Легенды Крыма - Народное творчество (Фольклор)

Легенды Крыма

Полный сборник

Редактор Олег Петрович Котельников

Составитель Петр Петрович Котельников

ISBN 978-5-4474-9525-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Письмо Магомету

У зависти немало слугНе делом славится, а слухом,Вчерашние подруга, другВ затылок дышат злобным духом.Незримо жалят, слово – яд,Подвластен дух, подвластно тело,Невзгоды многие сулят,Душа, глядишь, и отлетела.

Завидовали все Фатиме, когда она, первая красавица деревни выходила замуж за первого богача в долине. Все говорили; «Какая славная пара, особенно красива розовощекая, с черными, как сливы, глазами. Сама утренняя заря всю свою свежесть и краски подарила невесте. А, какая свадьба была! Такой богатой свадьбы давно никто не видел. Свадебный мугудек, обвитый дорогими тканями и шитыми золотом юзбезами, окружало более ста всадников. Горские скакуны, в шелковых лентах и цветных платках, обгоняли в джигитовке один другого. Сколько золотых монет было раздарено. Красота и зависть всегда вызывают зависть. Больше всех завидовала невесте бывшая подруга, обладательница черных, как ночь, и глубоких, как море, глаз. Завидовала и сглазила ее. Как только вышла Фатиме замуж, так и пришла болезнь к ней. Болезнь странная какая-то, невидимая. Боли молодая женщина не чувствовала, но чахла изо дня на день. Бледная, щеки ввалились, сил не хватало, чтобы руки поднять.

Звали лекаря лечить, звали муллу читать – не помогло. Возили на святую гору в Карадаг, давали порошки из камня с могилы святого – еще хуже стало.

Высохла Фатиме, стала похожа на сухую-пресухую тарань. А всего-то три года минуло после свадьбы. Это же надо, за три года из первой красавицы в мумию превратилась.

Перестал любить ее муж, дуется, сердится, что больная у него жена; говорит, как подавит виноград в тарпане, возьмет в дом другую жену. А в чем вина Фатиме? В том, что болезнь навалилась на нее?

– Отчего у греков, когда есть одна жена, нельзя взять другую, а у татар можно? – думала больная Фатиме, плача по ночам над своею судьбой незавидной – Отчего у одних людей – один закон, у других – другой?

Плакала Фатиме украдкой, боясь мужа раздражать. Пыталась улыбнуться ему, но лицо само по себе таким кислым становилось, словно лимон съела. А плакала не от боли, а от обиды потому, что знала, скоро привезут из виноградника последний виноград, и придет в дом другая, та самая подруга с черными глазами. Ее ласкать будет Аблегани; она будет хозяйкой в доме; будет обижать, насмехаться над бедной, больной Фатиме, в чулан ее прогонит.

– Нет, – решила Фатиме, – не будет того, лучше жить не буду, лучше в колодец брошусь.

Решила так, и ночью убежала к колодцу, чтобы утопиться. Яркая луна светила, светила и видела, как прячась, чтобы ее никто не увидел, подошла Фатиме к колодцу. Нагнулась женщина над водой и видит там, в глубине колодца, ангела смерти Азраила. Ничего не сказал он, только погрозил ей пальцем, взмахнул белоснежными крыльями, и унесся к небу, на юг. Улетая, ангел бросил ей только одно-единственное перышко от крыла своего. Поймала, прижала Фатиме то перышко к груди своей, стало на душе так легко, как никогда не бывало. Погружалась в сон она, слыша нежные небесные голоса.

Солнце позолотило вершины гор. Спохватились старухи, что нет дома Фатиме, бросились искать ее, и нашли на земле у колодца; в руках у нее было перо от крыла, белее лебединого. Чуть дышала Фатиме. По-всему видно было, что умирает она. Успела только слабеющим голосом рассказать старухам о том, что с нею случилось. Все женщины в селении жалели умершую, а, жалея, думала каждая о том, что и с нею такое может случиться. Заболеет, станет ненужной мужу она. Что сделать, как поступить, чтобы порядок такой изменить? Кому пожаловаться, кого просить? Надо письмо писать, а все женщины в селении – неграмотные. Думали, думали, наконец, вспомнили о том, что дочь эфенди в городе училась, ученою стала.

– Скажи, – спрашивали татарские женщины Зейнеп, дочь эфенди, – где такое написано, чтобы, когда жена больной, старой станет, муж брал новую в дом? Где такое написано?

– Как мужчины захотели, так и написали, – ответила рассудительно дочь эфенди. – Могли написать и не такое, все можно написать…

– Ты, Зейнеп, знаешь письмо, вот и напиши так, чтобы муж другую жену не брал, когда в доме есть одна.

Кому написать? – спросила Зейнеп. – Падишаху? Так тот только посмеется над письмом. Ему наш порядок не нужен. У него, у самого тысяча жен, даже больше…

Задумались женщины, вздыхая. Но нашлась одна, которая догадалась, что делать нужно, она и обратилась к Зейнеп:

– Скажи Зейнеп, кто оставил Фатиме перо? Ангел. Значит – пиши тому, кто с ангелами беседу ведет. Пиши Пророку. Хорошо только пиши ему. Все будут согласны. Кто захочет, чтобы муж взял молодую жену, когда сама старой станешь? Пиши. Все руку дадим.

– А пошлем как? – спросила дочь эфенди.

– С птицей пошлем. Птица к небу летит. Письмо отнесет.

– Отцу бы нужно сказать, посоветоваться? – проговорила Зейнеп, все еще сомневаясь.

– Дура ты, Зейнеп. Отцу своему скажешь – все дело испортишь. Другое письмо отец твой напишет, против нас напишет…

Уговаривали долго женщины Зейнеп, обещали самую лучшую мараму подарить и, наконец, уговорили.

Села на корточки Зейнеп, положила на колени бумагу и стала писать белым пером ангела письмо Магомету.

Долго писала, хорошо писала, все обстоятельно написала. Молчали женщины, пока перо скрипело, только вздыхали по временам.

А когда кончили – перо само улетело к небу догонять ангела.

Завязала Зейнеп бумагу золотой ниткой, привязала к хвосту белой сороки, которую поймали днем мальчишки, и пустила на волю.

Улетела птица. Стали ждать татарки, что будет? Друг другу обещали, не говорить мужьям, что задумали, что сделали, чтобы те не засмеяли их

Но одна из них не выдержала и рассказала мужу.

Долго смеялся муж; от него узнали другие мужчины, потешались над бабьей глупостью, дразнили женщин сорочьим хвостом. А старый местный мулла стал с тех пор плеваться, женщину завидев..

Стыдились женщины, – увидели, что глупость сделали; старались не вспоминать о письме.

Но мужья не забывали и, когда сердились на жен, кричали: – Пиши письмо на хвосте сороки.

Выросла молодежь и тоже, вслед за отцами, стыдила женщин. Смеялись и внуки. Все смеялись и, смеясь, не заметили, как не стало ни у кого двух жен, ни в Козах, ни в Отузах, ни в Таракташе – ни в одном селении долины. Что случилось?..

Может быть, баранина дорогой стала; может быть мужчинам стыдно стало, может быть ответ пророка на письмо пришел.

Стена крепости Мангуп

Надменная гордыня, спесьСклонялись перед силой,Тому примеров много есть,В Мангупе так происходило:

Если смотреть на стену крепости Мангупа со стороны ущелья Табана-дере, то можно заметить, что она перестраивалась когда-то. Видны следы позднего вмешательства, По-разному говорят о причинах, доводы в доказательства приводят, а ясности полной нет, как и ни было Говорят, и хочется тому верить, что стена эта была разрушена каким-то богатырем. Пришел он сюда из дальних северных стран, жену себе подыскивая. Донесся и до него слух, что у мангупского князя есть дочь – неописуемая красавица.

Явившись к Мангупу, богатырь, вместо того, чтобы руку, сердце предложить, перед будущим тестем фимиамы воскурить, как этого требовал этикет, в повелительной форме потребовал, чтобы князь показал ему девушку. Князь принял его совсем по княжески: выслал несколько воинов с приказанием принести и бросить к ногам княжеским голову дерзкого пришельца.

Но не знал князь, с кем ему пришлось на сей раз дело иметь, с кем вздумал он тягаться? Богатырь расшвырял кучку воинов посланных, как котят малых, направился к воротам Мангупа и опрокинул их. И этого ему показалось мало, он сбросил верхнюю часть крепостной стены, а вместе с нею засевших там княжеских слуг. Покончив с этим, герой снова потребовал привести красавицу, грозя превратить весь город в развалины. Перепуганный князь вывел свою дочь. Бледная, девушка, дрожала от страха, глядя на разгневанного исполина. Не лучший был вид и у владетеля Мангупа, стоящего с ней рядом..

Осмотрел невесту с головы до ног богатырь, гневные складки на лице его разгладились, глаза лучиться стали, и он, схватившись за живот, громко рассмеялся:

– Вот и верь теперь слухам! О какой красавице говорили, да это же самый настоящий заморыш…

Затем, пожелав девушке такого же тщедушного супруга, как она сама, он, не оглядываясь, быстро удалился.

Пораженный таким оборотом сватовства, князь Мангупа долго стоял, молча, потом покачал головой, и грустный направился во дворец. А когда починяли стену крепости, приказал вырубить на одной из плит надпись, восхваляющую людей сильных и великодушных.