Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - Анастасия Ивановна Архипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фауст, дьявол, фрик, лотофаг: желание и наслаждение
Впервые с Майкрофтом в «Шерлоке» мы, как и Джон, знакомимся заочно: он появляется как анонимный голос в уличном таксофоне, как бестелесный взгляд из множества незримых камер, направленных на Уотсона. Когда Джона привозят к Холмсу-старшему, он (как и зритель) еще не догадывается, что перед ним – брат его нового товарища. А когда загадочный визави Уотсона называет себя «архиврагом» Шерлока, это и впрямь наводит зрителя на мысль, что доктору повстречался Мориарти. Это заблуждение рассеивается в конце серии, но смешение образов Майкрофта и Мориарти, разумеется, далеко не случайно. Майкрофт всеведущ, видит и слышит все, власть его практически безгранична, его «логово» – знаменитый клуб «Диоген», где все окутано зловещим безмолвием (в клубе правилами запрещено разговаривать; немота, тишина – известный мифологический аналог смерти, гамлетовское «дальше – тишина»).
Его способность появляться повсюду, будь то земные пределы или же внутреннее пространство сознания Шерлока, граничит с волшебством. Он вызволяет младшего брата из сербского плена и из плена его собственного разума, но цена этой заботы – контроль, которому Шерлок вынужден, как правило, подчиниться49. Майкрофт жестко регулирует доступ Шерлока к желанию и наслаждению. Он не устает предупреждать его об опасности человеческих привязанностей, воспрещая ему любовь («caring is not an advantage», говорит он, «неравнодушие – не преимущество»; запрет на любовь – известный мотив в фаустовских сюжетах, плата за сверхъестественный дар героя, назначаемая дьяволом). Таким образом, он воспрещает Шерлоку наслаждение, основанное на нехватке, на кастрации (любовь-утрата-искупление).
Наслаждение, одно из ключевых понятий лакановского психоанализа, к удовольствию имеет отношение весьма условное (французское слово «jouissance» часто именно поэтому остается без перевода, сохраняясь как термин). Гораздо ближе оно стоит к страданию, избытку, Реальному, такому, например, как галлюцинации в психозе. От избытка наслаждения субъект защищен Именем-Отца (каменным валиком) – в противном случае субъект был бы затоплен, поглощен наслаждением (пасть крокодила захлопывается). Единственный доступный ему род наслаждения – это наслаждение, опосредованное фаллосом, кастрацией, т. е. сексуальное наслаждение.
Избыточное наслаждение Шерлока – это его наркотическая зависимость, токсикомания, которая преодолевается только интенсивной интеллектуальной активностью (связанной, однако, почти исключительно с разгадкой преступлений; тем самым при отсутствии подходящих криминальных происшествий мозг Холмса работает вхолостую, обостряя проблему с наркотиками). Эта взаимосвязь высвечивает специфическую природу интереса детектива-консультанта: как утверждает сержант Донован, которую безмерно раздражает «фрик» Шерлок, для него это просто способ ловить кайф и однажды он переступит черту, отделяющую сыщика от преступника. Именно на этой жажде кайфа и подлавливает Шерлока в первом же эпизоде сериала («Этюд в розовых тонах») кэбман, предлагающий ему сыграть в «русскую рулетку». Во сне аналогом аддикции Шерлока выступает прожорливость Майкрофта.
Наркотическое наслаждение – это своего рода короткое замыкание, в обход символического Другого, налагающего запрет, вводящего измерение нехватки и желания. В том же режиме короткого замыкания функционирует практикуемый Шерлоком способ познания: сканирование, мгновенное «компьютерное» считывание информации, абсолютное знание, не опосредованное человеческим несовершенством. Шерлок подключается к источнику знания так же, как вводит в себя наркотик. Это как вставить вилку в розетку, и не случайно он именно этим способом (предположительно) пользуется в «Невесте», принимая наркотики, чтобы войти в особенно глубокое состояние транса, получить доступ к тому, что на языке нью-эйджа можно было назвать «глубинными слоями психики». Точно так же доктор Хаус, не задумываясь, втыкает нож в розетку, в буквальном смысле слова устраивая себе короткое замыкание, чтобы получить доступ к тайне жизни после смерти50. Шерлок наслаждается всезнанием и основанным на нем всемогуществом, своей воображаемой неуязвимостью.
Отец-обезьяна
1. Фрейдовский миф
Но настоящее всезнание и всемогущество все-таки на стороне Майкрофта, с которым Шерлок неустанно соперничает. Майкрофт таинственным образом связан с Мориарти: например, в его власти держать его в темнице, а потом выпустить, заключив с ним какую-то темную сделку. Суть этой сделки проясняет позже Джон Уотсон: после мнимой гибели Шерлока, спрыгнувшего с крыши госпиталя, Джон обвиняет Майкрофта в том, что тот сдал своего брата Мориарти. Позже, излагая свою версию «рейхенбаха», Шерлок скажет, что Майкрофт действовал по договоренности с ним, Шерлоком. Но, как мы помним, в серии «Пустой катафалк» нельзя доверять ни единой из многочисленных версий произошедшего на крыше Св. Варфоломея, даже – а может быть, именно ей в особенности – версии самого Шерлока. Важнее всего здесь то обстоятельство, что Майкрофт на определенном, очень важном уровне объединен с Мориарти, и нам намеренно дают это понять с первых же кадров знакомства с Холмсом-старшим. Майкрофт имеет отношение и к другому значимому в жизни Шерлока злодею, и снова на букву «М» (как и сам Майкрофт) – Магнуссену: он пытается жестко воспрепятствовать вмешательству Шерлока в дела медиамагната-шантажнста.
И здесь нам пора добавить в наш маленький бестиарий еще одного фигуранта – отца-обезьяну. Излагая изобретенный Фрейдом миф об Отце орды (работа «Тотем и табу», 1913 г.), Лакан награждает этого всемогущего персонажа прозвищем «старая обезьяна»51. Всемогущество отца первобытной орды, по Фрейду, заключалось в том, что он безраздельно владел всеми женщинами племени, имея доступ к наслаждению, в котором было отказано его сыновьям. Лакан весьма иронически относится к идее о том, что у фрейдовского мифа могли быть хоть какие-нибудь исторические основания («орангутангов мы видели, но никаких следов отца первобытной орды никто пока еще не встречал»), но поскольку ремесло аналитика – «это умение отличить явное содержание от латентного»52, то Лакан анализирует эту фрейдовскую работу как текст, способный пролить свет на функцию кастрации и отцовской метафоры.
Если исходить из фрейдовского же тезиса, говорит Лакан, о
