Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника - Леонид Кавелин

На правой же стороне дороги против самых ворот монастыря показывают камень, называемый ложем пророка Илии. Это камень довольно большой в форме седалища, на котором виден как бы вытисненный след лежавшего человека; маслины и другие деревья роскошно осеняют этот древний камень, а журчащий близ его, под навесом каменной часовни, источник, который также носит имя Илии, довершает восточный образ места приятного отдыха. Предание соединяет с этим камнем воспоминание о следующем библейском событии: пророк, бегая от мстительной Иезавели в пустые места, прибыл именно туда, где ныне стоит упомянутый монастырь (Св. пророка Илии), и седши на камне под шелковицею в печали, желал себе смерти. Утружденный путем, он уснул под деревом, и вот Ангел Господень коснулся его и сказал: «встань, ешь и пей». И когда он осмотрелся вокруг себя, увидел у возглавия своего теплый опреснок и ковш воды и восстав подкрепил себя пищею и питием и уснул снова. И Ангел Господень вторично коснулся его, говоря: «востань, ешь и пей, ибо предстоит тебе дальний путь». И восстав он ел и пил и, подкрепясь таким образом, шел 40 дней и 40 ночей до горы Божией Хорив и обитал там в вертепе, быв собеседником Господу Богу, который явился ему «во гласе дыхания тонка» (3 Цар 19, 2). Этот оттиск на камне предание называет оттиском Илии, прибавляя к библейскому сказанию еще то, что пророк, отдыхая здесь, смотрел на Вифлеем и Иерусалим, которые действительно можно отсюда видеть, и пророческим духом прозирал сквозь тьму веков рождество и смерть Мессии. Монастырь Св. пророка Илии – древнее здание, построенное в виде замка, как и все монастыри Святой Земли. Он возобновлен и переделан почти заново в 1858 и 1859 годах заботливостью второго патриаршего епитропа архиепископа Герасима, скончавшегося в 1860 году. Время основания этой обители положительно неизвестно. Греческий писатель Фока в 1185 году говорит, что здесь в его время был весьма древний храм, но в землетрясение совершенно развалился. Потом Мануил Комнин воздвигнул вновь монастырь во имя этого пророка, память которого из всех имен Ветхого Завета наиболее живет в преданиях народа. Церковь пространна и хорошей архитектуры, но убога; на левой стороне ее у стены гробница; в ней почивают остатки Иерусалимского Патриарха Илии (из числа Патриархов арабского племени), которого местные христиане-арабы почитают святым. Над гробом его древнее изображение (икона) пророка Илии, питаемого враном в пустыне, а в иконостасе есть древний образ сего святого. Над дверьми извне церкви находится прекрасный обломок древней резьбы, представляющий два венца. Монастырь этот находится в ведении казначея Патриархии архимандрита Вениамина; он, как и прочие иерусалимские городские монастыри, лишь носит имя монастыря, но монахов в нем нет. Проживает лишь один иеродиакон и несколько служек для присмотра за зданием, а главное за окружающею его масличною рощею, которая дает значительный доход.

Вид Вифлеема с подъезда от Иерусалима

Древняя базилика Рождества Христова

Поклонники, проходящие в Вифлеем, бывают приглашаемы в монастырь и по обычном угощении приглашаются внести в пользу церкви свою лепту. Подкрепясь пищею, стоит взойти на верхнюю террасу, полюбоваться окрестными видами, и особливо на Вифлеем, который виден отсюда весь: он лежит на высокой, округлой горе, одетой весело роскошным и непрерывным садом фиг, олив, гранатов и виноградников. Храм Вифлеемский со святой пещерою высится отдельно от селения, на самом краю горы с восточной ее стороны, и огромные стены древнего монастыря издали походят на укрепленный замок. На запад от него по той же самой горе раскидывается селение почти полукругом и издали представляется очень красивым и не бедным городком, ибо видно около ста каменных двухэтажных домов, и притом вся окрестность дышит свежестью и каким-то весельем, ибо куда ни взглянешь, везде видны горы и долины в зеленой одежде садов, а в разных местах среди деревьев высятся сторожевые башни, что весьма украшает веселую родину Божественного Младенца. Удивительно, как в этом краю самое местоположение соответствует евангельским воспоминаниям. Все богомольцы, идущие в Вифлеем, испытывают это на себе. Иерусалимская грусть оставляет вас скоро, уступая место детскому веселью: едва переступите Яффские ворота, тотчас дышится как-то вольнее, мысли развлекаются и душа заранее настраивается в один тон с веселыми впечатлениями веселых видов, вас окружающих; улыбающаяся природа вызывает улыбку, а глаза наслаждаются желанным видом зелени, тогда как в Иерусалиме они встречают лишь обнаженную, каменистую и суровую пустыню. Тут страдал, а здесь родился наш Спаситель. Этот уголок земли первый приветствовал воплощенного Бога! Кажется, что Вифлеемская страна, которая в радостном трепете, при веселом пении ликов Ангельских, наполнилась высшим весельем во время пришествия своего Искупителя, – до сих пор еще дышит этою невыразимою веселостью, до сих пор еще с ее светлого чела не исчезла благодатная улыбка восторга, извествующая радостную весть, что еще до сих пор она не перестала вторить сладкой, полной чувства Ангельской песни: «слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение».

Особенное распоряжение Промысла Божия видно и в том еще, что место рождения нашего Искупителя, не будучи никогда славно блеском славы человеческой, тем не менее было всегда известно. Все воспоминания его тихие, сельские, полные невинности и патриархальной простоты. Там протекает счастливая жизнь одного из судей израильских Есевона, который, окруженный тридцатью сынами и тридцатью дочерьми, семь лет судил Израиля, спокойно умер о Господе и погребен бысть в Вифлееме (Суд 12, 8–10). Там видим моавитянку Руфь, собирающую за жнецами колосья для прокормления старой своей свекрови, которую она любила как мать, и Бог награждает Руфь за самопожертвование и добродетель тем, что богатый Вооз берет себе в жену бедную моавитянку. Вся эта история, случившаяся на поле Вифлеемском и во вратах этого городка, невольно переносит вас в пастырские времена. Там внизу на долинах Вифлеемских пас стадо отца своего прекрасный юноша Давид; там Дух Господень почивал над ним, там он играл на арфе и ощущал в душе своей тот священный восторг, который потом так возвышенно просто излился в его псалмах. Там видим, как пророк Самуил при жертве мира избирает из восьми сыновей старца Иессея молодого пастыря Давида и помазует на царство, и этот быстрый переход от пастырства к трону переносит вас в какие-то золотые века. Во всем Ветхом Завете не видим здесь кровавых сцен, никаких убийств, но сельское спокойствие и пастушеская тишина осеняют это гнездо дома Давидова и будущего Пастыря душ наших. Во всем этом видим какое-то близкое отношение, какую-то нить, соединяющую пришествие Мессии, Князя покоя и мира, с образами сельской тишины и жизнью пастырей и земледельцев. И вот этот скромный сельский Вифлеем своим ясным, тихим блеском затмевает яркий блеск богатейших столиц, ибо кто же, смотря на это малое местечко, не повторит слов пророка, которые произнес он за шесть веков до пришествия Господня: «и ты Вифлееме, земля Иудова, ничем же меньши еси во владыках Иудовых: из тебе бо изыдет вождь, иже упасет люди моя Израиля». Вспоминая все это, вы бросаете взгляд то на Вифлеем, то на Иерусалим, которые оба видны отсюда. Но какая огромная разница между этими городами! Вифлеем цветет жизнью, зеленью, веселостью. Иерусалим чернеется среди обнаженных скал, как бы один огромный гроб, наводящий, правда, на возвышенные, но мрачные и страшные думы. Измеряя глазом это небольшое пространство между местом рождения и смерти Спасителя, кажется видишь образ жизни каждого человека: небольшой промежуток времени отделяет нашу колыбель от гроба; молодость наша также зеленеет роскошными надеждами, пока позже все в этой жизни почернеет, увянет, пока утомленные этою жизнью сойдем во гроб.