Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

На этот вопрос Зинга ответить не смогла. Она его просто не поняла. Пожав плечами, она выложила решающий аргумент.

— Велик и справедлив Светлый Митра! Правильно говорит всегда он, — и, исподлобья взглянув на любимого, добавила: — Никогда неправильно не сказал он.

Мариус не решался перечить ей. Что-то его держало. Нельзя ранить отказом ребенка, для которого ты оказался генератором Белого Счастья. Мариус чувствовал, что она вполне способна посвятить ему свою жизнь. Кто знает, может, непостижимый Светлый Митра прав, указывая ей на чужеземца как на спутника жизни? Мариус не верил во всех здешних божков. Два Митры, понимаешь, как сказал бы Уго. Как один такой, так и другой, понимаешь! Но для умарцев Светлый Митра реально существовал, и потому мог внушать им верные мысли.

Впрочем, что за чертовщина? Речь вовсе не о том, жениться ли ему на этой грязно-коричневой туземке и остаться здесь. Эта тема — вне дискуссий. Он должен идти дальше. Как это объяснить ей — и объяснить деликатно, но доступно?

— Не могу я остаться, — извиняющимся тоном пробормотал Мариус.

Лицо Зинги тревожно вытянулось. Предупреждая ее реакцию, Мариус спешно добавил:

— Но я вернусь.

— Правду говоришь ты? — она искательно заглянула ему в глаза.

— Да, — Мариус отвел взгляд, желая быстрее покончить со всем этим.

— Скажи — честно! — потребовала она.

— Чтоб я сдох! — сквозь зубы проговорил Мариус, чувствуя себя последним негодяем. Он не был уверен, что вернется. Более того. Он просто не собирался возвращаться. Разве сможет жить он где-то, кроме Рениги? Чем больше путешествуешь, тем сильнее греет тепло родного очага. Но как было не соврать? Ложь во благо, как говорится… Мариус озадаченно отметил, что уверенно превращается в профессионального брехуна и лжет не переставая. Что значит — жизненный опыт!..

Но, однако, как мы отвлеклись от генеральной линии сюжета! Если к ней немедленно не вернуться, она вовсе ускользнет от нас. Итак: после пяти дней лихорадочного бреда Уго, наконец, перестал молоть чепуху и взглянул на мир без пристрастия. И тотчас к его постели позвали Мариуса.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

""Не связывай судьбу с иноверцем!" — советует Ромбадо Рамбауди. И он совершенно прав, дорогой мой Ральф. Мы без труда найдем множество примеров в истории, подтверждающих его правоту.

Взять, например, знаменитый случай с принцем Люком. Ты, конечно, знаешь эту историю — хотя бы по превосходной поэме Оскара Метцеля "Благородная любовь". Ты должен помнить, что принц Люк был младшим сыном Нелы, дочери короля Гвидо Щербатого. С младых ногтей он выказал недюжинные способности в военном ремесле. В 824 году, после смерти матери, он окончательно отказался от прелестей придворной жизни и заявил старику Гвидо о непреклонном желании поступить на армейскую службу. Гвидо, по натуре весьма воинственный, не стал препятствовать и даже поощрил внука. Люку выделили в командование один из десяти гвардейских полков (Серых Рейтар) — и принц крови начал службу как подполковник Кромеринг, ибо таково было родовое имя его отца, дворянина не особенно знатного, но отчаянного и дерзкого, склонного идти наперекор судьбе. Эти отцовские качества унаследовал и сам Люк.

Служил он отменно, пользовался уважением солдат и офицеров, заботясь о благе подчиненных. В 831 году, когда ему едва исполнилось 28 лет, король Мартин II, его дядя, произвел Люка в генералы. А год спустя гвардейский корпус генерала Люка Кромеринга в составе громадной королевской армии отправился в Горул для подавления вспыхнувшего там мятежа.

Дальнейшее хорошо известно. В двухдневном сражении под Седукером рены потерпели поражение. Единственным военачальником, проявившим доблесть в битве, оказался молодой генерал Кромеринг. Но случилось так, что его корпус, прикрывая беспорядочное отступление ренского войска, попал в окружение. Люк был взят в плен, где провел без малого четыре года. Причем содержали ренского принца отнюдь не по-королевски, а как обычного военнопленного.

Надо сказать, Мартин II ничего не сделал для освобождения племянника. Вызволил его отец, долго обсуждавший с горулами условия выкупа. Наконец, осенью 836 года Люк Кромеринг вернулся в Ренигу, и вернулся не один. С ним приехала горульская девушка необыкновенной, неземной красоты. Ее звали Тара. Любовь между нею и пленным ренским генералом вспыхнула, как только они увидели друг друга. Оба считали, что эта страсть ниспослана им свыше. Поначалу они встречались тайком, затем перестали бояться дурной молвы, которая, разумеется, больше грозила Таре. Родные пробовали урезонить девушку наказаниями — но разве истинную любовь может остановить угроза? Наконец, Тара родила Люку сына, которого назвали Александром, в честь деда по отцовской линии.

Через неделю после родов Тара была изгнана из родного дома, и ей пришлось искать пристанища в убогом жилище пленного генерала. Там несчастный ребенок провел первый год своей жизни…

Счастье, которое мечтал обрести в родной Рениге Люк Кромеринг, оказалось недостижимым. Высшее общество не пожелало принять его жену. Церковь отказалась признать их брак. Сама Тара страдала — от одиночества, от вражды, которая ее окружала в незнакомой стране, от слишком чуждых обычаев и веры. Видя это, Люк сделал шаг, достойный мужчины. С женой и сыном он вернулся в Горул. Генералу пришлось поступить на службу к государству, с которым он прежде сражался, которое искренне считал вражеским. Его услуги приняли, ибо кто лучше врага оценит талант полководца-противника? Свое искусство Кромеринг доказал, великолепно организовав пограничные войска Горула, превратив их в образец современной армии. Умер он в возрасте 68 лет, будучи счастливым отцом и дедом. Горул признал его своим героем и похоронил со всеми возможными почестями. Родная же Ренига, во славу которой он так хотел служить, занесла его в разряд величайших в своей истории злодеев и предателей.

И, может быть, такое отношение отчасти оправданно. Человек, которому по рождению предназначен высокий жребий, должен уметь побеждать чувства, если они мешают ему выполнить предназначение. Но следовать этому правилу непросто, как любому из десяти заповедей. Человек не в силах совладать с собой — он слишком слаб. И, чтобы понять это как следует, завершим рассказ о Люке Кромеринге старинной легендой, которая открывает поэму "Благородная любовь": "После того, как явился миру мужчина и заявил о своей скуке, создатель задумался: из чего же сделать для него женщину? И после короткого размышления он поступил так. Взял несколько ярких солнечных лучей, все чарующие проблеск зари, задумчивую грусть луны, красоту лебедя, игривость котенка, грациозность стрекозы, ласковое тепло меха, жгучий жар огня, хрупкость льда, трепетность лани, сладость меда. И смешал все это воедино. Затем, чтобы состав не получился приторным, добавил холодное мерцание звезд, непостоянство ветра, слезоточивость облака, хитрость лисицы, трусливость зайца, назойливость мухи, упрямство паука, приспособляемость хамелеона, подозрительность мыши, мстительность осы, кровожадность льва, ядовитость змеи, беспощадность стихии. Из всего этого создатель вылепил человеческую фигуру и вдохнул в нее жизнь. И была подарена женщина мужчине, и было ему сказано: "Бери ее такую, какая получилась, не пытайся ее переделать, блаженствуй с ней всю жизнь и мучайся из-за нее до смерти!"

Так говорили о женщине за тысячу лет до Люка Кромеринга"

Мариус сразу увидел, что дело плохо. Взгляд Уго лишь казался осмысленным. Равнодушно скользнув по Мариусу, он перескочил на лекаря, потом — на Хара, а потом — на Букима, брата Хара, который тоже зачем-то втиснулся в маленькую хижину-лазарет. Глаза больного беспокойно изучали обстановку.

— Уго! — позвал Мариус.

Взметнув сальные патлы, Уго дернулся, как будто его укололи шилом. Теперь он смотрел на Мариуса пристально, по своему обыкновению расширяя и сужая зрачки. Мариусу стало не по себе. От глаз товарища веяло тысячелетним холодом.

— Откуда ты меня знаешь? — резко спросил Уго.

Сердце Мариуса сжалось.

— Ты что, не узнаешь меня? — спросил он удрученно.

— В первый раз вижу, — отчужденно процедил Уго.

Мариус почувствовал страх. Он увидел за привычным лицом Уго черную ауру, которая выглядела как темное облако, которое строило злобные рожи и плевалось ядовитой слюной. По внешним признакам Уго здоров. Но внутри у него не все в порядке. Это ясно, как божий день.

Тут на первый план выступил лекарь, который круто переключил общее внимание на себя.

— Свое имя помнишь ты? — властно спросил он.

— Вы что, за придурка меня принимаете? — недовольно хмыкнул Уго.

— Отвечай! — сердито рявкнул доктор. — Здесь не играют с тобой, лечат здесь.