Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— Да! Правильно. Слезы на глаза наворачиваются, — сказала Алла Михайловна.

— ...Послушайте меня: спокойной жизни они нам не дадут. Даже если они утихомирятся сейчас, они выползут, как крысы из своих нор, через некоторое время. Ими управляют уже чужие люди — кукловоды. Они видят, они видят западные границы нашей Беларуси здесь, под Минском, как в тридцать девятом, а не под Брестом. Этому не бывать! Мы станем все Брестской крепостью! Страну не отдадим!

— Не отдадим! — сказала Надежда Кирилловна. — Не станем на колени!

— ...Дорогие друзья, ценность этого действа еще и в том, что меня вдохновляет, что этим вы показали, кто в доме хозяин! Мы слышим их голоса, мы понимаем, что это меньшинство. Но и они должны считаться с мнением подавляющего большинства, с нашим мнением!

— Придется считаться, — сказал Егор Иванович. — Потому что мы олицетворяем жизнь и созидание, а они — смерть и ненависть. Они хотят изъять и перераспределить наши блага туда, на Запад, скормить их ненасытному молоху глобального капитала. И установить режим жесточайшего тоталитарного подавления простых людей, обычных рядовых граждан, вогнать их в кромешную нищету...

— ...Они долго будут помнить, что мы собрались здесь. Большое вам спасибо! Я стою перед вами на коленях впервые в своей жизни! Вы это заслужили!..

— Они не получат нашу страну, — сказала Наташа. — Никогда.

Углич, 16 августа 2020 года

Прапорщик внутренней службы Кирилл Рокотов поступил во ФСИН недавно, меньше года назад. Исправительная колония — одно из немногих мест в городе, где можно как-то заработать. К счастью, его двоюродный брат Сергей Ермилов был «кумом» учреждения, и поэтому через некоторое время после демобилизации Кирилла без особых проблем устроили на «зону». И это оказалось весьма кстати — поскольку как раз тогда создалась новая «ячейка общества».

С той, которая стала его спутницей жизни, Кирилл познакомился сразу после возвращения, в июне девятнадцатого. Прогуливаясь в воскресенье по берегу Волги, он забрел на городской пляж и увидел загоравшую на покрывале одинокую девушку в стильном бикини, которая ему сразу очень понравилась — симпатичное лицо, отлично сложенная фигура... Слово за слово — и стали встречаться. А потом поженились.

Работала девушка в местной больнице медсестрой. На двоих получали они, конечно, немного. Маша вообще жалкие гроши, а Кириллу, хоть и регулярно перепадали, так сказать, «коррупционные» от зеков, но он обязан был львиную долю полученного «заносить наверх». Брат сразу же объяснил ему правила игры и дал понять, что любой «вертухай» — часть большой отлаженной системы. В любом случае, жили от зарплаты до зарплаты, без излишеств.

Позавчера Маша сказала Кириллу, что ждет ребенка. С одной стороны это, безусловно, позитивная новость. Продолжение рода, как-никак. Но, с другой, понятно, что рождение детей в подавляющем большинстве случаев, если речь идет о российской провинции, — не что иное, как билет в нищету в один конец.

Жили молодые люди вместе с родителями Кирилла, в одной из двух комнат квартиры в старой кирпичной двухэтажке. Сами «предки» вскоре после частичного открытия границы улетели в Турцию — таксист и учительница откладывали целый год, чтобы более-менее отдохнуть десять дней. Вернуться должны в среду.

А недавно у Маши начались неприятности на работе. Неожиданно для себя она «прославилась» на всю страну. Только известность эта оказалась не очень-то приятной.

В ковидном отделении всех облачали в непроницаемый противоинфекционный костюм-скафандр. В жару — кондиционеров в этой захолустной больнице, конечно, не было и в помине — работать было просто невыносимо. И Маша решилась на небольшой «лайфхак» — надела под «скафандр» то самое бикини. Правда, не учла, что костюм просвечивает — да и вообще не придавала таким мелочам особого значения. Кто-то из пациентов снял ее, выложил в социальные сети — и пошла волна. Подхватили СМИ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А потом стали раздаваться ханжеские голоса «статусных» комментаторов. Особенно активен был депутат Госдумы, бывший главный эпидемиолог Вакарчук. Мол, это недопустимо, надо соблюдать дресс-код. Сам он такие комментарии предпочитал давать по телефону, сидя в комфортабельной пятикомнатной квартире в центре Москвы или нежась у бассейна на своей загородной вилле в подмосковной Николиной Горе.

Болезненно отреагировало и руководство. Как в лице облминздрава, так и в лице местных властей и больничного начальства. На моральные принципы чиновным фигурам было, конечно, наплевать, но они усмотрели в этом некий искусный с пиаровской точки зрения демарш — публичный намек на то, что сотрудники «на переднем крае», борясь с ковидом, вынуждены трудиться в совершенно невыносимых условиях. А сами чиновники, выходит, не обеспечивают людей должными средствами защиты, не прилагают усилий к тому, чтобы поддерживать в помещениях нормальный температурный режим.

И началась травля «сверху». Изощренная и ожесточенная. Травля начальства в отношении рядового беззащитного человека. И это в городе, где новую работу найти очень и очень сложно.

Подробностей мужу Маша, по жизни, в общем-то, небоевой, тихий и скромный человек, не говорила — лишь в общих словах обмолвилась, что ею «недовольны». Кирилл особого значения этому не придал — своих забот по службе хватало...

Прапорщик вернулся домой после смены, открыл ключом дверь.

В квартире было тихо. Только полосатый кот Васька как-то испуганно кинулся Кириллу прямо в ноги, странно, возбужденно мяукая.

Молодой человек скинул ботинки и поспешно прошел в комнату.

На двуспальной кровати неподвижно лежала его Маша. В том самом бикини, которое было на ней, когда они познакомились уже больше года назад.

Рука жены прикрывала номер одной из «желтушных» газетенок, повернутый статьей, которая рассказывала про этот «забавный» казус с «нарушением дресс-кода». Статью иллюстрировало, разумеется, то самое изображение. И там же был небольшой портретик депутата Вакарчука с его брюзгливым комментарием.

А на столике у кровати были разбросаны пустые упаковки из-под таблеток.

Минск, 17 августа 2020 года

Аудитория была настроена в целом настороженно, а многие — откровенно враждебно. Не как вчера. Чтобы убедить людей, нужно время.

Президент говорил не по бумажке, стараясь находить нужные слова.

— Самое страшное в жизни — это предательство. Я не хочу вас упрекнуть, что вы кого-то предали. Потому что я хорошо знаю, что происходит...

Он попросил поставить перехваченную запись разговора организаторов «общественного мнения» — собеседники обсуждали, как нужно сразу же «заряжать» толпу, чтобы люди начали кричать «пошел вон». «Главное, чтобы народ поддержал, не морозился, не боялся. Всех не уволят» — говорил один из кукловодов.

— Никогда вы от меня не дождетесь, чтобы я под давлением что-то сделал...

Робости перед толпой не было. Глава государства заранее знал, как его встретят, — о чем и свидетельствовала эта припасенная запись.

Уже можно обобщать наблюдения. Он был в курсе, сколько в сопоставимых ценах получают вот такие же рабочие в соседних странах. Там, где сохранилась промышленность, разумеется. И с учетом всех факторов, в том числе сырьевых и дотационных подпиток — на востоке и западе соответственно — можно было, оглядываясь на пройденный путь, сказать, что правительство сохранило экономику и ее суверенитет, не превратило ее в бессильный придаток глобального капитала, обеспечило достойный уровень жизни всего народа. Без деления на «господ» и «простолюдинов». Насколько это возможно. В любом случае, в Беларуси нет такого, чтобы рабочие вкалывают за гроши, а владелец завода покупает элитные яхты. Основные предприятия не приватизированы и работают на нужды всего общества.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И, получается, эти рабочие, пусть не все, но многие, хотят пойти по пути Польши сорокалетней давности. На Гданьской судоверфи они тогда выступили — разумеется, под влиянием Запада, с его организационной, информационной, морально-религиозной и методической поддержкой — против коммунистов. В конечном итоге, уже на общей волне отказа от социалистических завоеваний, социализм в Польше к концу восьмидесятых пал. А вместе с ним ушла в небытие и судостроительная отрасль.