Средневековая история. Цена счастья - Галина Гончарова

Любовь…

Вот Фалион говорил, что любит ее. Ганц не утаил от нее протоколы допросов, и она убедилась, что Александр правда ее любил. Насколько мог.

И именно поэтому сорвался. Решил, если не ему – то никому. Любовь? Да любовь ли это? Или просто желание загрести все себе, – и побольше, побольше? Любовь самоотверженна и готова отдать все. А вот такое чувство – захапать, застолбить свое место – пусть им занимаются поэты. Пишут о муках ревности, о неразделенном чувстве собственника, о трагедии утраты… Лиля точно знала, что к любви оно не относится.

Ганц был уверен, что Лиля не пострадает, поскольку сам спровоцировал Фалиона. И маркизу хотелось получить Лилиан Иртон в свою власть, чтобы поиздеваться. Да если и не получить – она была выгодна. А кто убивает курицу, которая может нести золотые яйца?

Вот Эдоарда и Ричарда – да, убили бы, но после подписания отречения. Надо же сделать хорошую мину при плохой игре. А Лилиан оставили бы в живых. Возможно, побили бы, изнасиловали, но убивать не стали бы. А такое точно не проделаешь в королевском кабинете. Не до пощечин обманщице, когда на кону и жизнь и королевство. Разве что так – словесно пнуть, понаслаждаться ужасом… что и произошло, а проводить экзекуцию – некогда.

Сейчас, по прошествии времени, все виделось отчетливо и ясно. Ганц разрушил ее чувство к Фалиону. Холодно и расчетливо. Подставил маркиза и играл на его самолюбии. Простить? Она не простила и не забыла. И доверять этому мужчине она сможет только до определенного предела. А раньше было иначе?

Никогда не появится человек, которому она расскажет о другом мире, никогда не появится тот, кто поймет до конца, – и это неудивительно.

Она не лучше и не хуже окружающих, она другая. Как белая ворона или животное-альбинос в стае – всю жизнь она будет выделяться, и, если даст слабину, ее уничтожат. А что у нее внутри, что в душе – это останется при ней. Детям и внукам она когда-нибудь расскажет сказки про другой мир. Просто сказки на ночь…

И возможно, эти дети будут от Ганца.

– Графиня…

– Барон…

Легок на помине, сто лет жить будет. Ганц поклонился. Присутствующие дворяне посмотрели с разными выражениями, но равнодушных не было.

Уже не лэйр, уже барон. Получив титул за раскрытый заговор, Ганц не остановился на этом. Лиля на свою голову рассказала ему о криминалистике, об отпечатках пальцев, специальном угольном порошке, о запахах, об их сохранении, ну а истории про Шерлока Холмса он слушал вместе с Мирандой, и с таким же вниманием.

В результате король назначил Ганца главой своей тайной милиции – название подсказала Лиля. И дал задание – создать службу практически с нуля. Справится – получит титул графа. Нет? Тогда не получит. И вообще может скоропостижно умереть от чахотки. Или несварения железа в желудке. Одним словом – даешь Скотленд-Ярд!

Есть ведь здесь и отравления, и убийства… ладно, самым близким аналогом службе Ганца, наверное, была полиция Людовика Четырнадцатого под руководством де ла Рейни. Да, сразу не объять необъятного, но начинать с чего-то надо.

И если бы в свое время смерть принца Эдмона расследовали честь по чести и Амалия убедилась бы, что ее отец отравил ее мужа, – разве стала бы она мстить? Разве завертелась бы эта кровавая карусель? Теперь уже не узнать. Поэтому Ганц работал день и ночь, подбирал сотрудников, налаживал сеть осведомителей, создавал почти с нуля то, что в принципе невозможно создать в одиночку.

Так что Ганца не любили – факт. Но боялись и уважали.

А ему все было безразлично. У него было все, что нужно для… скажем так, для выращивания счастья.

Любимое дело, у истоков которого он стоит, может быть, через тысячу лет его вспомнят именно за это.

Титул и положение в обществе. Он уже не просто королевский представитель без земель и титула, он – барон. А справится – станет графом, а там можно и о герцогстве помечтать, если уж очень захочется.

Любимая женщина.

Любимая? Сложный вопрос. Ганц не мог сказать, что он безумно любит Лилиан Иртон. До страстного мычания и звезд в глазах. Такого не было.

Было желание погреться у огня, найти тепло, найти семью, была привязанность к Роману и Джейкобу, к Миранде… Или чувство вины?

Возможно, и то и другое заставляло его возиться с детьми, родителей которых он… в случае с Джерисоном не сумел спасти, в случае с Амалией – уничтожил. Все равно – его груз, его вина. И отдать этот долг можно только заботой.

А то, что ему это нравилось и заставляло мечтать о временах, когда он возьмет на руки своего сына или дочку, – так что в этом плохого?

Не любовь, нет. Но понимание своего, родного, как маленький зеленый росток на пепелище – разве этого мало?

Ганц твердо был уверен, что страсть, искры из глаз, сцены, ссоры и скандалы, ревность и упреки – это хорошо для любовницы. А дом – это тихая гавань. Пристанище. Уют и покой.

Кому-то нужно другое, так что ж. Люди разные, а вот он нашел, что искал.

Ему нравились спокойные вечера в поместье Алисии, нравилась сама Лилиан Иртон – еще с первой встречи, нравился даже возможный тесть…

С Августом они, как ни странно, легко нашли общий язык.

Оба – трудоголики, оба профессионалы в своем деле, обоим хочется тихого семейного уюта, к тому же у Августа дело, которое надо защищать, а Ганц в этом профессионал. Ну и что еще надо?

Август, кстати, собирался жениться. На вдовствующей графине Иртон.

Алисия светилась от счастья, за что двор переделал ее прозвище на «влюбленная гадюка». Придворные шипели и исходили ядом, но кому было какое дело? Хватало уже и того, что его величество благоволил графиням Иртон и дал свое разрешение на брак.

Эдоард так толком и не оправился от истории с заговором. И, глядя на него, Лиля понимала, что года три-четыре, и все, больше он не протянет. А Ричард…

С Ричардом отношения были сложные.

Его невесту Лиля обожала. Этакий темноволосый кудрявый обаятельный бесенок – озорная, шальная, очень добрая девчушка. Улыбка до ушей, глаза сверкают, а язык задает до ста вопросов в минуту. Ответов не требуется, требуется доброта и улыбка. Ее полюбили все. И Анжелина, и Джолиэтт. И даже сам Ричард – увы, как племянницу, сестру, но не будущую жену.

Он и Лилиан несколько раз тайно встречались в покоях Джерисона, сидели у камина на той самой старой шкуре… слуги сохраняли там все в том же состоянии, как и при жизни хозяина. Встречались, иногда молчали, иногда разговаривали, потягивали вино – и казалось, что ничего между ними не происходит.