Ночи и рассветы - Мицос Александропулос

Листья с низких деревьев опали, и голые ветви едва ли могли послужить прикрытием, однако Космасу не раз пришлось просить у них защиты, пока он не добрался до старых и густых деревьев вокруг бара «Альсос». Самолеты не давали ни минуты покоя, они спускались, поливая огнем осаждавших училище эласитов, и поднимались, готовясь к новому налету. Перебегая от дерева к дереву, то и дело припадая к земле, Космас обогнул бар, где он раза два или три во время оккупации ел дешевое мороженое с изюмом. За баром снова начиналась аллея молоденьких насаждений с опавшими листьями, но здесь деревца теснились друг к другу, почти не оставляя голых прогалин, и прикрывали спрятавшихся под ними бойцов, Бойцы показали Космасу, где расположена рота Зинона.

Аллея кончалась, и впереди открылось взрытое окопами и траншеями поле. Там ожидали сигнала к приступу молодые эласиты. Осажденные в корпусах юнкера уже выдохлись и не оказывали сопротивления. Они стреляли редко и неохотно. Оторвавшись от деревьев, Космас побежал напрямик, но сзади его тотчас окликнули: в небе снова появились самолеты. Космас едва успел обхватить ствол ближайшего дерева, как услышал рев снижающихся самолетов и вой снарядов, взметнувших тяжелые комья мокрой земли. Самолеты пролетели и вернулись с обратной стороны. Космас тоже обогнул дерево и снова приник к стволу. Самолеты опять пошли на снижение и открыли огонь.

Когда они улетели, Космас в несколько прыжков добрался до первой траншеи и соскользнул вниз. В траншее он увидел Зинона. Он сидел прямо на сырой земле и перевязывал платком окровавленную голень.

— Ранили?

— Наугад бьют, черти! Пустяки, царапина… А ты чего пришел — репортаж писать или браунинг попробовать?

— Спасибо, что напомнил! — Космас похлопал по карману и удостоверился, что браунинг на месте. — Давай я перевяжу!

— Уже готово! Задело самую малость…

Но Космас заметил, что платок уже намок от крови, а сам Зинон очень бледен. Он встал и показался Космасу еще выше и тоньше, чем раньше.

— Может, серьезно ранили?

— Да нет, оцарапало голень… Одним словом, ерунда! — храбрился Зинон.

— Ну ладно… Как тут у вас дела?

— Считай, что они у нас в руках. Одного не пойму — почему не дают сигнала на приступ? Дождемся, что приедут танки и заберут этих молодчиков…

— Когда вы успели вырыть эти траншеи?

— Не мы рыли, а юнкера! — ответил один из молодых бойцов. — Они еще до войны вырыли, далеко вперед смотрели, для нас постарались…

С той стороны, откуда прибежал Космас, послышались голоса, а потом показалась целая группа бойцов. Зинон замахал руками и сердито закричал:

— Да вы что, одурели? Какого черта бежите оравой? А ну-ка, по одному!

Но бойцы не могли бежать врозь. Они волокли странное орудие — микроскопическую пушку с коротким толстым стволом.

— У нее огромная пробивная способность, — заверил командир расчета.

В конце аллеи показались еще двое бойцов, они несли ящик со снарядами.

— Сейчас сами увидите, — пообещал командир и вынул один снаряд.

Молодые эласиты с горящими от любопытства глазами окружили пушечку, желая полюбоваться на механизм страшного орудия.

— А танк она возьмет?

— Зависит от снаряда…

— А есть у нас еще такие пушки?

— Еще четыре.

Эта цифра показалась бойцам внушительной.

— А снаряды?

— Хва-а-тит! — засмеялся наводчик. — Есть у нас и на них управа! А ты как думал?

Космас оглянулся на бойцов. Их лица оживились радостной улыбкой. Появление маленькой пушки развеяло напряженную перед атакой атмосферу. Бойцы следили за движениями наводчика и, казалось, совсем не встревожились, когда за зданием училища снова послышался сильный гул.

— Давай скорее! — торопил Зинон. — Самолеты…

— Танки! — крикнули из крайней траншеи.

Их рычание раздавалось уже совсем близко. Из окон осажденного здания снова хлынул сильный огонь. В нарастающем реве танков маленькое орудие прогрохотало, как низкий гром. Снаряд, от которого ожидали потрясающих разрушений, ударился о высокую и толстую стену и упал вниз, как черный, издохший в прыжке кот.

— Эй! В чем дело? — закричали из траншей.

Неудача не разочаровала, а, наоборот, развеселила бойцов. — Представление провалилось! Давай обратно наши денежки!

Наводчик присел на корточки возле своего орудия и, позабыв о пулях, которые жужжали вокруг, старался обнаружить свой промах.

— Снаряд не тот! — поставил он наконец диагноз и крикнул своему подручному: — Дай-ка мне зеленый!

Подручный быстро открыл ящик и вынул из него зеленый снаряд. Пушечка снова прогрохотала, земля содрогнулась, на здании училища взметнулись ярко-красные, как густая кровь, языки пламени и рухнули вниз вместе с обломками стены.

— Вперед! — крикнул Зинон и первым выскочил из траншеи.

Когда они вбежали в сорванную гранатой дверь, в здании оставались только убитые и раненые, которых удиравшие юнкера бросили на произвол противника. С обратной стороны здания, во дворе, стояли танки; огнем пушек и пулеметов они прикрывали беглецов, садившихся в бронемашины.

— Куда пропал этот наводчик? — кричал Зинон, — Неужели мы дадим им смыться?

Наводчик прибежал, кусая от досады губы.

— Чем я заряжу пушку? Пальцем?

— Снарядов нет?

— Те, что были, кончились. Теперь надо послать на Патисия, за новой партией…

— Правильно, — съязвил Зинон, — а пока сбегай к танкам, попроси, чтоб подождали…

Он весь как-то переломился и прислонился к стене, Лицо у него было белым как мел.

— Что с тобой?

Длинная, легкая фигура Зинона склонилась к плечу Космаса, но тут же выпрямилась.

— Тебе плохо? Эй, пришлите сюда носилки!

— Нет, что ты, не надо!

— Пришлите носилки!

Носилок не оказалось, и бойцы, поддерживая Зинона под мышки, отвели его в «Альсос», где находился врач. Там его разули, нога была залита кровью. Врач снял с раны платок, промыл спиртом. Зинон слегка застонал и стиснул зубы. И тогда все увидели развороченную тонкую голень и в глубине белую кость…

— Вот это здорово! — воскликнул врач. — Да как же ты сумел дойти?

Укрывшись пальто, Космас лежал на полу. Он закончил работу на рассвете. В комнатушке, где отдыхали наборщики, нашелся свободный уголок и для него. Сквозь надвигающийся сон Космас услышал крик — кричала Янна. Он выскочил в коридор. Янна стояла у входной двери.

— Танки!

В полуоткрытую дверь заглядывал серый холодный свет. Космас высунул голову и увидел ползущие темные громадины.

— Все равно предпринять мы ничего не успеем. — Он захлопнул дверь и отвел Янну в сторону. — Иди сюда, а то не ровен час еще пальнут…

Лязганье тяжелых гусениц нарастало, и маленький домик трясло. Все его обитатели сбежались в коридор.

— Ну, будь что будет, — сказал Космас. — Испробуем свое счастье.

Танки проползли в нескольких метрах от стены. В щелку Космас увидел, что за двумя танками следовала бронемашина.

— Боюсь, не нас ли они разыскивали?

— Вполне возможно… А есть у нас чем обороняться?

Кроме браунинга, который подарил Космасу Зинон, на вооружении типографии оказались одна граната и один револьвер с тремя разбухшими, позеленевшими патронами — семейная реликвия самого старого из наборщиков. Они были безоружны и беззащитны не только против танков и самолетов, а даже против бандитов, которые могли появиться однажды ночью.

В глубине улицы послышались выстрелы, а потом грохотание возвращающихся танков. Они свернули за угол и направились в сторону железной дороги.

— Как бы то ни было, — сказал Спирос, — даже если они и не по нашу душу заявились, нужно принять срочные меры.

Они решили в этот день не печатать ничего, кроме газеты, и занялись сооружением баррикады. Ее воздвигли к вечеру между двумя новыми домами, метрах в ста от типографии. Материалом послужили шпалы и рельсы с железной дороги.

— Бог знает, сколько раз я использовал в своих стихах слово «баррикада» и только теперь увидел воочию, что это такое! — говорил литсотрудник, пока один из наборщиков делал ему массаж. От тяжелой работы у поэта разболелась спина.

Спирос вызвал Космаса в подвал.

— Позаботься об оружии. Составь график дежурств. Все, кроме больных, будем нести караул. И раза два в день проводи с нами занятия по военной подготовке…

Только мастер, который каждую ночь набирает число для нового номера газеты, ведет счет суткам. Для остальных время бежит неуловимо, они замечают лишь смену дня и ночи и боевых новостей, которые становятся все тревожнее. В холодном, сыром подвале голодные часы тянутся медленно, а ночью, в карауле, они и вовсе кажутся неподвижными, как черная, непреодолимая баррикада. В щели между шпалами и рельсами проникает ледяной ветер, он свистит и грохочет, словно наползающий танк.