Сборник: 200 рассказов Олеандрова - Олеандр Олеандров

Он посмотрел на Таньку.

Когда-то она бегала за ним, звонила, ждала у подъезда что бы вместе идти в школу… но он не захотел с ней встречаться.

Тогда она плакала.

А теперь Танька – владелица сети ресторанов.

Он повернул голову и посмотрел на другую одноклассницу, на рыжую Катьку, то бишь теперь – Екатерину Тимофеевну.

Сколько писем она ему писала в 10 классе, в любви признавалась.

А он не отвечал ей.

Теперь небось благодарна ему за это.

Ведь через пару лет она вышла замуж за француза, теперь – живёт в Париже.

А он, Аркадий – продавец подсолнечного масла на местном базаре.

Стыдно то как…

Как он мечтал исчезнуть из ресторана в тот момент!

Как хотел завыть от боли…

Борис Аркадьевич с усилием прервал ход своих воспоминаний, потянулся на диване, вытер глаза от набежавших слез и снова посмотрел на жену.

– Бедняжка. Кем бы она стала если бы не встретила его на своём пути? Может тоже жила бы в Париже? Или стала миллионершей?

Жена не подозревая что твориться в душе у мужа спокойно одевала сапожки.

И тогда он решил поставить все точки над "и".

– Ты счастлива со мной, Лидочка? – Вдруг спросил жену хриплым голосом. И напрягся с волнением ожидая ответа.

Но ответа не последовало.

И это было ещё хуже чем ответ.

Может она не расслышала?

А может… отвечать на этот вопрос – нечего…

– Больно мне Лидочка – прошептал он и натянул одеяло на лицо что бы жена не видела его страданий. – Я ничего не достиг в жизни. Ничего не имею. Не могу сделать тебя счастливой. Ничего не могу тебе дать.

Он замолчал. Но отчаяние как вихрь рвало сердце на куски. – Только одного не понимаю… Зачем я тебе?… Почему меня не выгонят как паршивую собаку?

Жалеют? Или привыкли ко мне?

Он внимательно посмотрел на жену.

– Что с тобой, Боренька? – Ответила Лидия Тимофеевна и прикоснулась рукой к его лбу – Не заболел ли? Может температура? Голова болит? Вот сейчас чаю тебе дам, Боренька.

И как ребёнка вдруг погладила по голове.

Нежно и ласково.

От этого тепла, Борис Аркадьевич вдруг совсем размяк. Из глаз потекли слезы.

– Ты и вправду любишь меня? За что?

Ответа не было. Но на душе немного потеплело.

– А может я уж не такой плохой? Бывает и похуже меня.

Он попытался вспомнить того, кто похуже его. Но не мог. Лишь вспомнил того плюгавенького червячка. Того самого что утром выполз из под пола в туалете.

И вдруг слезы перестали течь с глаз Бориса Аркадьевича.

Он вдруг почему-то сжался.

Он вспомнил…

Ведь тогда, утром, червяк стоял у стены и смотрел как на него надвигалась нога Бориса.

Обречённо и печально.

Ещё мгновение и…

А дальше?

Дальше случилось нечто странное. Что сломало все представления о жизни у Бориса. Потому что эта тварь вдруг кинулась на его ботинок. Вместо того чтобы сдохнуть как самое мерзкое животное – она кидалась вперёд с невероятной отчаянием и решительностью. Именно так защищают только что-то очень ценное, важное в жизни. Что достойно сражения.

– Что же ты защищаешь? – Удивился Борис – Ты защищаешь свою жизнь? Никчёмную и жалкую?.

И вдруг одна мысль буквально заставила его остановить ногу на лету…

Только одно можно защищать таким образом… это счастье.

Но этого не может быть!!!

Это невероятно!!!

Невозможно!!

И просто глупо!!

Неужели там, под гнилым унитазом, не видя солнца и деревьев – кто-то может чувствовать себя счастливым? Настолько счастливым что готов защищать своё счастье – с решимостью и отчаянием. До последнего дыхания.

А если так, то мне ли жаловаться на жизнь? – вдруг подумал Борис Аркадьевич и снова смотрел на жену. Та протягивала ему стакан с чаем ласково приговаривая – Пей родной. Да что с тобой сегодня такое?

Что со мной такое? – Мысленно ответил ей Борис Аркадьевич. Ведь тогда, в туалете – он отступил перед червячком.

Потому что понял что тот хотел ему сказать.

Про счастье. И ответил ему:

– Если ты так хочешь жить – то возвращайся в свою дыру и продолжай быть счастливым приятель. – Так и сказал ему.

После чего тихо повернулся и вышел из туалета.

И вот, сейчас на диване – он вспоминал это. И душевное спокойствие снова возвращалось к нему.

– Я правильно тебя понял, червячок? Что не нужно ни денег ни богатств для счастья. Ни яхт ни заморских яств. Ни солнца ни деревьев.

Ты же это хотел сказать мне. Что счастье – не в этом.

А в другом.

В том мире – что вокруг тебя. В его гармонии. Только в этом. И в ничем более.

Это и есть то – что стоит защищать.

– А значит – я буду счастлив тоже. – Сказал он тихо.

И высунулся из под одеяла.

– Что? – Не расслышала жена.

– Да так, ничего – улыбнулся Борис Аркадьевич.

И осторожно взял чай из её рук.

Истина

Мы все – убийцы.

Мы убиваем его ночью, за столом, за книгой, у телевизора.

Он – это время которое нам отведено для жизни.

Бесценное время. Которое мы ненавидим и… боимся.

Кто-то пьёт водку что бы убить его и забыться… что бы очередной день из его жизни как можно быстрее исчез, канул в лето.

Другой – принимает для этого наркотик.

Третий – смотрит весь вечер телевизор. Четвёртый читает книгу. А пятый – просто лежит на диване.

Мне уже за пятьдесят. И я часто думаю – что я делал все это время?… Что творил, создавал…

Да не же.

Я просто убивал время.

Теперь же, вспоминая что-то важное в моей жизни – к примеру смою первую любовь – я смотрю в зеркало и вижу себя, старика.

– Во блин! – Шепчу я. – А что было между этими событиями?

Только семечки и диван. И телевизор.

Наверное надо плакать.

А я – смеюсь.

Потому что я – обманул время.

И я прожил 50 лет.

В этом возрасте хочется чем-то гордиться.

Например детьми, или работой. Или машиной. Или дачей.

Я же горжусь… моей работой над биоритмами.

Однажды увлёкшись этой теорией, я смог довести её до логического завершения.

И разобрать все нюансы человеческой психики – как разбирают мотор. Да, простой мотор, только работающий не от свойств бензина а от свойств биоритмов.

В этой теории нет места душевным волнениям и страданиям. Ни безответной любви ни ревности. Ни загадкам человеческой души которые тысячи лет питали вдохновения многочисленных философов и психологов.

И которые – так и не смогли найти ответа.

Эта теория – находит ответы. Она смотрит на человеческую душу – как на механизм. В котором каждое волнение души человека, его способности, потребности и желания – можно просчитать заранее.

Биоритмы открывают те или иные шлюзы в человеческой душе – в определённое время. И когда надо – они же и закрывает их, и открывает – другие шлюзы.

Вот и вся загадка.

Я долго не мог поверить что у меня получилось. В отличии от тысяч всевозможных философов.

– Простите ребята, но этот ребус – разгадал я.

Что бы проверить насколько правильно работает эта теория – я даже ходил по кладбищу и проверял – с какой совместимостью похоронены семейные пары вместе, а с какой – раздельно.

Как выглядят могилы этих пар – какие из них богаче и ухоженнее?

А чьи – заброшенные.

Какие могилы родителей посещают дети, а какие – нет.

Я получил все ответы. И был шокирован насколько они совпали с теорией.

– Что я разрабатываю? Куда я залез? Кто позволил мне лезть туда куда ещё никто не залазил?

И тогда впервые страх закрался в моё сердце – не накличу ли я несчастье на себя? Своим любопытством и настойчивостью?

И я не ошибся.

Вскоре тысячи несчастий упали на меня и на всех кто был вокруг меня.

Мой дед – оказался в больнице, потом жена – в реанимации с перитонитом, потом её отец – с инсультом, потом я потерял работу, а мне пришлось уехать далеко – далеко… по внезапному призыву военкомата.

Я был в шоке. Действительность уничтожала меня и давила.

Не давая возможности даже на что-то надеяться…

В отчаянии я уже хотел уничтожить все свои изыскания и рукописи по биоритмам как вдруг… в одночасье все кончилось.

Как будто кто-то наверху, слегка повозмущавшись проверил мои теории и сказал – Ок! Пусть его теории идут в жизнь. Отпустите его.

Тут же внезапно мой дед выздоровел после рака, жена – после острой формы перитонита (хотя врачи не давали ей шансов на жизнь), а её отец – вдруг бодро встал после инсульта, что врачи назвали настоящим чудом.

Понял что все мои несчастия кончились, я начал искать пути как опубликовать мою рукопись – но увы… никто не понимал эту теорию. И не хотел читать рукопись.