Мировые религии. Индуизм, буддизм, конфуцианство, даосизм, иудаизм, христианство, ислам, примитивные религии - Хьюстон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ни в коем случае для этих «промахов» не требуется просчет. Евреи никогда не сомневались в свободе человека. Первый зафиксированный человеческий поступок подразумевал свободу выбора. Действительно, в Эдемском саду Адам и Ева ели запретный плод, поддавшись искушению змея, но они могли устоять. Змей просто обольстил их, это явно история о человеческой оплошности. Неодушевленные предметы не могут быть не такими, какие они есть; они делают то, что предписано природой и обстоятельствами. Но человеческие существа, будучи раз сотворенными, возвеличиваются или губят сами себя, куют свою судьбу посредством принимаемых решений. «Перестаньте делать зло; научитесь делать добро» (Ис 1:16–17) – этот призыв относится только к людям. «Жизнь и смерть предложил я тебе… избери жизнь» (Втор 30:19).
И, наконец, из еврейских представлений о любящем Боге следует, что люди – любимые дети Бога. В одной из самых трогательных метафор во всей Библии Осия изображает, как Бог сочувствует людям, словно малым детям:
Я Сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих… узами человеческими влек Я их, узами любви, и был для них как бы поднимающий ярмо с челюстей их. Как я поступлю с тобой, Ефрем? Как предам тебя, Израиль? Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя! (Ос 11:3–4, 8)
Даже в этом мире, каким бы огромным и опутанным могучими силами природы он ни был, мужчины и женщины могут ходить с уверенностью детей в доме, где они приняты полностью.
Из чего же составлен наиболее творческий и исполненный смысла образ человеческого существования, какой только способен постичь наш разум? Уберите человеческую бренность – как трава, как звук, как пыль, как моль, – и суждение становится романтичным. Уберите величие – чуть ниже Бога, – и стремления отступают. Уберите грех – склонность промахиваться, – и возникает угроза сентиментальности. Уберите свободу – изберите себе ныне! – и ответственность будет предана забвению. Уберите, наконец, божественное родительство, и жизнь становится отчужденной, вырывается на волю и уносится в холодное равнодушное море. При всем том, что выяснилось о человеческой жизни в последующие 2500 лет, трудно найти изъяны в этой ее оценке.
Смысл в истории
Начнем с контраста. «Согласно большинству классических философий и религий, – пишет один историк, – истинная реальность выявляется, когда человек путем либо рационального размышления, либо мистического возвышения выходит за пределы потока событий, который мы именуем «историей». Цель – постижение устройства реальности, на которую не влияют непредсказуемые судьбы человечества. К примеру, в индуизме мир чувственного опыта рассматривается как майя, иллюзия; следовательно, религиозный человек стремится к освобождению из колеса жизни, чтобы его индивидуальность могла раствориться в мировой душе, Брахмане. Греческие же философы воспринимали мир как естественный процесс, который, подобно смене времен года, всегда следует одному и тому же разумному порядку. Однако философ способен воспарить над повторяющимися циклами истории, мысленно сосредоточившись на неизменном абсолюте, принадлежащем вечному порядку. И те, и другие взгляды разительно отличаются от библейского утверждения, что Бог находится в пределах мира перемен и борьбы, и особенно – что он проявляется в уникальных, особенных и неповторяющихся событиях. Для Библии история – не майя и не циклический природный процесс: это арена целенаправленной деятельности Бога»[218].
Что поставлено на кон, когда мы задаемся вопросом, есть ли смысл в истории? На кону все наше отношение к общественному порядку и коллективной жизни в его условиях. Если мы решаем, что история не имеет смысла, отсюда следует, что социальный, политический и культурный контексты жизни не оправдывают деятельное участие в них. Стержневые проблемы жизни будут усматриваться не там – в такой степени, что мы сможем подняться над обстоятельствами и восторжествовать над ними. В той мере, в какой мы воспринимаем происходящее таким образом, оно мало интересует нас, мы не чувствуем ответственности за проблемы, тревожащие общества, культуры и цивилизации.
Оценка истории у евреев была прямо противоположна такому равнодушию. Для них история имела огромное значение. Она была важна, во-первых, потому что они были убеждены: контекст, в котором идет жизнь, во всех отношениях влияет на нее, определяет ее проблемы, очерчивает ее возможности, обуславливает ее результаты. Невозможно вести речь об Адаме и Ное (как и о других значительных библейских персонажах), не принимая во внимание конкретные обстоятельства – в данном случае Едем и потоп – которые их облекают и в ответ на которые формируется их жизнь. События, о которых говорится в еврейской Библии, глубоко контекстуальны.
Во-вторых, если контекст играет решающую роль в жизни, это относится и к коллективному действию – к социальному действию, как мы обычно его называем. Бывают времена, когда единственный способ добиться изменений – работать сообща: планировать, организовывать, а затем действовать согласованно. Судьба евреев-рабов в Египте показана не зависящей от степени, в которой каждый из них «возвысился» над своим рабством, культивируя в себе свободолюбивый дух и благодаря этому продолжая терпеть физические оковы. Им понадобилось выступить сообща и отправиться в пустыню.
В-третьих, история важна для евреев потому, что они воспринимали ее как широкое поле возможностей. Поскольку ею управляет Бог – «театр славы Божьей», восклицал Жан Кальвин, экстраполируя основу Ветхого Завета, – ничто в истории не происходит случайно. Рука Яхве видна в каждом событии – в Эдеме, во время потопа, Исхода, вавилонского пленения, – и она придает каждому следствию вид опыта, поучительного для его народа.
И наконец, история важна потому, что возможности, которые предоставляет нам жизнь, нельзя охарактеризовать как похожие друг на друга своей однообразностью. Все до единого события важны, но
