Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков

Меркуловский переворот

Раза два биржевой зал сдавался под устройство митинга национальных организаций, и мне как маклеру удалось посетить митинг. Лидерами организаций были братья Меркуловы, из которых первое место занимал старший – Спиридон Денисович. Он обладал ярким темпераментом и незаурядным ораторским талантом. Его речи выслушивались с большим интересом и вниманием, и вполне ярко обрисовывалось его водительство. Был он ростом выше среднего, худощав, шевелюра жидкая, но его серые глаза горели огнем вдохновения и выдавали непреклонную волю.

Второй брат, Николай – среднего роста и плотного телосложения и по своей фигуре напоминал гостинодворского купца.

Несмотря на зычный голос Меркуловых, речи их не производили впечатления глубокой продуманности, но дышали большой энергией.

Эти митинги произвели на меня хорошее впечатление, и, если бы было свободное время, я постарался бы сделаться их активным членом.

Национальные организации насчитывали немало членов. На средства братьев Меркуловых издавалась газета «Слово» с приличным по месту и времени тиражом.

Несмотря на близкие отношения Биричей с Меркуловым, нас не предупредили о дне переворота и в тот день, 26 мая, отправились, по обыкновению, с Седанки во Владивосток. Подходя к нашей конторе, на углу Китайской и Светланки мы увидели значительную толпу, посреди которой на каком-то возвышении стоял знакомый мне по национальным митингам Гущин, обладавший большим ораторским даром. Его речь прерывалась частыми аплодисментами и одобрительными выкриками толпы. Он призывал народ к восстанию против засилья коммунистов, уверяя, что вся каппелевская армия идет за Меркуловыми.

Мы прошли в контору и застали там моего сына и всех служащих в большом волнении.

– Папа, вчера у нас был генерал с переводчиком и приказал не выходить на улицу ни вчера вечером, ни сегодня, потому что будет «война».

Мы все время не отходили от окон, наблюдая за движением на улице. Светланка переполнилась любопытствующими.

Совершенно непонятно, каким образом и для чего по Светланке повели партию политических, состоявшую из белого офицерства. Их было человек триста, а может быть, и больше. Их сопровождали конвойные, вооруженные винтовками. Когда арестанты прошли небольшое расстояние от моей конторы к Гнилому углу, толпа бросилась на конвойных, которые, не сопротивляясь, дали себя разоружить. Арестанты, захватив винтовки, под одобрительные возгласы толпы двинулись по улице в том же направлении, а вдали от собора послышались первые выстрелы. Их было немного, были они редки и одиночны. Залпов и пулеметной стрельбы я не слышал.

Потом я узнал, что на Светланке мужественное сопротивление оказали лишь чины местного ЧК, да и то их было не более десятка, по всем вероятиям, перебитого каппелевцами. Один из защитников дэвээровского флага взобрался на крышу и, скрываясь за трубой, расстреливал нападающих каппелевцев в течение нескольких часов, счастливо избегая пуль противника.

Правительство Земской управы во главе с Антоновым и Цейтлиным, поддерживаемое грузчиками, матросней и небольшими группами партизан, спустившихся с сопок, сосредоточилось в казармах Гнилого угла, где и вело продолжительную борьбу, кажется, весь день. Но уже часов в двенадцать дня стало ясно, что меркуловское выступление удалось и мы вновь очутились под властью национального правительства. Русский, красный с синим углом, флаг сменил всюду дэвээровский.

Я вновь испытал почти такую же радость, как в Екатеринбурге после взятия города чехами, с той лишь разницей, что тогда сильно верилось в полную победу над коммунизмом, а теперь закрадывались сомнения в дальнейших успехах Белого движения.

Вскоре появились афиши с извещением о переходе власти в руки Национального русского правительства под названием Приамурского, чем определялась и его граница, включающая в себя чуть ли не все Забайкалье. На самом же деле его территория, несмотря на то, что в нее вошли Никольск-Уссурийский и Гродеково, всего Приморья не охватывала. Впоследствии многие называли его «правительством до Первой Речки».

Само собой разумеется, что переворот был совершен при благосклонном содействии японского командования, которое препятствовало продвижению по линиям железных дорог красных войск из Д.В.Р. и, как говорили, вмешивалось в бои, когда они разрастались с явным успехом для красных. Но все же японское командование не воспрепятствовало правительству Антонова с преданными ему частями покинуть Владивосток, удалившись в сопки.

На другой же день к нам пришел Сергей Петрович Руднев и сделал предложение Николаю Ивановичу Сахарову занять пост управляющего делами Приамурского правительства, а моему зятю Льву Львовичу – помощника Сахарова. Лев Львович отказался, а Сахаров согласие дал.

Предполагая, что правительству вряд ли удастся надолго удержаться у власти, я уговорил Сахарова оставить свой капитал в деле и обещал временно выплачивать ему сверх дивиденда половину жалованья, если он обещает держать меня в курсе всех финансовых распоряжений и намерений правительства. Это и было обещано.

На место ушедшего Сахарова я посадил Немчинова с тем же окладом, что получал у меня кассир-артельщик, т. е. семьдесят пять иен. А остальным «мальчикам» прибавил до пятидесяти иен. Все остались довольны и с большим рвением продолжали работу.

Мне было страшно за новых правителей. Трудно добиться власти, но еще труднее удержать ее. Для этого нужны средства. Податной аппарат бездействовал. Правительство, несмотря на малую территорию, должно содержать большой штат чиновников, выплачивать пенсию безработному офицерству, содержать войско да еще в подражание демократическим странам содержать приносящее не пользу, а вред Народное собрание.

Россию охватила революция. Она представляла собой бушующее море, но не морской воды, а вонючих помоев. По этому зловонному морю братьям Меркуловым предстояло вести свою утлую ладью. Что было делать? Неужели капитану корабля в часы бури надо собирать матросов на митинг и спрашивать, куда и как вести судно? Конечно, нужна диктатура, а вместо нее продолжало функционировать Народное собрание. Впрочем, само правительство образовалось из пяти лиц – братьев Меркуловых, Еремеева, Макаревича и Адерсона.

В сущности, это та же диктатура, но скрытая, получившая впоследствии имя «Торгового дома братьев Меркуловых». Название для правительства совсем не лестное…

Как не могли братья понять и столковаться, что оставлять себе два голоса из пяти не совсем удобно? Много лучше верховную власть передать одному Спиридону, а Николаю предоставить министерские портфели военного и иностранных дел, которые он имел. А Народное собрание нужно было или распустить, или собирать раз в год на месяц для контроля и утверждения смет.

Тяжело было и политическое, и финансово-экономическое положение нового правительства. Дело в том, что все отчетливее становилась близость ухода интервентов. В Вашингтон посылалась депутация с просьбами удаления японских войск, а это равносильно самоубийству Приамурского правительства и совершенно ясно, что с уходом японцев здесь водворятся большевики.

Для меня подобное решение было