История Лизи - Стивен Кинг

— Я думаю, это сказал Шекспир, — прохрипела Лизи и проглотила три таблетки экседрина. Не знала, как много пользы они ей принесут, но вода была божественной, и она пила, пока желудок не свело судорогой. Лизи постояла, держась за край раковины бара её умершего мужа, дожидаясь, пока отпустит судорога. Наконец отпустила. Осталась только боль на разбитом лице и куда более сильная, пульсирующая боль в порезанной груди. В доме она могла найти что-нибудь посильнее бодрящих таблеток Скотта (хотя скорее всего тоже просроченное). Викодин, который прописали Аманде после её последнего акта членовредительства. Тот же викодин был у Дарлы, а у Канти — даже пузырёк перколета[95] Анди-Банни. Они все, и без всякой дискуссии, пришли к выводу, что Аманда не должна иметь доступа к сильнодействующим препаратам, потому что у неё может поехать крыша, и она примет всё и разом. Называйте это «Текиловым закатом».

Лизи знала, что попытается добраться до дома и викодина скоро, но не сразу. В прежней манере, широко расставляя ноги, с наполовину наполненным стаканом воды в одной руке и окровавленным вязаным жёлтым квадратом в другой, она дошагала до пыльной книгозмеи, где и села, ожидая, как подействуют на боль три таблетки просроченного экседрина. И пока ожидала, мысли её вновь вернулись к той ночи, когда она нашла Скотта в спальне для гостей… в спальне для гостей, но ушедшего.

Я продолжала думать, что никто нам не поможет. Ветер, этот долбаный ветер…

23

Она слушает, как этот убийца-ветер завывает вокруг дома, слушает, как снежные гранулы колотятся в окна, зная, что никто им не поможет… что никто ей не поможет. И пока она слушает, мысли её вновь возвращаются к той ночи в Нью-Хэмпшире, когда время словно остановило свой бег, а луна дразнила тени переменчивым светом. Она помнит, как открыла рот, чтобы спросить, действительно ли он может это сделать, может взять её с собой, а потом закрыла, зная, что это один из тех вопросов, которые задают, если хочется выиграть время… а выиграть время стараются только в том случае, если вы по разные стороны баррикады, не так ли?

«Мы по одну сторону, — думает она. — Если мы собираемся пожениться, нам лучше быть по одну сторону».

Но был ещё один вопрос, который она не могла не задать, возможно, потому, что в ту ночь в отеле «Оленьи рога» пришла её очередь прыгать со скамьи. «А что, если там тоже ночь? Ты говорил, что ночью там плохие существа».

Он ей улыбается.

— Нет, милая.

— Откуда ты знаешь?

Он качает головой, по-прежнему улыбаясь.

— Просто знаю. Точно так же, как собака ребёнка знает, что пора идти к почтовому ящику и садиться рядом, потому что вот-вот подъедет школьный автобус. Там время близится к закату. Такое там часто.

Она этого не понимает, но не спрашивает: один вопрос всегда ведёт к другому, в этом она убедилась, а время для вопросов прошло. Вот она и делает глубокий вдох, после чего говорит: «Хорошо. Это наш предсвадебный медовый месяц. Возьми меня в то место, которого нет в Нью-Хэмпшире. И на этот раз я хочу там осмотреться».

Он затушил наполовину искуренную сигарету в пепельнице и обнял Лизи, глаза его плясали от волнения и предвкушения… и как хорошо она помнит прикосновения его пальцев в ту ночь. «У тебя сильный характер, маленькая Лизи… я скажу об этом всему миру. Держись, и посмотрим, что из этого выйдет».

«И он взял меня туда, — думает Лизи, сидя в спальне для гостей, держа холодно-восковую руку мужчины-куклы, который устроился в кресле-качалке. Но она ощущает улыбку на своём лице (маленькая Лизи, большая улыбка) и гадает, как долго они там пробыли. — Он взял меня туда. Я знаю, что взял. Но произошло это семнадцать лет назад, когда мы оба были молодыми и смелыми, и он был рядом со мной, я могла на него рассчитывать. А теперь он ушёл».

Да только его тело по-прежнему здесь. Означает ли это, что он больше не может попасть туда физически, как мог ребёнком? Насколько ей известно, с тех пор как они познакомились, он время от времени попадал туда. А куда ещё, к примеру, он отправился в больнице в Нашвилле, когда медсестра не могла его найти?

Именно тогда Лизи чувствует, как его рука чуть напрягается. Это практически неуловимое ощущение, но он — её любовь, и она это чувствует. Его глаза всё глядят на тёмный экран телевизора поверх жёлтого афгана, но да, его рука чуть пожимает её. Это словно пожатие на расстоянии, и почему нет? Он очень даже далеко, пусть его тело здесь, и там, где он сейчас, он, возможно, жмёт изо всей силы.

Вот тут Лизи внезапно осеняет блестящая догадка: Скотт держит открытым канал связи с ней. Одному Богу известно, какой ценой ему это удаётся или как долго этот канал будет оставаться открытым, но пока он это делает. Лизи отпускает его руку и поднимается на колени, игнорируя иголочки, которые во множестве колют её затёкшие ноги, игнорируя холодный порыв ветра, который в очередной раз сотрясает дом. Она частично срывает со Скотта афган, чтобы просунуть свои руки между боками мужа и его висящими как плети руками, чтобы сцепить пальцы на спине и обнять его. Она занимает такое положение, чтобы её лицо оказалось на пути его невидящего взгляда.

— Перетащи меня, — шепчет она и встряхивает недвижимое тело. — Перетащи меня туда, где ты сейчас, Скотт.

Ничего не происходит, и она поднимает голос до крика:

— Перетащи меня, чёрт бы тебя побрал! Перетащи меня туда, где ты сейчас, чтобы я могла привести тебя домой! Сделай это! ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ, ВОЗЬМИ МЕНЯ ТУДА, ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС!

24

— И ты перетащил, — прошептала Лизи, — Ты перетащил. А я привела тебя домой. Будь я проклята, если знаю, как всё это должно сработать сейчас, когда ты мёртв и ушёл навсегда, а не просто стал тупаком в спальне для гостей, но вот в чём всё дело, не так ли? В этом-то всё дело.

И она представляла себе, как всё это могло сработать. Идея находилась в глубинах сознания, неопределённая, сокрытая пурпурным занавесом, но она там была.

Тем временем экседрин подействовал. Не так чтобы очень, но придал ей сил, и она, возможно, смогла бы спуститься в амбар, не потеряв по пути сознания и не сломав шею. А если ей удалось бы спуститься по лестнице, значит, она сумела бы добраться до дома, где хранились действительно сильные лекарства, если, конечно, они ещё могли оказать положенное действие. И лучше бы оказали, потому что ей предстояло многое сделать и побывать во многих местах. В том числе и в очень дальних местах.

— Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага, Лизи-сан, — сказала она себе, поднимаясь с книгозмеи.