Стрекоза в янтаре. Книга 2 - Диана Гэблдон

Тяжелые набрякшие веки еще раз приподнялись, на этот раз только наполовину, отыскивая чье-то лицо. И наконец он нашел его.

— Джонни, ты… так добр ко мне. Всегда, Джонни…

Мэри склонилась над ним, ее упавшие волосы закрыли его лицо. Джонатан Рэндолл, все с тем же каменным лицом, наблюдал за братом и своей женой. В комнате было тихо, лишь слышалось слабое потрескивание огня да приглушенные рыдания Мэри.

Я почувствовала прикосновение к своему плечу и подняла взгляд на Джейми.

— Останься с ней, — тихо сказал он. — Это ведь долго не продлится?

— Нет.

Он кивнул, глубоко вдохнул, медленно выдохнул и направился к Джонатану. Обняв его одной рукой, Джейми осторожно повернул застывшего Рэндолла к двери.

— Пошли, парень, — тихо сказал Джейми. — Я провожу тебя до дома.

Скрипнула перекошенная дверь — это вышел Джейми, сопровождая Джонатана Рэндолла туда, где ему предстояло провести в одиночестве первую брачную ночь.

Я закрыла за собой дверь нашей комнаты на постоялом дворе и без сил прислонилась к ней спиной. Темнело, с улицы доносились крики стражников.

Джейми стоял у окна, наблюдая за мной. Когда я вошла, то сразу, не успев снять плаща, очутилась в его крепких объятиях. Я прильнула к нему, благодарная за теплоту и силу, которые исходили от него. Он подхватил меня на руки и усадил на подоконник.

— Выпей, Саксоночка, — настоятельно сказал он. — Ты неважно выглядишь, да и неудивительно. — Он взял со стола флягу и что-то добавил, оказалось, это бренди с водой, но воды там, можно сказать, и не было.

Я устало провела рукой по волосам. Мы пришли на Ледиуок-Винд сразу после завтрака, а сейчас было уже половина седьмого. Но мне показалось, что прошло уже несколько лет.

— Он не долго мучился, бедняга. Как будто бы только и ждал, когда о ней позаботятся. Я отправила посыльного в дом к его тетушке; тетушка и две кузины пришли и забрали ее. Они же позаботятся и о… нем. — Я с благодарностью глотнула бренди. Он обжег мне горло, в голове моей что-то завихрилось, словно туман над болотом, но мне было все равно.

— Ну, теперь мы, по крайней мере, знаем, что Фрэнк спасен, — сказала я, пытаясь улыбнуться.

Джейми негодующе посмотрел на меня, рыжие брови сошлись на переносице.

— Будь он проклят, этот Фрэнк! — с яростью произнес он. — Будь прокляты все Рэндоллы! Джек Рэндолл, Мэри Хоукинс Рэндолл и Алекс Рэндолл — гм, я имел в виду, Господи, спаси его душу, — торопливо добавил он, перекрестившись.

— Ты ведь никогда не ревновал… — начала было я, но он с возмущением посмотрел на меня.

— Я притворялся.

Джейми схватил меня за плечи и слегка встряхнул.

— Будь проклята и ты, Клэр Рэндолл Фрэзер, — сказал он. — Да, я ревную, черт побери! Ревную к каждому воспоминанию, которое не принадлежит мне, к каждой слезинке, которая пролита не надо мной, к каждой секунде, которую ты провела в постели другого! Будь ты проклята! — Он вышиб стакан у меня из рук — я думаю, случайно, — прижал меня к себе и крепко поцеловал. Потом слегка отстранил и снова встряхнул. — Ты моя, черт тебя побери, Клэр! Моя, и до тех пор, пока мы живы, я не собираюсь делить тебя ни с человеком, ни с памятью, ни с чем-либо еще. И ты никогда не будешь упоминать при мне имя этого человека. Слышишь? — В подтверждение своих слов он снова с яростной силой поцеловал меня. — Ты меня слышала? — повторил он.

— Да, — несколько запинаясь, сказала я. — Если ты… перестанешь меня трясти, я, может быть… даже отвечу тебе.

Он покорно отпустил меня:

— Извини, Саксоночка. Это только… Боже, ну почему ты… да, да, понимаю… но разве ты должна… — Чтобы прервать этот бессвязный поток, я положила руку ему на голову и притянула его к себе.

— Да, — твердо сказала я, отстранив его. — Должна была. Но теперь все кончено. — Я развязала завязки своего плаща, и он упал на пол. Джейми наклонился, чтобы поднять плащ, но я его остановила:

— Джейми, я так устала, ты не отнесешь меня на кровать?

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, глядя на меня усталым, напряженным взглядом.

— Да, — сказал он наконец. — Да, конечно.

Вначале он был молчалив и резок, отголоски недавнего гнева обостряли его чувства.

— Ох! — в какой-то момент вскрикнула я.

— Боже, прости меня, любимая, но я не могу…

Я остановила поток его извинений, крепко прижавшись к его губам, чувствуя, как исчезает между нами минутное отчуждение, как растет взаимная нежность. Он целовал и целовал меня, кончик его языка нежно ласкал мои губы. Я коснулась его языка своим и обхватила его голову. Он не брился со вчерашнего дня, и его рыжая щетина приятно покалывала мои пальцы.

Он улегся рядом со мной, осторожно, на бок, чтобы не раздавить меня своим большим телом, и мы долго лежали так, прижимаясь друг к другу, и только наши языки вели нежный молчаливый разговор.

Живы и одни. Одни. И пока мы любим, смерть никогда нас не коснется. Алекс Рэндолл лежит в своей холодной постели, Мэри Рэндолл — в одинокой своей. Но мы здесь, и мы вместе, и это самое главное, нет ничего важнее этого.

Он обхватил мои бедра и притянул меня к себе, его большие руки ласкали меня, и дрожь, которая прошла по моему телу, бросила его ко мне, и мы стали единой плотью. Я проснулась ночью, все еще в его объятиях, и почувствовала, что он не спит.

— Спи, любимая. — Голос у него был нежный, спокойный и ровный; но, дотронувшись до его щеки, я почувствовала, что она была влажной.

— В чем дело, любимый? — прошептала я. — Джейми, я правда очень люблю тебя.

— Знаю, — тихо сказал он. — И пока ты спишь, позволь мне рассказать тебе о моей любви. Потому что, когда ты просыпаешься, я ничего не могу сказать — мне кажется, все мои слова кажутся тебе пустыми и глупыми. Но когда ты засыпаешь в моих объятиях, твои сновидения скажут тебе, что я говорю правду. Спи, моя любимая.

Я повернула голову так, чтобы мои губы касались его горла, там, где под маленьким треугольным шрамом медленно бился его пульс. Затем положила голову ему на грудь и отдала свои сновидения в его власть.

Глава 46

TIMOR MORTIS CONTUR ВАТ МE[10]

По мере того как мы все дальше продвигались на север вслед за отступающей шотландской армией, нам все чаще и чаще встречались люди. Одни, спотыкаясь, брели небольшими группками, низко опустив голову под злым, холодным дождем. Другие скорчились в канавах и под изгородями, слишком усталые, чтобы идти. Вдоль всей дороги было разбросано оружие и снаряжение; там лежал перевернутый обоз, вокруг которого валялись в лужах мешки с мукой, тут виднелась пара пушек, стволы которых матово поблескивали в тени дерева.

Погода стояла отвратительная, и это нас сильно задерживало. Было тринадцатое апреля; меня не покидало гнетущее ощущение чего-то ужасного. По словам одного из Макдоналдов, которого мы встретили на дороге, лорд Джордж и главарь кланов, а также принц и его советники все находились в Каллоден-Хаус или где-то около. Больше он не знал ничего, мы не стали его задерживать, и вскоре этот человек, двигаясь словно зомби — неуверенно и спотыкаясь на каждом шагу, — исчез в тумане. Питание стало еще более скудным, чем месяц назад, когда я была захвачена англичанами; дела явно шли от плохого к худшему. Люди, которые нам попадались, едва переставляли ноги, изнуренные голодом и трудной дорогой. И все же, повинуясь приказу принца, они упорно двигались на север, к тому месту, которое по-шотландски называлось Друмосское болото, по направлению к Каллодену.