Преторианец - Томас Гиффорд

Вдруг в паб ворвался порыв ветра с дождем, и в дверях возник Рейкстроу в пальто с поднятым воротом. Без формы он выглядел меньше ростом. Найдя взглядом Годвина, Алек шмыгнул к нему.

— Алек, ты уменьшаешься на глазах.

— Радуйся, что вообще меня видишь. Раздобудь мне пива и того, что в здешних местах сходит за колбасу. Я принес довольно определенные ответы на твои вопросы. Но первым делом накорми голодного моряка. Я стою недешево, как сказала шлюха епископу.

Когда Годвин вернулся к столу и поставил перед приятелем кружку и колбасный рулет, тот бережно, стараясь не попасть в пивные лужицы, разглаживал на столе блокнотный листок. Он откусил кусочек рулета, поморщился, запил горьким и пробежался пальцем по списку имен.

— Мартин Джеллико, Сирил Пинкхэм, Берт Пенроз, Брайан Куэлли, Альф Декстер, Реджинальд Смайт-Хэвен, Билл Кокс, Лэд Холбрук, Энтони Джонс, Джим Стил, Бойд Малверн, Оксхэм Бестер… Это твой список, Роджер.

— Ты просмотрел служебные досье? И что?

— Выполнить твой весьма необычный заказ оказалось непросто.

— Ты мне, скажем так, был кое-чем обязан.

— Разумеется. Если бы не так, я бы тебя сразу сдал, и тебя бы поставили к стенке, и…

— Алек, Алек! Ты и вправду был у меня в долгу. Ну, что ты узнал?

— Ничего. Абсолютно. В шкафу пусто.

— Как это может быть? Они существовали, должны быть сведения…

— О, я уверен, что сведения были. Только теперь никаких записей не осталось.

— Пропали? Затерялись? Куда подевались?

— Исчезли. Ну как тебе втолковать? В списках личного состава таких людей нет. Я тоже могу исчезнуть просто потому, что был настолько безрассуден, чтобы расспрашивать…

— Не верю! Должно быть простое объяснение.

— Безусловно. Откуда-то сверху протянулась рука и выхватила их. Не то чтобы они реквизированы таким-то департаментом или таким-то министерством. Они исчезли. Теперь позволь объяснить: существует основное досье, где регистрируются сведения о служебной карьере с примечаниями, пояснениями и т. п. Есть и другие документы, в которых они должны упоминаться, но проверить их нечего и думать — на раскопки в записях, разбросанных по нашему почтенному и достойному ведомству, уйдут месяцы… и я бы не советовал тебе даже пытаться. Здесь действует невидимая и чрезвычайно могущественная сила, Роджер… пам па-па-пам… Шкаф центрального отдела регистрации гол, как обглоданная кость, и, что касается меня, я ни о чем не спрашивал и не собираюсь. Все забыто. И не было у нас с тобой разговора на эту тему.

— А что с тем названием?

— Ах да, «Преторианец». Это я оставил напоследок, спросил пару людей, которым доверяю… то есть — доверяю.

— И?

— Никто ничего не слышал. Я мог бы прочесть кое-что и по глазам. Не было никакого «Преторианца». Даю слово. Что бы по-твоему это ни значило — оно этого не значит. Никогда не было ничего под названием «Преторианец». Горчица… как ты считаешь, горчица пойдет к колбасному рулету? Ну, теперь мне пора. Выйдем порознь, если не возражаешь.

Годвин хорошо помнил Лэда Холбрука: записного картежника, обыгравшего всю команду подлодки, человека, зарезавшего ножом немецкого часового, человека, которому выстрелом раздробило руку и который героически погиб у штаб-квартиры Роммеля. Холбрук говорил Годвину, что отец его работает клерком в какой-то конторе близ доков, а жили они на Кингз-Роуд за «Концом света».

Годвин отыскал квартиру в кирпичном доме, выстроенном в стиле благородной нищеты и населенном людьми, упорно отказывающимися признавать себя бедняками, хотя с трудом дотягивали до недельной получки. Они носили воротнички и галстуки — значит, оставались джентльменами. Салфеточки на стульях, жидкий чай, запах вареных овощей, электрический бар, мерцающий в крохотной гостиной.

Мама и отец Холбрука заканчивали ужин — яйца и тосты. Когда Годвин назвал себя, глаза у них загорелись, хотя признавать, что узнали знаменитость, было бы, разумеется, неприлично. Заварили свежий чай. Его подала на подносе большеглазая девочка с очень современной стрижкой. Разливая чай, она на миг поймала взгляд Годвина. Сестра Лэда, Диана.

— Я друг вашего покойного сына, — сказал Годвин. — Я был с ним, когда он погиб. Я могу искренне заверить вас, что он отдал жизнь отважно, как настоящий герой.

Миссис Холбрук с трудом улыбнулась, скомкав в кулаке кружевной платочек.

— Нам дали понять, что миссия совершенно секретна, — тихо сказал Оливер Холбрук, худой человек, похожий на школьного учителя.

По его фигуре можно было понять, что прежде он был толстяком. Уже наступил вечер и семья отужинала, но он оставался в деловом костюме.

— Я полагаю, пока нам не следует о ней говорить. Боюсь, что это не для печати.

— Как он скончался? — спросила женщина.

Уголки ее губ скорбно опущены, словно подтаяли. На столе рядом с ней лежала зачитанная библия в переплете под кожу.

— Печенья? — Диана подала ему тарелку.

На печенье не было рожиц, не было и изюма. Не тот сорт, который предпочитает Монк Вардан.

— Он погиб, прихватив с собой немецкий пулеметный расчет. Достал всех.

— Ох, боже, боже! Он всегда был храбрый мальчик.

— Похоже на Лэдди, — вставила Диана, хрумкая печеньем.

— Ну-ну, — остановил их Холбрук. — Довольно об этом. Я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, сэр, но нам было сказано не говорить ни слова. Все должно оставаться тайной. Так что дальнейшее обсуждение невозможно.

— Где он умер?

— Довольно, мать, — повторил Холбрук, слабо махнув в ее сторону рукой. — Хватит, я сказал.

— В Северной Африке, — ответил ей Годвин. — Однако ваш муж совершенно прав. Мне нужно было узнать, не говорили ли вы с кем-нибудь о его миссии. Теперь я знаю, что этого не было. И Лэд, как я понял, ничего не рассказывал.

— Ни слова, — сказала мать. — Он был хорошим солдатом.

— Ну, не думаю, что секретность пострадает, если я расскажу то, что знаю, — при условии, что дальше это не пойдет.

— Мне было очень больно, что нам так мало сказали, — женщина вытирала глаза. — Очень больно.

— Не начинай заново, мать. Ты же помнишь, что нам было сказано.

Ее муж повернулся к Годвину.

— Никаких вопросов, вот что нам сказали. Моя добрая женушка хотела обратиться к нашему депутату, но нам приказали ни о чем не расспрашивать. Чрезвычайно важно. Безопасность есть безопасность. Все ради короля и страны — вот наш девиз, мистер Годвин.

— Мне кажется, мистер Годвин очень добр, что пришел к нам…

— Мне нравился ваш сын. В карты играл, как дьявол. В «фараон».

Холбрук издал сдавленный смешок.

— Я научил его этой игре. Он был совсем маленький. На каникулах в Брайтоне. Помнишь, мать? «Фараон» в Брайтон-Рок дождливыми вечерами.

Он нащупал в рукаве платок, поднес его к глазам.

— Счастливые дни, счастливые.

Он поднялся и пожал Годвину руку.

— Мать права, вы очень добры, что пришли, сэр.

Пройдя полквартала, Годвин остановился. Идти пешком до Мэйфер было далековато. Часа два, пожалуй, но ему было над чем поразмыслить по дороге.

Он услышал за спиной быстрые шаги и голос:

— Мистер Годвин, одну минутку.

Это была Диана.

— Чем могу быть полезен? — Он улыбнулся девочке, мгновенно проникнувшись к ней симпатией.

Она запыхалась, и бледные щеки ее разгорелись.

— Страшно мило, что вы так пришли… Я слушала вас по радио — вы, наверно, ужасно заняты. Мама с папой совсем опешили, когда вы возникли из ниоткуда — пуфф! — прямо как джинн.

— Я и хотел сделать им сюрприз.

— Ну, суть в том, что они не все вам сказали. А вы были так добры, чтобы к нам прийти… так что, по-моему, вам можно рассказать про человека, который зашел к нам как-то вечером. Сказал, что представляет короля и страну… — она хихикнула в ладошку, — но больше походило, будто он представляет новую пивную, понимаете ли… Ну, сами можете представить, как слушал его папа. Король и страна! Звонят колокола, папа вытягивается по стойке «смирно»…

— Ваш отец патриот, Диана.

— Кто бы сомневался. Словом, тот человек, он приходил к нам под Рождество, уже начались каникулы. Я читала в уголке, а папа позабыл, что я дома. Тот человек сказал им, что Лэд погиб — им уже сообщили, что он погиб, — но что им не следует ни о чем расспрашивать. Они всполошились, потому что мама готова была добраться до ПМ — хотела узнать, как умер наш Лэд. Наш депутат, мистер Спирс, через несколько дней сообщил, что никаких подробностей узнать не мог… А потом явился тот тип и вручил маме с папой пачку денег. Причем не чек, а именно деньги. Большой конверт с банкнотами — прямо не верится.

Она шла рядом с Годвином, заглядывая ему в лицо круглыми глазами.

— Вы правы. Это в самом деле странно. Так не делается.