Степная дорога - Дарья Иволгина

И рассказал Салих упорно молчащему венну о том, как вызволила его девочка из рабства, как заступилась за него перед братом-вождем, как ушла из Степей и как они возвратились в Степи… И о том, что увидели на пепелище, – тоже.

В глазах венна мелькнул огонь. Он сказал просто:

– Я помог бы ей отомстить, но моя жизнь принадлежит не мне.

"А кому?" – хотел было спросил Салих, но вовремя смолчал. Этот даже отвечать на подобный вопрос не станет. Еще и уйдет, пожалуй. С него станется.

– И теперь она ушла в эту пещеру… Верит, что найдет там ответ на свои вопросы. Прости, – снова извинился Салих, – я не должен, наверное, отягощать себя своими россказнями… Но я, кажется, болен от тревоги…

– Она вернется, – сказал венн. – А коли нет… Завтра попробуем отыскать ее вместе. Ты и я.

– Спасибо, – от души сказал Салих. Он и надеяться не смел на такую удачу.

Но никуда идти, как выяснилось наутро, им не пришлось. Потому что еще до рассвета Салих был пробужен знакомым голосом, устало благодарившим за заботу. Путаясь в теплом одеяле, сшитом из звериных шкур, Салих выбрался наружу. Розовая зябкая заря занималась уже над горами, окрашивая их волшебными сиреневыми тенями. Народ Алахи верил, что в такие минуты грань, отделяющая зримый мир от незримого истончается, и становятся заметны тени, которые отбрасывают на землю пролетающие над нею демоны и духи.

Сама Алаха, серая от усталости, стояла рядом с немолодым виллином и тихим голосом повторяла:

– Благодарю тебя, Отец Мужей… Благодарю тебя…

В окоченевшей руке она крепко сжимала длинный меч. Даже в рассветных сумерках Салих разглядел: великолепный клинок, превосходная работа старого мастера. Тревога, мучившая прежде исподволь, налетела вихрем: откуда она взяла это оружие? Боги, какой опасности она подвергала себя в черном чреве горы?

Виллин поглядывал на девочку исподлобья и как бы в растерянности теребил бороду.

– Госпожа! – бросился к ней Салих. И тотчас, словно споткнувшись, остановился перед виллином: – Прости меня, почтеннейший. Клянусь Богами, я не хотел быть невежливым.

– Ты беспокоился о ней, – сказал виллин. – Мы знаем.

"МЫ". То, о чем знал хотя бы один из Крылатых, постепенно становилось общим достоянием всего народа. Виллины обладали удивительной способностью передавать друг другу мысли без слов. Даже не мысли – картины, образы, чувства. Поэтому так важно, чтобы Крылатых Господ окружали красота и добрые отношения. Боль, причиненная любому из них, тяжко ранила целый народ.

– Прости, – повторил Салих, склоняя голову.

– Она пережила что-то страшное, – сказал виллин, все еще поглядывая на Алаху и покачивая головой. – Обрывки серых теней… смерть…

"А я валялся на мягкой травке и занимался всякой ерундой, – подумал Салих с ужасом. – И ведь знал, что там ей грозит смертельная опасность. Знал! Боги! Как бы я жил, если бы с ней что-нибудь случилось?"

И, устыдившись еще более жалких своих мыслей, ответил сам себе: "Никак бы ты не жил, Салих, потому что если бы по твоему недогляду что-нибудь случилось бы с Алахой, не стал бы ты жить… Незачем. Солнце не будет светить на тебя, дождь не прольется тебе под ноги, ветер пролетит мимо, не задев твоей щеки – никому ты не будешь нужен, а меньше всего – самому себе".

Но Алаха была жива и невредима. Только шаталась от усталости.

– Позволь, я провожу тебя, – сказал Салих, забирая у Алахи меч.

Она с трудом разжала пальцы и нехотя отдала оружие.

Наверное, нельзя вот так запросто отдавать свой меч, да еще завоеванный в неравном бою. Да еще кому!..

А кому? Кто он ей – этот Салих из Саккарема? Почему она так истово желала, чтобы в трудную минуту он оказался рядом?

Она покачала головой, отгоняя лишние мысли. Какая разница! Она отдала ему меч и пошатнулась – только теперь слабость одолела ее. Салих подхватил маленькую госпожу за плечи и увел в дом – к теплому очагу, где еще тлели угли, к пушистому одеялу, сшитому из шкур, на мягкое ложе, где не нужно опасаться ни недоброго человека, ни страшных снов.

Оборотень. Оборотень! Нехитрой – но какой страшной! – оказалась тайна "Белой Смерти"… В стародавние времена жил в самых недоступных местах Самоцветных Гор – тогда никто еще не поименовывал их так – малочисленный, сторонящийся других народ. Сами себя они назвали Ведающими Мед, избегая произносить вслух древнее, скрытое от всех имя. Тогда оборотничество не было ни тайной, ни проклятием…

Времена ли менялись, звезды ли на небе сдвинулись – только наступили годы, когда начал этот народ уходить, отступать, словно бы уступая дорогу другим. Все реже рождались дети, все меньше появлялось на свет тех, кто умел менять облик. Ныне только двое доживали свой век в горах, прячась от любопытного людского взора: Атосса и дядюшка Химьяр.

К ней-то, к Атоссе, и вернулась Алаха, все еще с раздувающимися ноздрями, потревоженными запахом крови убитого. Слепая жрица встретила ее коротким смешком:

– Многое ли увидела, дитя мое?

– Достаточно, госпожа, – глухо отозвалась Алаха.

– Но это ответ не на тот вопрос, ради которого ты пришла в храм, – полуутвердительно-полувопросительно молвила Атосса.

– Ты права, госпожа! – ответила Алаха. – Но могущество твое так сильно, что я не… – Она замялась. Слово "не смею" застряло у нее в горле, как слишком большой кусок черствого хлеба.

Атосса еле слышно засмеялась. Воцарилось молчание. Слышно было, как потрескивает в темноте огонь.

– О чем ты хотела узнать? – нарушила тишину белоглазая жрица. – Спрашивай! Не бойся.

– Я не боюсь! – вспыхнула Алаха. – Никого и никогда еще не боялась дочь моей матери, поверь мне, госпожа… – Она перевела дыхание и поняла: теперь или никогда! – Мои родные, мое племя – все погибли… Но брат мой, Вождь Сирот, – он жив, как мне сказали… Я хочу увидеть его, госпожа! Мне нужно знать, где он, что с ним и как мне с ним повстречаться.

– Так ли уж необходимо тебе встречаться с братом? – спросила Атосса. – Если я не ошибаюсь, ты часто ссорилась с ним, особенно в последнее время…

– Откуда тебе это знать, госпожа? – возразила Алаха, сама дивясь собственной дерзости.

– Ничего удивительного в этом знании нет, – улыбнулась Атосса. – Судя по голосу, ты очень молода, девочка, и довольно горда. Если брат твой похож на тебя, то вы не могли не ссориться.

– Это так, – согласилась Алаха со вздохом. – Но я люблю его…

– Он был доблестным человеком, – согласилась и слепая жрица. – Ты назвала его "вождем"?

– Так и есть…

– Ты увидишь его, – обещала Атосса. – Смотри!

Неожиданно пламя погасло само собой, словно его потушил кто-то невидимый. В пещере разлилась кромешная тьма.