Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник) - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот тогда-то, отдавшись ему прямо в кабинете и забыв обо всем на свете и лишь чувствуя удары своего сердца, бьющегося вразнобой с ударами раскачивающегося под ними кабинетного кожаного дивана, она и услышала его туманное обещание провести с ним «недельку в Париже, городе любви». Они тогда несли друг другу бог знает что, фантазировали, представляя, что они не в глухом, провинциальном С., а где-то там, за морями, городами и облаками, в Париже, в гостинице на чистых простынях, а за окном шумят каштановые деревья парка, и идет дождь… «Но как же я тебя там найду?» Она всегда говорила то, что думала. Непростительная хроническая ошибка всех женщин этой планеты. «В каждом городе есть Главпочтамт, там я оставлю тебе письмо».
Это были слова Крымова. Крымова, находящегося в крайней точке возбуждения и готового наобещать все, что угодно, вплоть до женитьбы. Но все равно это были его слова, и если он так сказал, значит, так и думал. Кроме того, позже, когда Юля чуть не погибла в М., в подземелье, преследуя маньяка, и Крымов с Шубиным думали, что они ее потеряли, и тогда, когда они вновь ее обрели, Женя повторил ей примерно то же самое относительно связи через Главпочтамт. Следовательно, это принципиально, и именно так он представлял себе связь между ними, работниками частного сыскного агентства, обреченными перемещаться в пространстве свободно и непредсказуемо, как порыв ветра.
Свое сокровище, готовое сорваться с языка, Юля донесла до метро под красивым названием Лувр-Риволи, где, как гласил гостиничный телефонный справочник, и располагался парижский Главпочтамт. На вопрос Берестова, куда она направляется, Юля сказала, что спустится вниз, в холл, и купит себе мороженое.
И теперь, стоя перед залитым солнцем зданием Главпочтамта и глядя немигающим взглядом на желто-синие, характерные для обозначения почты символы, она почувствовала легкое головокружение. Если она сейчас упадет, случится катастрофа. Ее отвезут в больницу, и начнутся ее странствия по незнакомому городу, по целой стране, вселенной, зовущейся Парижем.
Она тряхнула головой и вошла. Подошла к первому же окошку, где за прозрачным стеклом сидела девушка, похожая на ее одноклассницу Таню Божкову, и, достав свой паспорт, протянула ей, пытаясь объяснить, зачем она, собственно, сюда пришла.
– Же парль рюс… – что означало «я говорю по-русски».
Девушка мило улыбнулась и развела руками.
– …энд инглиш…
Девушка вскинула брови и прислушалась к медленно произносимым Юлей английским словам, ключевое из которых было, разумеется, letter, письмо.
Полистав паспорт, девушка внимательно посмотрела на Юлю, затем, поднявшись со своего места, куда-то ушла и вскоре вернулась с каким-то господином. Она ему объяснила то, что поняла из разговора с русской посетительницей, после чего этот господин, кивнув несколько раз головой, двинулся с паспортом куда-то вдоль стеклянной перегородки, а потом и вовсе скрылся из виду, затерявшись среди работников, а точнее, работниц, почты. Вернулся он с тремя конвертами.
– Силь ву пле, мадам Зэмцов…
Юля дрожащей рукой взяла конверты. Одинаковые, голубые с зелеными и желтыми марками. Надписи на них были сделаны на русском и французском языках.
«Земцовой Юлии. До востребования».
Она вышла на улицу, чувствуя, что задыхается. Ей не хотелось вскрывать письма при свидетелях. Это все равно что посвятить чужих в свою интимную жизнь. Так, во всяком случае, казалось ей тогда.
Она разорвала первый конверт, датированный 22 марта.
«Юля, если ты в Париже, чего я не исключаю после всех известных событий, то позвони мне по телефону: 02 48 26 25 53. Крымов».
Второй конверт – 23 марта и тот же самый текст.
Третий конверт – тоже от 23 марта:
«Шубин в Сочи, не ищи. Мой телефон…» – и тот же самый номер телефона.
Она вернулась на почту и спустя пару минут уже набирала восьмизначный номер. Юля не удивилась, что никто не брал трубку. Да и кто может взять, если все, что с ней происходит, сон? Вот сейчас она проснется и окажется если не в Москве, в объятиях собственника Харыбина, то, быть может, в «Эсмеральде», где похрапывает, мечтая стать президентом, Берестов…
Она вышла из кабинки пошатываясь. Затем купила конверт, попросила бумагу и ручку и написала письмо, адресованное уже Крымову: «Я в Париже, остановилась в гостинице «Эсмеральда». Номера телефона не знаю. Я с Берестовым, он ищет тебя. Видела Щукину по телевизору в Монморанси, направляемся туда. Харыбин через «Аперманис» хочет разыскать тебя с моей помощью. Кажется, мне удалось оторваться. Связь через Главпочтамт. Найди меня. Земцова. P. S. В Берлине, в отеле «Штраусс-Холл» Миллерша. Она прикрывает меня, но, возможно, за ней установлена слежка».
* * *В гостиницу она вернулась с мороженым и протянула его – внешне выглядевшему весьма озадаченным – Берестову.
– Вы что-то задумали против меня? – вдруг устало, чуть ли не постанывая, спросил он и покачал головой. Он выглядел как человек, смертельно уставший от предательства, обреченный жить в постоянном страхе быть подставленным, если не убитым.
«Очевидно, – подумалось ей, – это участь всех, кто лезет наверх, стремясь к власти, карабкается из последних сил, не в состоянии отказаться от заоблачных, затуманенных иллюзиями райских кущ, в центре которых увитый розами и посыпанный зелеными долларами постамент в виде кремлевского, обитого дорогим шелком президентского кресла».
– Нет, извините, что заставила вас ждать… Я ничего против вас не задумала и не собираюсь задумывать. Мы с вами движемся к одной цели. Не советую вам портить со мной отношения, подозревая меня в чем-то корыстном или подлом. Я не такой человек…
– Хорошо. Извините. Но тогда и я вам признаюсь кое в чем. Пока вы отсутствовали, я позвонил в наше посольство и попросил связаться с тем самым корреспондентом, который делал репортаж в Монморанси.
– И что же? – Сердце ее забилось, а ноги мгновенно ослабели так, что ей пришлось сесть. – Есть новости?
– Больше того, я сам лично разговаривал с ним и задал ему вопрос, не присутствовала ли на съемке рыжеволосая молодая женщина, русская, по фамилии Щукина, на что получил вполне определенный ответ: да, присутствовала. Больше того, он с ней знаком.
– Конечно же, он спросил, с какой стати вы заинтересовались ею?..
– Спросил. Я ответил, что я ее доктор, эмигрант по фамилии Карлофф, что мне недавно пришли ее анализы, но она внезапно исчезла, и я не имею возможности принять определенные меры к тому, чтобы подготовить ее к родам…
– Вы шутите!
– Ничуть.
– То есть речь шла о ее беременности?
– Я подумал о том, что если Щукина скрывается, то, во‑первых, навряд ли она лезла бы в кадр, тем более что корреспондент наш, московский, следовательно, репортаж увидят в России, а во‑вторых, раз этот корреспондент – фамилия его, кстати, Лешевич, Владимир Лешевич, – так спокойно ответил мне, что они знакомы с Щукиной, стало быть, мои предположения относительно того, что Щукина в данный момент живет не таясь, подтверждаются. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как представиться ее врачом, – навряд ли посторонний знал что-либо о беременности, да и действовать вот так открыто, как действовал я, к тому же еще через посольство, надеясь на авось, тоже не стал бы. Следовательно, мне должны были поверить.
– И поверили?
– Разумеется. Больше того, уже сегодня в десять часов вечера Лешевич будет здесь, у нас…
– Как здесь? Прямо здесь, в гостинице?
– Прямо в номере. Я даже распорядился об ужине на четыре персоны.
– Но почему на четыре? Неужели придет Щукина? – в это невозможно было поверить. – Но она же сразу поймет, что никакого врача по фамилии Карлофф в природе не существует, она не такая идиотка, чтобы не понять, что здесь кроется обман…
– Вот для этого я, исходя из создавшейся ситуации, воспользовался вашим именем, дорогая Юлия.
– Вы сказали, что Карлофф будет не один?
– Я сказал, что из Москвы всего на пару дней по своим делам прибыла Юлия Земцова, приятельница Карлоффа, и что это именно она, то есть вы, Юля, встретите здесь свою подругу, Щукину.
«Отлично сработано», – подумала Юля, все еще не веря в реальность услышанного. Берестов, оказывается, придумал нечто действительно стоящее. Ведь Карлофф – это было лишь началом разговора. А вот прозвучавшая фамилия Земцова на самом деле может послужить сигналом для Щукиной, и она сделает все от нее зависящее, чтобы встретиться с Юлей. Никакие прежние обиды не удержат Надю от свидания со своей давней соперницей – Земцовой. Или это будет не Щукина…
– Вы молодец, Берестов…
– Вообще-то меня зовут Игорь, если вы помните.
Теперь он, казалось, совсем успокоился и на самом деле поверил в то, что Юля отлучалась за мороженым.
