Смерть не выбирают (сборник) - Григорий Глазов

Что-то вспомнив, он потянулся к телефону, набрал номер:

– Юрконсультация? Пожалуйста, Устименко.

Щерба ждал, слышал, как кто-то звал: "Артем Григорьевич, вас к телефону"… – Артем, здравствуй. Это Щерба.

– Здравствуй, Миня. Я тебя слушаю.

– Неудобно получилось: ты заходил зачем-то, ждал да так и ушел. Ты извини, замордовала работа. Ты что-то хотел?

– Ерунда, Миня, не горит. Там у вас кто-то ведет дело Кубраковой из какого-то НИИ…

– А что у тебя за интерес?

– Пустяковый. У меня в Харькове родственница, она отправляла в этот НИИ Кубраковой свой доклад или реферат. Теперь ей хочется заполучить его обратно, поскольку, возможно, на нем есть пометки Кубраковой. Вот и все, если, конечно, этот доклад не фигурирует в деле.

– Смотри, до Харькова докатилось… Сейчас ничего не могу тебе обещать. Когда прояснится, дам знать, – неопределенно ответил Щерба. – Как живешь?

– Как все в наше время и в нашем возрасте. Готовлюсь к процессу.

– Большой?

– Нет, но пахнет занудством. Взятки, приписки, подставные лица.

– Заготовители?

– Да… Ну а как ты?

– Часть человечества висит вниз головой. Не могу понять, к какой категории принадлежу я.

– В этом, похоже, не скоро разберемся… Кто бы мог думать, что нашему поколению придется пережить и этот бардак? Уходить не собираешься?

– Пока нет. Держат… Ну, будь здоров. Заходи.

– Спасибо…

Зависти в Щербе имелось столько, сколько положено нормальному человеку. Но сейчас он позавидовал Устименко: все-таки в адвокатуре куда легче. Он знал, что Устименко не просто сбежал туда, его выжили из прокуратуры. И, пожалуй, не прогадал. Но себя представить в судебном заседании в качестве защитника, а не государственного обвинителя, не мог. "Ничего, привык бы. Вон, сколько знакомых следователей и прокуроров ушло в адвокатуру!" – подумал Щерба, словно завтра собирался это сделать…

17

В начале десятого утра в субботу за Джумой заехал на "Волге" приятель с подругой. Загрузив багажник сумками с едой, бутылками, эмалированной кастрюлей с замаринованной бараниной, засунув туда же ящик с буковым углем и шампура, Джума с женой и всем выводком отправился на два дня кайфовать. Ехали они в закрытую зону отдыха штаба военного округа – на Липницкие пруды, где комендантом был прапорщик – дружок Джумы.

Машин попутных на шоссе было много: часть людей, как и Джума, ехала отдыхать в леса, а другие – их сразу можно было узнать по пестрой географии автомобильных номеров, тюкам на крышах, прицепами – спешили к границе с Польшей. Категорию этих туристов Джума знал: некоторые из них потом попадут в сводки ОБХСС, как и те, кто по левой полосе тащился навстречу, из Польши.

– Во зараза, – злился Джума, – теперь до кольца будем плестись.

На кольце свернули налево, на пустынное шоссе, затем еще раз налево на просеку и остановились у шлагбаума. Джума показал охраннику пропуск, и они въехали на территорию Липницких прудов.

– В тот же домик, Надька? – весело подтолкнул Джума жену.

– Тебе бы только туда, – притворно рассердилась она.

На сухом песчаном взлобке, поросшем густым сосняком, стоял двухкомнатный щитовой домик. С помощью приятеля-прапорщика Джума снимал этот домик.

– Привет, милиционер, – подошел прапорщик, когда они разгружали багажник.

– Привет, дорогой! – обнял его Джума. – Карп будет?

– А шашлык?

– А как же!

– Тогда и карпа найдем, – речь шла о копченном карпе, который мастерски солил и коптил для начальства прапорщик. – Располагайтесь, еще увидимся…

Избалованный в детстве родителями, а позже – жизнью холостяка, Виктор Скорик не признавал выезды "на природу", он любил комфорт – хороший гостиничный номер в пятидесяти метрах от пляжа, вечером приличный ресторан, куда можно войти, соответственно одевшись, не белой вороной, а с тем естественным достоинством, когда все твои движения, походка, взгляд, выражение лица говорят, что ты не блефуешь, что действительно свободны душа и тело, что если ты даже не хозяин жизни, то во всяком случае один из тех, кто что-то в ней значит. Официанты и администраторы гостиниц улавливают это состояние безошибочно и ведут себя соответственно. А ежели с тобой еще миловидная женщина, не крикливо одетая и не намазанная, как схваченная в дискотеке профурсетка, – если твоя женщина не суетится, не размахивает руками или разговаривает во весь голос, не пялит глаза на людей в холле или в ресторанном зале (обслуга моментально определяет потаскух, нанятых на несколько ночей), – коли это так, то ты удостаиваешься вежливости и внимания. Все это стоит, конечно, ого-го! Но Скорик и Катя с зимы начали откладывать деньги. А уж прибыв на юг раз в году, ни в чем себе не отказывали. Поселялись, разумеется, отдельно, но все время их видели только вдвоем, без шумных пьяных компаний. Дежурные по этажу и горничные привыкли к этой паре, хвалили между собой, что в номерах у них всегда аккуратно – не валяются пустые бутылки, не разбросано дамское белье, нет пляжного песка на ковриках, в ванной пол не залит водой, потому никого не волновало, что каждое утро до завтрака отправляясь на пляж, парочка выходила из номера Кати, что в лоджии Скорика часто сушатся на шпагатике Катины купальники.

По графику отпуск у Скорика в сентябре. А сейчас только середина июня, и он с тоской подумал, что еще два с половиной месяца рутины замордуют вконец.

– Давай в этом году поедем в Дагомыс, – вдруг сказал он.

– Ты с ума сошел! – она сидела в кресле, поджав босые ноги и заполняла какие-то клеточки на куске ватмана. – Это же сколько денег нужно! Нет, в Сочи дешевле. И привычней уже. Ты только не забудь заранее телеграмму дать, чтоб нам те же номера, если можно.

– Как хочешь, – отозвался он, стоя у балконного окна.

– Забыла тебе сказать: в Москве в каком-то НИИ разработали методику определения срока давности пальцев. Представляешь?!

– Да, это интересно, – как-то безразлично ответил он. – Где ты это вычитала?

– Терских рассказывал. Он заходил к нам…

Терских – первый муж Кати. Они прожили три года и расстались. Скорик никогда не спрашивал, почему. Он был знаком с Терских, тот работал следователем в транспортной прокуратуре. Парень, как парень, правда, всегда насупленный, замкнутый, неразговорчивый. Терских, надо полагать, знал об отношениях Кати со Скориком. Но этой темы ни тот, ни другой не касались…

Он все еще стоял у окна. Пять часов дня, а солнце еще высоко. Отсюда, с восьмого этажа, хорошо видна панорама города, где-то за последними домами поблескивала асфальтом шедшая на подъем лента путепровода, по ней ползли похожие на жучков автомашины, а еще дальше, у горизонта темнела полоса начинавшегося леса. "Где-то там сейчас наслаждается природой толстячок Агрба, в одних плавках прогуливается по траве или играет в бадминтон, а скорее всего храпит под кустом и в ус не дует", – спокойно подумал Скорик.

– Вечером куда-нибудь пойдем? – спросила Катя.

– Можно. Придумай что-нибудь, я постараюсь к семи быть.

– Ты в больницу к Назаркевичу?

– Да. Он уже ходячий. Пора. И так с ним затянули, толком допросить невозможно было… Я пошел, – он посмотрел на часы…

Дежурный врач, выслушав Скорика, сказал:

– Он уже почти в порядке. Думаю, через два-три дня лангетку снимут.

– А что у него с коленом?

– Гемартроз. Это кровоизлияние в сустав… В ординаторской неудобно, люди заходят. У меня есть ключ от учебной комнаты. Кафедральных сегодня не будет, – он повел Скорика по коридору и отпер дверь с табличкой "Учебная комната N_3". Здесь было два стола, несколько стульев, на стенах развешаны плакаты-пособия. – Как сказать ему, – кто пришел? – спросил врач.

– Скажите, человек по важному делу…

Назаркевич вошел без стука. На нем был синий спортивный костюм, правая штанина задрана, на ноге фиксирующая лангетка. Вошел он осторожно, опираясь на палочку.

– Вы, что ли, ко мне? – без всякого интереса осведомился Назаркевич. – По какому случаю?

– Я из прокуратуры, Сергей Матвеевич.

– Чем могу быть полезен? – говорил Назаркевич как бы сдерживая заранее возникшую неприязнь к человеку, потревожившему его в больнице.

– Я по поводу Елены Павловны Кубраковой, – Скорик достал из кейса бланк протокола допроса и еще какие-то бумаги, поверх положил очки Кубраковой. Назаркевич равнодушно скользнул по ним взглядом. – Вы знаете, что с нею произошло?

– Знаю, но без подробностей.

– Откуда?

– Сказала жена, а ей кто-то звонил из института, – он посмотрел на Скорика так, словно сказал "Что же ты так туп, братец! Не мог просчитать такую примитивную информационную цепь!".

– Сергей Матвеевич, Кубракову вы отвозили в Богдановск?