнений в том, что перед нами представительницы одной из самых древних профессий. Они курили тонкие сигареты и не без интереса поглядывали в нашу сторону.
– Вот он, звериный оскал капитализма, – с чувством произнёс Петухов.
Несмотря на то, что владельцем магазинчика был выходец из России, по словам нашего провожатого, подростком эмигрировавший из Витебской губернии сразу после революции с родителями, продавцом оказался чёрный, как головёшка, негр. Но по просьбе Беглова был приглашён тот самый хозяин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Вот, Моисей Соломонович, наши, советские спортсмены попросили меня показать им магазин, где можно купить качественные джинсы недорого.
Моисей Соломонович обвёл нас взглядом поверх нацепленных на длинный, мясистый нос очков, и расплылся в улыбке.
– Какие прелэстные молодые люди! – воскликнул он с лёгким акцентом и слегка при этом грассируя. –Понимаю, что в СССР настоящие джинсы практически невозможно достать, а в Америке этого добра навалом. У меня же цены самые лучшие во всём Куинсе...
– Моисей Соломонович, у нас мало времени, – тактично заметил Беглов.
– Всё, всё, умолкаю! Итак, какие модели интересуют молодых людей?
Молодых людей интересовали «Lee», «Wrangler», «Rifle» и «Levi’s», то есть те модели, о которых слышали и даже иногда видели, и уж если совсем повезёт, то и носили. На имеющуюся у нас валюту парни накупил кто двое, а кто и трое джинсов. Казарян, например, заявил, что в одних будем сам ходить, ещё одни подарит брату, а третьи сестре.
– А ты знаешь их размеры‑то? – спросил Олег Коротаев.
– У нас с сестрой один размер, у брата – как у тебя, я потому такие же и взял. А не подойдут ему – можно продать. За две цены с руками оторвут.
– Спекуляцией, короче, решил заняться, – хмыкнул Коротаев.
– Э‑э, почему так говоришь? – обиделся Казарян. – Спекуляция – это если я цену впятеро выставлю, а двойная – это даром считай отдаю. Тем более продам кому‑нибудь из родственников.
Я ограничился одними джинсами «Wrangler» всего за 10 долларов, тогда как в обычном магазине они бы стоили от 20 баксов. Естественно, проверил швы, нитки, хоть и контрафакт, но всё должно, как говорится, соответствовать. Вроде всё в норме, насколько я мог судить. Покупки нам упаковал чернокожий Джо в бесплатные бумажные пакеты с ручками и буквами на боку NY. Уверен, парни в Союзе и не подумают эти пакеты выбросить, будут беречь и показывать друзьям, как американскую диковинку.
Магазин был представлен не только предметами гардероба. Тут можно было выбрать бижутерию, парфюм и косметику.
– Судя по цене, тоже контрафакт? – негромко, чтобы не услышали другие, спросил я Моисея Соломоновича, кивнув на ряды пузырьков с духами и коробочек с косметикой.
– А какая разница? – пожал тот плечами, но ответил тоже негромко. – Качество ничем не уступает оригинальному. Уверяю вас, ещё никто не приходил ко мне с рекламацией. Скажу по секрету, моей клиенткой является не только супруга мистера Беглофф, но и даже жена президента нашего боро[2], хотя её муж – человек небедный.
– Ну уж я‑то точно не приду к вам с рекламацией, далековато ходить будет.
– Даже и не думайте, – сплёл пальцы у впалой груди Моисей Соломонович. – У меня есть пробники, можете оценить лично каждый аромат.
После знакомства с пробниками я выбрал три разных флакона: «Chanel», «Guerlain Chamade» и «Lancome». Первый я подарю Полине, второй Вадим вручит Насте, а третий, «Lancome» с более насыщенным букетом, чем первые два, подарю маме. Вадим, конечно, заартачится, придётся соврать, что купил всего за пару долларов, а не за восемь. За пятёрку взял отцу бензиновую зажигалку‑пистолет. В кошельке оставалось 11 долларов.
Парни тоже практически все свои баксы здесь оставили. Они уже были в курсе, что джинсы – подделка, хоть и очень качественная, но кто в Союзе об этом узнает? Ведь главное – произвести впечатление. А швы и заклёпки нареканий не вызывали даже у самых искушённых покупателей вроде меня.
Дальше мы не спеша гуляли по Манхэттену, благо в запасе ещё оставалось несколько часов. Поглазели на строительство башен‑близнецов будущего Всемирного торгового центра, который будет разрушен в результате террористической атаки 11 сентября 2001 года. Несмотря на погоду, топтались со своими песенными мантрами кришнаиты в сандалиях на босу ногу и длинных одеяниях. Хотя, не исключено, под этими дхоти и сари скрываются тёплые свитера и штаны. А чуть дальше возле кинотеатра перуанцы или ещё какие‑то потомки древних жителей Латинской Америки в национальных костюмах и с национальными же музыкальными инструментами в руках веселили публику своими песнопениями. А афиша фильма «The 5‑Man Army» на фасаде кинотеатра напомнила мне конец 80‑х, когда я впервые увидел этот вестерн с гнусавым переводом с видеомагнитофона.