Мартлет и Змей - Олег Яковлев

– Я от господина Остроклюва, – с порога заявил нежданный гость. – Прибыл проверить сохранность пленника.

– Вы ошиблись, уважаемый, – осторожно проговорил Ренти-младший. – Здесь нет никого. Не держим, знаете ли, против воли – это, я бы сказал, незаконно!

– Уймись Хейман, – незнакомец шагнул вперед, сбрасывая с головы капюшон. – Передо мной можешь не чиниться. Будь я из числа солдат барона, тебя бы уже ветер раскачивал в петле.

– Но я уверяю вас…

– Все нормально, мальчики, – поспешил подняться с кресла дядюшка Хэм. – Это не западня стражи. Господин… эээ… ваше имя позволите?

– Феахе. Ал Феахе, – представился вошедший. – Я прибыл от его светлости Остроклюва, чтобы проверить пленника и, в случае пребывания его в надлежащем виде, добавить вам к жалованью три сотни золотых. – В руках эльфа появился тяжелый на вид мешочек.

– Конечно-конечно, господин. – Дядюшка сам прошмыгнул на лестницу, ведя за собой гостя. – Прошу вас, не оступитесь – здесь нет ступени. А здесь голову пригните, уж будьте добры, – карниз низкий.

Эльф прошел следом за Хэмом Улыбкой на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице и спустя несколько минут, прошедших, пока старик возился с замком, оказался в небольшой комнатенке, заставленной старыми сундуками и горами пустых мешков. На полу, скрючившись, лежал черноволосый человек с кляпом во рту и накрепко обмотанный веревками. Глаза его были закрыты.

– Он без сознания? – спросил гость.

– Спит, ваша светлость. Моя супруженька дала ему настойку сонных трав. Так надежнее…

– Ты прав, Хейман. Что ж, все по чину, я немедленно доложу об этом господину Остроклюву.

Эльф направился вниз по лестнице, а старик, еще раз оглядев напоследок комнату, вышел и запер дверь.

Вскоре гость исчез, оставив обещанные деньги, а семейство Хейманов вновь вернулось к своим прерванным делам: картам, жареному кабану и выяснению отношений.

Лишь дядюшка Хэм Улыбка, прикрывшись книгой, начал быстро что-то писать на обрывке страницы… Дописав, старик поднялся со стула, погладил ключ от двери, висящий на шее, и подошел к камину. Там, на полке, засунув голову под крыло, спала большая черная птица, видавшая и лучшие времена: у вороны было несколько выдерганных перьев, а в пухе проглядывала проседь. Грубо разбудив птицу, Хэм с силой засунул ей в клюв письмо, от чего та едва не подавилась, взял ее и, отворив ненадолго ставни, вышвырнул в непогоду.

Тем временем в комнате наверху происходило нечто странное. И это, нужно заметить, весьма удивило бы как самого старого Хеймана, так и всех его родственников. Посреди комнаты появился рыжебородый кобольд с самодовольной усмешкой на широком безобразном лице.

Карлик, ступая на носочках, подкрался к спящему пленнику и начал распутывать веревки, затем достал кляп из его рта. Далее последовал черед одежды. Полностью раздев человека, кобольд с трудом взвалил его себе на плечи и подтащил к одному из больших сундуков, стоящих в углу комнатки. Отворив сундук, он засунул человека туда и закрыл крышку.

После этого кобольд извлек из-за пазухи склянку, которую дал ему Томас. Внутри колбы на плоском дне сидел, обхватив колени локтями, крошечный лысый человечек с закрытыми глазами. Поморщившись от отвращения, Ведриг снял с головы свой длинный черный колпак, осторожно завернул в него склянку и, затаив дыхание, стукнул по свертку своим огромным волосатым кулаком.

Колпак заглушил звон разбившегося стекла, и кобольд поспешил вытряхнуть на свет человека из колбы. И вовремя. Искусственно выращенный при помощи алхимии гомункулус, оказавшись на свободе, начал стремительно расти. Всего за несколько секунд он уже доставал Ведригу до пояса, еще пара мгновений – и он уже был ростом с Томаса. При изменении размеров тела со всем его остальным видом также стали происходить метаморфозы: из лысой головы начали пробиваться черные волосы, они стали удлиняться и расти, пока не достигли плеч. На пальцах рук и ног прорезались ногти, во рту появились зубы. Через мгновение разлепились глаза: в них обрисовались фиалково-синие зрачки.

Вскоре изменения завершились, и на полу перед кобольдом сидел, обхватив колени руками, совершенно обнаженный двойник лежащего в сундуке пленника. Применив недюжинную ловкость и смекалку, ведь одеть кого бы то ни было всегда тяжелее, чем раздеть, Ведриг сделал так, что гомункулуса стало невозможным отличить от того, кто только что лежал на полу. Теперь и искусственный человек был связан, в его рту появился кляп, даже поза была повторена до мельчайших деталей.

Завершив свои манипуляции и окинув внимательным взором результат своих трудов, карлик покивал своим мыслям, вытер пот со лба, вновь натянул на голову свой остроконечный черный колпак и исчез. Из запертого дома, где все начеку, ему было не выбраться, но он и не собирался. За ним еще было завершение всего действа: освободить подлинного Роланда и передать его Томасу. Признаться, нынешнее задание не входило в список самых простых и обыденных из тех, которые проделал Ведриг на своем веку. Он мог собой гордиться.

Неллике Остроклюв был в ярости. Нет, по внешнему виду эльфа этого было не сказать, но внутри него будто бы перетекала раскаленная лава, вздуваясь огненными пузырями и с ревом прокатываясь по выжженной пустыне, которую он когда-то именовал своей душой.

Саэгран предавался полуденному отдыху – он не любил середину дня, да к тому же на улице бушевала гроза. Он был облачен в длинные белые, свободные и невесомые, как птичье перо, подхваченное ветром, одежды. Расслабив все мышцы своего тела, он будто бы вплавился в походное ложе. Глаза эльфа были закрыты, а с лица стерты какие бы то ни было эмоции – сейчас он походил на покойника, завернутого в саван, а над ним как будто нависла оплакивающая его вдова.

Велланте и правда была здесь – сидела подле своего любимого и расчесывала ему волосы гребешком из драконьего зуба. Взгляд ее, медленно скользящий по лицу Неллике, был внимательным, но не навязчивым – он был не в состоянии пробудить эльфа от сна: ей казалось, что он спит. Меж ее тонких пальцев были нежно зажаты мягкие, как шелк, огненно-рыжие пряди, походящие на просочившуюся изнутри Неллике упомянутую лаву его души. Ровными, как безмятежный сон, и спокойными, как тихое озеро, движениями женщина водила гребешком по волосам, разделяя их на пламенные потоки, и любовалась им, не в силах отвести глаз.

Да, она думала, что он спит, а все потому, что он превосходно умел притворяться. Нужно уметь прикидываться для своих врагов, но важнее уметь это делать для тех, кто тебя любит, ведь именно они для тебя опаснее. Любящее сердце может стать бездонным источником как всепоглощающей мести, так и всесжигающей ненависти. «Иллэе Каэнкри», как сказал один из бардов ушедших времен: «Бойся сердца».