Конан, варвар из Киммерии - Роберт Говард

— Ты сражался не только с мечами, — ответил Ксальтотун, — и разве меч поразил тебя в шатре перед сражением? Нет, это было порождение тьмы, межзвездный странник, который своими пальцами, сохранившими холод черных бездн, заморозил кровь в твоих жилах и костный мозг. Своими пальцами, столь холодными, что они обожгли твое тело, как добела раскаленное железо! Разве случай подтолкнул человека, одетого в твои доспехи, чтобы повести твоих рыцарей в ущелье? Разве случай обрушил на них склоны?

Конан молча слушал его, и холод пробегал по его спине. Вся его варварская мифология была наполнена магами и чародеями — только дурак не догадался бы, что Ксальтотун — не простой смертный. Конан ощущал в нем нечто непонятное — какой-то нечеловеческий ореол Времени и Пространства, образ времен страшных и враждебных. Но дух его уступить не желал.

— Камнепад был случайным, — сказал он, — а в расщелину пошел бы каждый.

— Вовсе нет. Ты бы, например, не повел туда войска, заподозрил ловушку. Да ты даже не перешел бы реку, если бы не поверил, что немедийцы действительно отступают. Даже среди безумия битвы ничто бы не смогло повести тебя вслепую на гибель, как это случилось с человеком, одетым в твои доспехи, но, как бы сказать, помельче…

— Что ж, если все было рассчитано, — сказал Конан, — если для моей армии была приготовлена ловушка, почему же «порождение тьмы» не убило меня в шатре?

— Потому что я хотел взять тебя живым. Не надо было быть волшебником, чтобы понять — Паллантид пошлет кого-нибудь вместо тебя. Ты был нужен мне живым и здоровым. Возможно, ты пригодишься для моих дальнейших намерений. Твоя жизненная сила превышает искусство и хитрость моих союзников. Не стоит держать тебя во врагах, потому что ты был бы хорошим вассалом.

Конан презрительно плюнул, услыхав это слово, но Ксальтотун не обратил на его гнев никакого внимания, вынул хрустальный шар и поставил его перед собой. Шар повис в воздухе, как будто под ним был железный постамент. Конан презрительно хмыкнул по этому поводу, но было видно, что магия произвела на него впечатление.

— Хочешь знать, что происходит сейчас в Аквилонии? — спросил Ксальтотун.

Конан промолчал, но его напряжение выдало все.

Ксальтотун поглядел в туманную глубину и казал:

— Сейчас вечер следующего дня после битвы при Валькии. Главные силы Немедии стали лагерем в долине, но конные отряды продолжали истреблять отступающих аквилонцев. На рассвете армия покинула лагерь, чтобы ринуться через горы на запад. Просперо, который спешил тебе на помощь с десятитысячным отрядом, встретил нескольких беглецов. Не в силах собрать остатки разбитой армии, он отступил к Тарантии. Теперь он отступает к столице, меняя измученных коней в деревнях.

Я вижу его усталых рыцарей в латах, серых от пыли, с флажками, грустно свисающими с копий, вижу, как гонят они через долину взмыленных лошадей. И я вижу также улицы Тарантии. В городе царит хаос. Каким-то образом туда дошла весть о смерти короля Конана. Ошалелая толпа кричит, что король погиб и нет никого, кто мог бы его заменить. Чудовищные тени падают на Аквилонию с востока, и небо почернело от стервятников.

Конан проклял его в глубине сердца.

— И ни слова больше? Последний уличный нищий мог бы рассказать то же самое. Если ты утверждаешь, что разглядел все это в твоем стеклянном шаре, — ты такой же лжец, как и мерзавец, а уж в этом нет сомнения! Просперо удержит Тарантию, а бароны соберутся вокруг него. Граф Троцеро из Пойнтайнии, который должен править в мое отсутствие, прогонит эти немедийские орды так, что они с воплями побегут назад, в свой собачник. Что такое пятьдесят тысяч немедийцев? Аквилония их проглотит. Они никогда не увидят Бельверуса. Ведь под Валькией побеждена не Аквилония, а всего лишь Конан.

— Гибель Аквилонии предписана свыше, — ответил неумолимый Ксальтотун. — Покорят ее меч и копье, а если они не помогут, в бой двинутся стародавние силы тьмы. Так же, как над Валькией, рухнут горы и городские стены, если будет нужно, и реки с ревом выйдут из берегов, чтобы затопить целые области.

Тем не менее лучше будет, если победят меч и тетива, без помощи магического искусства, потому что оно способно пробудить силы, могущие перевернуть Вселенную.

— Из какой преисподней ты выполз, черный пес? — процедил Конан, всмотрелся в Ксальтотуна и вздрогнул: чувствовалось в нем что-то невероятно древнее и вместе с тем невероятно дьявольское.

Ксальтотун запрокинул голову, как бы вслушиваясь в голоса Космоса. Казалось, он забыл о пленнике. Потом нетерпеливо тряхнул головой и поглядел на киммерийца.

— Что? Ах, ты бы все равно не поверил, если бы я тебе рассказал. Но наш разговор меня утомил: легче уничтожить укрепленный город, нежели облечь свои мысли в слова, способные дойти до безмозглого варвара.

— Если бы мои руки были свободны, — заметил Конан, — я быстро бы превратил тебя в безмозглого покойника.

— Не сомневаюсь… если бы я был настолько глуп, чтобы дать тебе такую возможность, — сказал Ксальтотун, хлопнув в ладони.

Поведение его изменилось: в его голосе появилось нетерпение, в движениях нервозность, хотя Конану и показалось все это довольно странным.

— Запомни то, что я сказал тебе, варвар, — изрек Ксальтотун. — Времени у тебя будет достаточно. Я еще не решил, что с тобой сделать. Во всяком случае, уясни себе: если уж я решил использовать тебя в своей игре, лучше согласиться, нежели навлечь на себя мой гнев.

Конан бросил ему в лицо проклятие, и в тот же миг раздвинулись шторы, и в комнату вбежали четыре огромных негра, одетые в шелковые туники с поясами, с которых свисали огромные ключи.

Ксальтотун нетерпеливым жестом показал на короля и отвернулся, словно бы утратив к этому делу всякий интерес. Пальцы его как-то странно дрожали. Из резной яшмовой шкатулки он достал горсть блестящего черного порошка и всыпал его в курильницу на треножнике возле своего подлокотника. Хрустальный шар, о котором он, казалось, забыл, упал на пол, лишенный невидимой опоры.

Потом чернокожие схватили Конана — потому что он, обвитый цепями, не мог двинуться — и вынесли его из зала. Прежде чем за ним закрылись тиковые, обитые золотом двери, он оглянулся назад. Он увидел Ксальтотуна, сидящего в своем кресле со скрещенными руками, и вьющуюся перед ним из курильницы тонкую струйку дыма. Мурашки побежали у него по коже. В далекой Стигии, древнем и зловещем царстве Юга, он когда-то видел этот черный порошок — пыльцу черного лотоса, вызывающую подобный смерти сон и жуткие видения. И еще он знал, что только страшные маги Черного Круга, являющиеся средоточием зла, по собственной воле искали эти кровавые видения, чтобы оживить свое магическое могущество.