Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вопросительно глянул на нее. Довольно улыбнувшись и не отрывая ладошки от Галиного живота, она взяла меня за руку и поместила ее на свою, тут же выдернув из-под нее свою ладошку. И оказалось, что мне нужен был всего лишь физический контакт, и сумрачный лес моих ощущений словно светом озарился — не ярким солнечным, а рассеянным лунным — но все же светом.
Девочка. Совсем крохотная. Она замерла у меня под рукой, словно прислушиваясь к своим и моим ощущениям. У меня непроизвольно шевельнулись пальцы, и она тут же отпрянула — словно в тени от набежавшего облака скрылась. Но через мгновение снова ткнулась головкой в мою руку — осторожно, застенчиво — словно робким любопытством по ладони мазнула. Я легонько погладил ее — она снова застыла, затем чуть повернулась плавным движением, подставив мне под руку спинку.
Дара приложила свою ручку рядом с моей — малышка испуганно сжалась, выждала несколько мгновений, затем слегка прикоснулась ножкой к Дариной руке и тут же отдернула ее. Ткнула в мою, затем опять в Дарину — и так несколько раз, словно не решаясь, кого же из нас выбрать. Победила Дара — еще даже не рожденный ребенок все же к ней потянулся, но и мне время от времени то спинка, то пятка доставались. Я вообще обо всем на свете забыл.
— У нас будет Аленка, — негромко, но безапелляционно заявила мне Дара тем же вечером, когда я укладывал ее спать.
— А маме ты уже сказала? — улыбнувшись, спросил ее я.
— Потом, — небрежно бросила она и повернулась на бок.
Как вскоре выяснилось, это «потом» относилось не только к Гале, но и ко всем остальным — кроме Игоря. Как нетрудно догадаться, я не стал просить Дару больше с ним не общаться — да и вряд ли она бы меня послушала. Но каким-то своим невероятным чутьем она снова угадала, что о малышке ни с кем говорить не нужно — в садике она вообще даже словом о ней никому не обмолвилась, и Татьяне с Анатолием ни разу придуманным ей именем не похвасталась, а при появлении наблюдателя вообще уходила в другую комнату, как будто уводя его от неоспоримого доказательства существования девочки в виде располневшей Гали.
И хотя Татьяна с Анатолием тоже не стали, к моему огромному удивлению и, не скрою, облегчению, бить во все колокола, оттянуть какие бы то ни было разговоры о нашей Аленке удалось лишь до дня рождения Игоря. Не мог же я просить Дару не думать в присутствии Макса! Тем более что я понятия не имел, существует ли у ребенка даже теоретическая возможность заблокировать свои мысли от кровного ангельского родителя — не говоря уже о том, что это свойство присуще, насколько мне известно, исключительно темным, и подталкивать Дару к открытию его существования я не имел ни малейшего намерения.
Покопавшись по уже сложившейся привычке у Дары в голове Макс замер в охотничьей стойке. При виде открывшихся перед ним блистательных перспектив куда более глубокого внедрения в ее жизнь. Он не стал разбираться, не обманывают ли его глаза — темные чертовски здорово выдрессированы сразу же пускать в ход зубы. Которыми он и вцепился в мой размякший от радости великого открытия загривок — не стряхнешь.
Аргументы он приводил серьезные — с появлением на свет Аленки у меня уже не будет возможности оказывать Даре должное внимание; которое начинает приобретать жизненно важное значение, поскольку она становится все более самостоятельной, и за ней нужен глаз да глаз; глазу предпочтительнее быть ментальным, поскольку ее умение определять и затем обходить неудобные темы свидетельствует о скрытном и изворотливом мышлении.
Послать его подальше, как Анатолия с Татьяной, сказав, что дела Дары и Аленки никого, кроме меня, не касаются, я не мог. Как ни крути — его способность читать мысли Дары до сих пор была направлена исключительно на службу ее интересам, защитить которые он еще и на более высоком уровне мог. Пришлось выдвинуть не менее железобетонный аргумент — с Аленкой Дара связана теми же кровными узами, и установление между ними тесного контакта и потенциального взаимодействия представляет из себя не менее важную задачу. И стать на этой позиции насмерть. И отбивать потом раз за разом его очередные атаки.
Его упорной настойчивости способствовало и то, что нам с ним в то время пришлось особо тесно общаться. Марина наткнулась на каких-то мошенников, на удочку которых чуть не попалась ее мать, в результате чего вновь была объявлена всеобщая ангельская мобилизация — одной операцией местного масштаба Марина никогда не ограничивалась. И в первую очередь ей, разумеется, потребовалась информация о противнике.
Если бы я знал, во что ввязываюсь, наверно, сразу бы отказался. И вовсе не из-за огромного объема работы, а чтобы и дальше испытывать преклонение перед полетом человеческой мысли. Я только потом понял, как мне до тех пор везло — в том, что я видел в Интернете исключительно стремление людей к раскрепощению и духовному единению и не замечал их же попытки использовать величайшее открытие в низменных целях.
Копнув в указанном Мариной месте, я вдруг обнаружил не отдельное гнездо вредителей, а широчайшую, разветвленную сеть их рассадников. Далеко не последнее место среди которых занимали электронные мошенники. И у меня просто крышу сорвало. Мне было глубоко плевать, что в человеческой среде никогда не переводились те, кто питались за счет глупости, жадности, чрезмерной доверчивости и стремления к праздности других. Раньше они хоть лицом к лицу со своими жертвами сходились, рискуя прямо по морде получить и бежать потом со всех ног, чтобы с добавкой не догнали.
Но осквернить виртуальный мир, который не только для меня всегда был символом свободы духа, чистоты помыслов и стремления к всеобщему благу? Его опутать паутиной корысти, затаившись на его бескрайних просторах и разбрасывая оттуда по всему миру сети обмана — в полной безопасности и неузнаваемости? Красться за первооткрывателями, чтобы у них за спиной потрошить последователей, поверивших в их великую идею и двинувшихся
