Набат - Александр Гера

Со времен распада империи и вновь созданного союза славянских народов российская армия прозябала. Гуртовой делал упор на развитие экономики и финансовой системы, морщил нос при виде перечня нужд Министерства обороны. Курировал его Гречаный, и только ему в заслугу можно поставить модернизацию вооружения и возможность солдатам сносно питаться. Военные стали получать стабильное жалованье, а главное — вели боевую подготовку без показухи. Армия похудела, но стала подтянутой.

Но армии на всю Россию не хватало. Сказалось поколение дебилов, дистрофиков, сачков. Зато отказались от рекрутчины.

«Случится конфликт, будет туговато», — размышлял Воливач и пожалел, что в свое время не поддержал Гречаного, когда тот предложил содержать сто тысяч сержантов вместо миллиона первогодков, как делали это в Японии. Обученный сержант — это отделение взвода при всеобщей мобилизации.

— Готовим ноту Америке? — спросил Воливач.

— Безо всяких, — ответил Гречаный не задумываясь. — Мы им не страусы.

— А если конфликт с последствиями?

— Да и хрен с ним! Я до миллиона казачков поставлю под ружье.

— Ружье не локатор, — осторожничал Воливач.

— Локаторы для армии, а казаку гранатомет — мать родная, танк и БТР коня заменит.

«Не так все просто», — размышлял Воливач.

«Не так все страшно», — думал Гречаный, а вслух сказал:

— Витя, не получится у них это. У них флот есть, у нас нету, армия есть, у нас нету, зато мы жить начинаем по-на-стоящему, а тут мы имеем на два минуса здоровенный плюс. Еще бы с Церковью замириться да коммуняцкую шушеру в распыл пустить…

Воливач не ответил. Между ними установилась нейтральная зона, когда речь заходила о мерах покруче к оппозиции. Годом раньше Воливач думал иначе… Сейчас Гречаный затронул тему сознательно. Воливач вырос среди них, изменить его мышление сложно. Оставь его одного наверху, он править начнет прежними методами.

Слова Гречаного задели его.

— А ты знаешь, как партия уходила на заранее подготовленные позиции? — спросил он, будто нащупывал путь к Гречаному.

— Могу и сам порассказать, — отвечал Гречаный. — Перекачали денежки за бугор и нынче подкармливают на эти средства обормотов. Мы отмахиваемся от них, а они борзеют.

— Это видимая часть айсберга, Сеня. Отступление начиналось под водительством Суслова, Брежнев одобрил его. Он на публике под дурачка работал, а идеям марксизма-ленинизма служил трезво. В его годы фундамент экономической базы был построен, сознание людей запаздывало. Вроде как войска на марше, ушедшие вперед без тылов снабжения. Суслов, Андропов и Устинов разработали стратегический план перехода к обороне. Вывоз кассы, — поморщился Воливач, — это веники, хотя и очень нужные, сохранение кадров — вот была задача. Мишка Меченый и Борька-алкаш как по нотам разыграли спектакль на восемнадцатой партконференции, а народ, глупый, изголодавшийся, наживку и заглотил. Вот он, наш спаситель, против засилья коммунизма восстал! А спаситель пригрел соратников на хлебных местах и кормил за счет дураков. Кадры были спасены. И если б не этот недоумок Триф…

Воливач замолк, а Гречаный услышал в этих словах сожаление. Воспитанный на других идеалах, он считал коммунистическую идею всеобщим обманом. Воливач или сознательно, или специально проговорился: он сожалел об утраченных позициях.

— Бодливой корове Бог рогов не дает, — насмешливо сказал Гречаный, будто не заметил высказанной печали Воливача.

— А и ладно, — с легкостью согласился Воливач и перевел разговор на прежнюю тему: — Так ты считаешь, Сеня, Америка хвост не подымет?

— Убежден. И не оттуда ждать агрессии надо. Она под боком.

— Церковь? — насторожился Воливач.

Будучи прирожденным атеистом, он не считал попов разрушительной силой. Привилегии у нее отняли без особого шума, народ потихоньку отходил от религиозного обмана. Какая ж тут агрессия?

— Церковь, — подтвердил Гречаный. — У меня, почитай, все казаки богобоязненные. Бить коммуняк им в охотку, а выбирать между нами и Церковью не пристало. Книжек они читают мало: если рассказывать о насильственном охристианивании Руси, слушают настороженно. Громить попов они не станут.

— При чем тут громить? У меня и в мыслях не было, чтобы рушить храмы! Они сами уйдут. Театр людей мало привлекает. И никто не позволит попам возвыситься снова.

— А они поступят проще. В человеках уже давно идет брожение из-за слухов о приходе нового мессии спасать землю. Уже давно судачат, где, кто и когда видел мальчика писаной красоты, который говорит умнее взрослых. И церковные генералы не упустят шанса назвать это вторым пришествием Христа, и никто не заметит, что мальчика выплеснули вместе с единоверием. Мы очень слабо ведем пропаганду, Витя. Мы ничего не добьемся, если оставим все как есть. Настоящая свобода начинается с открытых выборов Бога. Вот тогда мы сможем говорить о раскрепощении народа.

— Ну, ты завернул, — озадачился Воливач. — Да убрать к чертовой бабушке всех попов, и дело с концом!

— Казаки на это не пойдут, — напомнил Гречаный.

— Ладно, что-нибудь придумается, — отмахнулся Воливач. Дебри, нарисованные Гречаным, его не манили, наоборот, отталкивали. Он просто не вмешивался в потуги Гречаного пропагандировать ведическую религию, считая это пустым занятием, а какому Богу поклоняться, пусть каждый выбирает сам. И помалкивает.

3 — 11

С необычным заданием Гречаного Смольников справился в срок. Книжным червем он себя не считал, но добросовестно перерыл архивы, мемуаристику, беллетристику и подготовил записку пяти неполных листов.

— Это все? — удивленно поднял брови Гречаный. — Манифест Коммунистической партии раз в двадцать больше, о Библии вообще не говорю. Я же просил тебя создать основополагающий документ о переходе к новой вере, — выговаривал он, тыча пальцем в листки Манифеста новой веры.

Смольников послушно внимал, ожидая паузы для своего соло. Гречаный остановился. Подобное внимание говорило о возражениях, и он не стал уподобляться детсадовскому воспитателю. Вспомнилось, как Бехтеренко держал в заначке изюминки к докладу.

«Учтивый какой Смольников, видать, ошарашить собирается…»

— В моей записке сказано, что патриархальный уклад жизни казаков новой веры не примет, более того, они первые станут источником новой смуты. Такой пример в истории был — стрельцы. Стрелец — один из синонимов зашифрованного слова «ратианин». Если в России слухи о втором пришествии Христа перерастут в поборничество, а мы станем насаждать силой новую веру, гражданской войны не миновать.

— Вот так порадовал ты меня…

— Извините, Семен Артемович, я не закончил. Данные программных исследований показывают, что православие в течение минимум двухсот лет будет набирать силу благодаря внешним и внутренним факторам, станет наиболее почитаемой и агрессивной.

«Нашел я себе теоретика», — с досадой подумал Гречаный.

— Тогда скажи мне, Леонид Матвеевич, труд Судских был напрасным, а Илья Триф молол чепуху?

— Что касается Ильи Натановича Трифа, он всего лишь развенчал божественное происхождение Христа, но христианства как такового не отрицал. Более того, он акцентировал именно на догмате христианской веры, доказав убедительно, что оно в скором времени обретет новое рождение. Что касается работы Лаптева по расшифровке внутреннего текста, это особый вопрос. Если вы располагаете временем, я вас введу в курс.

— Давай уж, — хмыкнул Гречаный. — Обедню мне ты уже испортил.

— Более тщательное исследование записок покойного Лаптева показало, что строится расшифровка на основе теории микросенсорики. То есть к любому произведению можно подобрать ключ. Допустим, концерт для скрипки с оркестром Мендельсона в ключе ми минор.

— А если это картина художника?

— Тогда за ключ берут преобладание одного какого-то тона.

— А литературное?

— Часто употребляемые автором слова. Вы составляете программу для поиска алгоритма, чтобы найти непосредственно ключ. Затем этим ключом отпираете портрет автора и что именно он оставил за рамками произведения.

— Ну-ка, не понял, — заинтересовался Гречаный. — Повтори.

— Перейдем непосредственно к Библии, чтобы понятней было, — не стал метать бисер заумный Смольников. — Для чего составлялась Библия? Чтобы доказать обоснованность божественного происхождения евреев, которых все изгоняют. Это Ветхий завет. Далее появляется Христос, символ обновленной еры. Для чего же он понадобился? Чтобы убедить людей в миролюбии этой веры. Но для чего тогда в начале Библии заложена еврейская Тора, а в конце — Апокалипсис? Чтобы всяк живущий не замахивался на возлюбленных Богом. Это алгоритм произведения. Но автор всегда проговаривается о себе. Так и в Библии. Довольно сложно ответить на вопрос: если вы такие хорошие, почему вас отовсюду гонят? Это как раз смысл произведения, его ключ. Микросенсорика позволяет путем математических преобразований вычленить из основного текста подтекст — его душу. Если душа больна, микросенсорика определит происхождение болезни и назначит лечение. Точно так поступил Григорий Лаптев. Разложил текст Библии на математические составляющие, определил несостыковки — в данном случае определил скрываемые черты характера больного — и получил ответ, из которого следует, что человечеству навязывают болезнь, а лечить ее надо так-то и так-то.