Запретный плод - Сьюзен Джонсон

— Мы не можем все сделать завтра. Кроме того, может быть, завтра я не собираюсь вылезать из постели.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда завтра мы вызовем когонибудь из магазина и тебе не нужно будет покидать кровать.

— Это тебе не Париж.

— Торговцы отказываются от денег в Монтане?

— Сплетни разносятся по городу со сказочной быстротой.

— Так же, как и в Париже, да? Она улыбнулась.

— Ты всегда будешь баловнем судьбы?

— В ближайшие годы — да. Терпи, я намерен остаться с тобой навсегда. — Он с треском отодрал пуговицу. — Большая пуговица или маленькая петля, — объявил он с веселым блеском в глазах. — Если я буду все время одевать тебя…

— Или раздевать…

— У меня это само собой получается.

— Я думаю, что тогда у меня через месяц не будет одежды.

— Я улажу это.

— Я умру от счастья… через неделю.

— Я не позволю тебе.

— Как высокомерно. Он усмехнулся:

— Я гдето читал об этом.

— В дополнение к большому практическому опыту.

— С того дня, как я встретил тебя, я предан только тебе. Теперь встань, и мы наконец избавимся от всего этого…

Она подняла руки и обняла его.

— Я все правильно говорю о своей верности? — спросил он с плутоватой улыбкой, когда она отпустила его.

— Это очень приятно слушать, — дразнящим тоном ответила она.

— Я привез тебе подарки. Надеюсь, они сработают.

— Каким образом?

— Обычным, — передразнил он. — Только не надувай губы, или я не дам их тебе.

— Я не дуюсь, — сказала Дэйзи, вдруг подумав о других женщинах, которым он покупал подарки. — Что же, с подарками у тебя богатый опыт.

— Ты не любишь подарки? — сказал он, поднимая ее на ноги, чтобы снять остатки одежды. — Мои тебе понравятся, — сказал он, не обращая внимания на ее ревность и укладывая ее на белоснежные подушки. — Сейчас, подожди немного.

После этого он вымыл ее теплой водой, приготовленной заранее, весьма эротично поглаживая льняной тканью бедра и убирая остатки их любовных утех.

Она была довольна, что позволила ему позаботиться о себе. Позже он вымылся сам, чем удивил ее. Он никогда раньше не делал этого в ее присутствии. Дейзи внимательно наблюдала за ним. Этьен был прекрасно сложен, его возбуждение снова было очевидным. Она поражалась тому, как он мог сдерживать себя, ощущая такую сильную физиологическую потребность, и рационально вести речь о какихто подарках.

Принеся с собой маленький кожаный несессер, он достал стопку фотографий, разложив их на кровати. Взял себе пунш, а Дейзи вручил теплое молоко. Затем сел, скрестив ноги, рядом с ней, среди соблазнительных обнаженных натур Боннара.

Женщины в самых различных позах раздевались, купались, поднимались с постели, лежали, закрыв или открыв ноги в длинных черных чулках, рассматривали себя в зеркале, томно расчесывали волосы.

— Они прекрасны, — сказала Дейзи, — и очень привлекательны в этих черных чулках.

— Они невзрачны для любви, но независимы и очаровательны в своей раскованности. Я подумал, что они понравятся тебе. Но у меня есть еще коечто.

Он наклонился и достал изза кресла картину, на которой была изображена мать, держащая ребенка сразу после купания, — великолепное произведение в японском стиле.

— Это работа американской художницы Мэри Кассатт. Я думаю, что она тебе тоже понравится.

— Я ничего тебе не подарила, — тихо сказала она. — И поэтому чувствую себя виноватой.

Ее пальцы двигались по позолоченной рамке картины.

— Никакие подарки не сравнятся с ребенком, которого ты носишь от меня.

И, придвинувшись к ней, он поцеловал ее долго, медленно, сладко.

Этьен чувствовал ее реакцию, ее желание. Но, оторвав свои губы, забрал у Дейзи пустую чашку и вместе со своей поставил на стол.

— Я не знаю, спит сейчас Луи или нет, чтобы подтвердить мои слова, но теплое миндальное молоко, как рассказывала его мать, использовалось арабами как элексир в определенных целях.

— Поэтому его пьют от усталости?

— Возможно, — сказал Этьен, отодвигая фотографии и картину.

— Это очень полезно — молоко с медом, миндалем и яичным желтком, — добавил он, возвращаясь к ней. — И мы поддержим твое здоровье. — Он обхватил ее груди руками, скользя по их выпуклостям к соскам. Затем коснулся чувствительных точек, нежно, мягко потянув их, наклонил голову и взял один сосок губами. — Я готовлю их к приходу малыша.

Он сосал нежно, постепенно усиливая давление, сначала один, потом другой, пока Дейзи в изнеможении не откинулась на подушки. Ее чувства были напряжены до предела, сфокусированы на его губах, на своем безумном желании, от которого подрагивал каждый нерв, а жар разливался по всему телу.

— Я хочу тебя, — прошептала она. Ее пальцы ласкали его черные волосы, спина изогнулась, грудь приподнялась, а глаза были закрыты от удовольствия.

Он не ответил, продолжая сосать, покусывать тугие выпуклости до тех пор, пока она не почувствовала обжигающее блаженство.

— Открой глаза, — прошептал Этьен, и его рука скользнула между ее ног. Она с трудом открыла глаза, с усилием расставаясь с райским ощущением.

— Посмотри на это, — он положил маленький перевязанный пакет на ее живот.

Пока она развязывала шелковую ленточку, пальцы герцога путешествовали через черный треугольник ее волос между ног вниз к увлажненной щели.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты так делаешь, — выдохнула она, замерев на секунду и наслаждаясь ощущениями.

— Я тебе помогу, — сказал герцог, игнорируя ее замечание и разворачивая свободной рукой серебряную бумагу. — Тебе нравится?

Внутри лежала дюжина пар шелковых чулок всех оттенков, роскошных и изысканных.

— Они великолепны, — сказала Дейзи, слегка касаясь их. — Они предназначены для свиданий и поклонников.

— Надень черные с сиреневыми подвязками, как у Боннара на фотографиях.

— Помоги мне. — Она подняла колено и откинулась назад.

Черные чулки скользили по ноге медленно, от носка к мягкой роскоши бедер и далее — к сладкому проходу. Дейзи испытывала чувственное удовольствие от всей этой процедуры.

— Я не хочу чувствовать себя рабыней для развлечений, — прошептала Дейзи.

— Мне остановиться? — вежливо спросил он.

— Нет, продолжай.

Она кивнула головой, поскольку поняла, что любит наслаждения больше, чем независимость.

— Есть еще один чулок.

Она думала, что истечет в экстазе, когда подняла вторую ногу и Этьен начал надевать его. Он умел управлять ее чувствами, его пальцы двигались то быстрее, то медленнее, нежно поглаживая ее тело. Спустя какоето время она с трудом открыла глаза. Простыни под ней казались прохладными изза жара охватившего ее возбуждения.