Даурия - Константин Седых

Старик покачал головой, укоризненно спросил:

– Пошто так говоришь?

– А что такое? – удивился Василий Андреевич.

– Однако, говорить так только самый главный ваш начальник может. Его боятся, его слушаются. А тебя кто послушается, если ты шишка на ровном месте?

Василий Андреевич рассмеялся:

– Вот тебе раз! Да откуда вы знаете, Намжил Гармаевич, кто я такой? Может, я-то и есть главная шишка.

– Э, гражданин-товарищ, однако, брось смеяться. Где тебе в большом табуне главным бараном быть. Главный-то ведь у вас Лазоев будет? А с Лазоевым тебе где равняться?

– Да отчего же, Намжил Гармаевич?

– Оттого, что у Лазоева голова побольше твоей будет. Лазоев, говорят, беда башковитый. Сквозь землю видит.

Василий Андреевич и вылезший из-под машины Антошка невольно рассмеялись. Разобиженный их смехом, бурят сердито сплюнул, махнул рукой:

– Ну, прощайте. Спасибо за выручку, – ударив коня нагайкой с черенком из козьей ножки, он поскакал к своему гурту.

Василий Андреевич покачал головой и велел Антошке ехать быстрее на станцию.

На станции стояла знойная тишина полудня. Томясь от жары, все живое там искало в этот час благодатной тени, отсиживалось в помещениях, в распахнутых настежь воинских теплушках. Зеленый штабной вагон стоял напротив поврежденной снарядом водокачки. На ступеньке его сидел и клевал носом дежурный ординарец в расстегнутой гимнастерке.

Антошка бесшумно подкатил к самому вагону и тремя короткими резкими гудками известил о своем прибытии. Ординарец, гремя шашкой, спрыгнул со ступеньки, замер навытяжку.

– Какого черта как столб торчишь! – напустился на него любивший покомандовать Антошка. – Не видишь, что помощнику командующего умыться надо. Давай неси ведро воды, да похолодней, тетеря газимурская.

Ординарец схватил в тамбуре жестяное ведро и побежал на водокачку. Антошка глядел ему вслед, самодовольно улыбаясь. Из вагона вышел Лазо, как всегда бодрый и подтянутый.

– Как поездили? – спросил он, дружески улыбаясь Василию Андреевичу.

– Удачно, если не считать одного происшествия на обратном пути. – И Василий Андреевич рассказал ему о попытке неизвестных людей угнать овец у бурята.

– Так и знай, что это какие-то казаки отличаются, – сказал возмущенный Лазо.

– Нет, зря ты на моих земляков думаешь. Были это не казаки.

– Как же ты мог узнать об этом?

– Очень просто. Казаки никогда не обрезают своим коням хвостов. А эти все на куцехвостых конях гарцевали. Я таких коней у нас раньше не замечал. Думаю, что это какая-нибудь новая часть отличается.

– Едва ли, за последние дни к нам все пехота едет. А кавалерии давно не было.

– Разыскать этих мерзавцев надо. Сегодня же займусь этим.

– Обязательно: мародерство нужно выводить под корень, – сказал Лазо и спросил: – Ну, а как там аргунцы действуют?

– Вчера только растрепали наголову полк баргутской конницы! Если бы все части дрались у нас как они, давно бы мы покончили с атаманом.

– У нас не хуже дерутся и рабочие отряды. У них меньше умения, а стойкости и революционной сознательности гораздо больше, чем у казаков.

Василий Андреевич ничего ему не ответил, но чуть приметно улыбнулся. Знал он, что к казакам Лазо относится с предубеждением, как к людям, которые не раз помогали царю нагайкой и шашкой.

Запыхавшийся ординарец вернулся с полным ведром воды. Василий Андреевич разделся до пояса, и Антошка стал поливать ему на руки прямо из ведра. Умывшись, досуха вытерся, поблагодарил ординарца и Антошку и вместе с Лазо пошел в вагон.

– Как насчет того, чтобы пообедать? – спросил он у начальника хозяйственной части штаба, пожилого красногвардейца Аверьяныча.

– Сейчас сообразим, – заговорщически подмигнул ему Аверьяныч с таким видом, что можно было подумать, будто через минуту на столе появится по крайней мере жареный баран. Но вся суетня Аверьяныча закончилась тем, что он положил перед присевшим к столу Василием Андреевичем краюху черного хлеба и котелок с гречневой кашей. Каша была холодная, и положенный в нее кусок бараньего жира лежал и не таял.

– Да ты бы хоть подогрел эту размазню, – сказал Аверьянычу Лазо. – С такой еды у тебя Василий Андреевич ноги скоро протянет.

Аверьяныч схватил было котелок, чтобы идти разогревать кашу, но Василий Андреевич остановил его:

– Не надо, не надо. В такую жару холодное лучше.

Пододвинув к себе котелок, он принялся есть и похваливать невкусную, всем давно надоевшую кашу.

Пообедав, он велел подать себе коня и поехал выяснять, что за люди мародерствовали в степи.

Перед вечером в вагон к Лазо ввалился грузный и широченный в плечах мужчина с рыжими, торчащими, как пики, усами, с маузером на бедре и двумя гранатами у пояса. На ногах у него были лакированные с пузатыми голенищами сапоги, на голове дорогая каракулевая папаха с алым верхом.

– Здорово! – приветствовал он Лазо густым скрипучим басом.

– Здравствуйте, товарищ!

– Ты, что ли, будешь Сергей Лазо?

– Да, чем могу служить?

– Я Лавров, командир отряда иркутских анархистов. Прибыл сегодня с моими хлопцами бить Гришку Семенова.

– Очень рад, – вежливо, но сухо сказал Лазо, разглядывая Лаврова внимательными, ничего не упускающими глазами. А Лавров бесцеремонно развалился в кресле у стола, оглядел вагон и с сожалением произнес:

– А ты, паря, бедно живешь, очень бедно. Хвати, так гостя-то и угостить нечем. Не годится так командующему фронтом жить.

– Ну и что же из этого следует?

– То и следует, что не живешь соответственно чину.

– А вы что же, собственно, в гости ко мне прибыли или за назначением? – задетый его словами, спросил Лазо.

– Экий ты, братец, строгий. Сразу и в амбицию вламываешься, – принялся Лавров раскуривать фарфоровую трубку с длинным мундштуком. Раскурил, затянулся два раза и спросил: – Обедом-то, надеюсь, угостишь?

– К сожалению, кроме гречневой каши, ничего предложить не могу.

– Что же, сойдет и каша, если к ней соответствующее прилагательное сделать. Бутылка водки, думаю, найдется?

– Водки не держу. Так что ничего у нас с вами не получится. Давайте лучше о деле поговорим. Какой численности ваш отряд?

– Без малого восемьсот гавриков.

В это время в вагон вошел Василий Андреевич. Он громко рассмеялся:

– Не красноармейцев, значит, а гавриков. Что это за пренебрежительное отношение к своим бойцам?

– Кто это такой? – не удостоив Василия Андреевича ответом, не взглянув на него, спросил Лавров у Лазо.

– Мой помощник по политической части.

– Комиссар, значит? – иронически хмыкнул Лавров, шевеля усами. – То-то и суется во всякую дыру. И как только ты терпишь этого надсмотрщика над собой…

Густые черные брови Лазо сошлись у переносья, дрогнули обветренные губы:

– Это еще что за хамство, гражданин Лавров! Комиссары нужны нам для пользы дела, и они у нас будут. Агитацию разводить против них мы никому не позволим.

– Да целуйся ты со своими комиссарами, если уж так они милы тебе. Только в мой отряд их не присылай. Толку я в них не вижу.

Видя, что Лазо гневно нахмурился, Василий Андреевич сказал ему:

– Подожди, Сергей. Разреши мне потолковать с Лавровым.

– Не о чем нам с тобой толковать, – хмуро прорычал Лавров. – В разговорах ты, конечно, собаку съел, а хвати, так не знаешь, как у винтовки затвор собрать.

– Допустим, это правда. Но ведь ты и сам воевал до сих пор только на иркутских базарах. Видел я, как штурмовал ты со своими молодчиками в прошлом году там магазины и винные склады. Так что героя из себя не строй… А теперь скажи: зачем ты сюда приехал?

– В бабки играть, – ухмыльнулся Лавров.

– Ты зубы не скаль. Я серьезно спрашиваю: зачем ты пожаловал на фронт?

– Воевать приехал. Кажется, это каждому дураку ясно.

– Тогда получай у командующего предписание и сегодня же отправляйся на передовую. В тылу околачиваться нечего. Не успели твои молодчики появиться, как занялись мародерством.

– Откуда ты это взял? Во сне пригрезилось?

– К сожалению, нет. Сегодня твои люди пытались угнать у бурята овец и чуть не убили меня, когда я погнался за ними.

– Да не может этого быть! У меня насчет мародерства строго.

– Строго, не строго, а все следы ведут в твой отряд. Я это сам проверил сейчас.

– Ах они мерзавцы! Да я им за такое дело головы пооткручиваю, – с явным притворством возмутился Лавров.

– Головы им можете не откручивать, – сказал Лазо, – но арестовать их придется. Для суда над такими людьми у нас существует ревтрибунал.

– Понятно, товарищ Лазо, – сказал Лавров и, немного помедлив, попросил отвести для него участок на передовых.

– Хорошо. Участок вы получите, – жестко сказал Лазо, в упор глядя на Лаврова, – но вы обязаны соблюдать дисциплину и воевать, а не барахольничать. И еще одно: если мы сочтем нужным, мы назначим к вам комиссара.